Ее отвлек звук шагов на крыльце.

Нахмурившись, она закрыла холодильник и пошла в сторону гостиной, не удосуживаясь даже проверить, кто бы это мог быть. Было всего лишь два варианта: ее сосед слева, который жил в пяти милях дальше по дороге, держал коров, которые часто прорывались через его забор и забредали на поля Лиззи; или сосед справа, который жил в мили с четвертью от нее, и чьи собаки часто заходили к ней, охраняя свободно пасущихся коров.

Она начала говорить, открывая дверь.

— Привет, там…

Он не был ее соседом и не собирался извиняться за коров или собак.

На крыльце стоял Лейн, с еще больше растрепанными волосами, чем утром, торчащими в разные стороны, словно он пытался вытащить мысли из головы, пока теребил их. Он слишком устал, чтобы улыбнуться ей в ответ.

— Я решил у тебя самой спросить, хорошо ли ты добралась до дома?

— О, Господи, заходи.

Они обнялись, прижавшись друг к другу, она крепко обхватила его. От него пахло свежим ветерком, и над его плечом она заметила его криво припаркованный Porsche.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— Сейчас уже лучше. Кстати, я немного пьян.

— И ты приехал сюда? Это глупо и опасно.

— Знаю, поэтому и признался.

Она отступила на шаг назад, позволяя ему войти.

— Я собиралась поесть.

— У тебя хватит на двоих?

— Конечно, если тебя это протрезвит, — она покачала головой. — Никакого алкоголя за рулем. Ты думаешь, у тебя сейчас проблемы? Тогда добавь в свой список еще и статью «вождение в нетрезвом состоянии».

— Ты права, — он огляделся по сторонам, а затем подошел к фортепиано и провел пальцами по клавишам. — Боже, ничего не изменилось.

Она прочистила горло.

— Ну, я была очень занята на работе…

— Это хорошая вещь. Великолепная вещь.

Ностальгия отразилась у него на лице, пока он рассматривал ее старинные инструменты и одеяло, а ее простенький диванчик был самым лучшим, он даже не мог выразить словами.

— Поешь? —  подсказала она ему.

— Да, пожалуй.

Они вошли на кухню, он сел за ее столик. И вдруг, словно никогда и не покидал это место.

«Будь поосторожней с этим», — сказала она сама себе.

— Что бы ты хотел..., — она шарила в шкафчике и в холодильнике. — ...ну, например, лазанью, которую я заморозила шесть месяцев назад, с гарниром из начо чипсов, а на десерт мятное мороженое, которое я вчера только открыла.

Лейн не отводил с нее глаз, они потемнели.

Хорошооооооооооо. Очевидно, у него были другие планы по поводу десерта… и у нее внутри стало тепло, легче.

Она не стала прислушиваться к здравому смыслу. Избавление от жены была только верхушкой айсберга, и ей стоило об этом помнить.

— Мне кажется, это лучшее блюдо во всем мире.

Лиззи скрестила руки на груди и прислонилась к холодильнику.

— Я могу быть с тобой честной?

— Конечно.

— Я знаю, что Шанталь получила документы на развод. Я видела, не хотела, но так получилось, что я видела, как шериф вручил ей бумаги.

— Я же сказал тебе, что закончу это дело.

Она потерла лоб.

— За две минуты до этого, она пришла ко мне, планируя романтический частный ужин с тобой.

Он тихо выругался.

— Мне очень жаль. Но сейчас я скажу тебе тоже самое, что и говорил уже — у меня не будет с ней будущего.

Лиззи настойчиво и долго смотрела на него… он не двигался, даже ни разу не моргнул и не отвел глаза в сторону, при этом молчал. Он просто сидел за столом... пусть в конце концов за него говорят его действия.

«Черт побери, — подумала она. — Ей на самом деле, не стоит снова влюбляться в него».

Как только ночь опустилась на конюшни, Эдвард окунулся в свою повседневную рутину. Лед в стакан? Готово. Бухло? Вот оно… сегодня будет джин. Кресло? Вот.

Опустившись в кресло, он побарабанил пальцами по подлокотнику, не открывая пробку с бутылки.

— Давай, парень, — сказал он сам себе. — Смирись с этим.

Увы... нет. По каким-то причинам, дверь коттеджа манила его к себе больше, чем Бифитер, который ему стоило только открыть.

Хотя день оказался длинным, начиная с его поездки в Steeplehill Downs, чтобы проверить двух своих лошадей в Bouncin’ Baby Boy, в результате звонка от ветеринара и тренера, у которых оказались проблемы с сухожилиями. Вернувшись, ему сообщили о состоянии его пяти беременных кобыл, а также он просмотрел записи и счета от Мое. По крайней мере, хоть на этом фронте были хорошие новости. Второй месяц подряд, его деятельность была не просто самоокупаемой, а стала приносила прибыль. Если он сможет удержать этот уровень, он перестанет получить трансферы из трастового фонда матери, которая регулярно вливала деньги в его бизнес.

Он хотел стать полностью независимым от своей семьи.

На самом деле, первую вещь, которую он сделал, выйдя из реабилитационной больницы, отказался от своего трастового фонда. Он не хотел иметь ничего общего со средствами, даже отдаленно связанными с компанией «Брэдфорд Бурбон» и первым и вторым уровнем трастов, напрямую подотчетных «Главной управляющей трастовой компании». Он не знал про переводы матери в конюшни Red & Black в течение шести месяцев, пока приходил в себя и возвращал их к жизни. А если бы он не принял их на том этапе? Не было бы такого результата.

Прошло много времени, прежде чем кто-то, типа него, обладающий деловой хваткой, рискнул заняться бизнесом с лошадьми, и какими бы ни были у него сейчас увечья, его умение зарабатывать деньги осталось таким же.

Останется только один месяц, и он будет полностью свободен.

Господи, сегодня он чувствовал себя более измотанным, чем обычно… и эта постоянная боль. Может, усталость и боль идут в одной упряжке?

А он все сидел в кресле, не открывая бутылку.

Он поднялся на ноги, опираясь на трость и заглянул за штору, закрывающие его окна, как только он перебрался сюда. Снаружи была сплошная темень, только большие прожекторы над конюшнями создавали круги света среди этой черноты.

Чертыхаясь себе под нос, он захромал к входной двери и открыл ее. Постоял пару секунд и прихрамывая вышел в ночь.

Эдвард медленно двигался по траве, оправдывая себя, что собирается взглянуть на кобылу, у которого возникли проблемы. Да. Именно за этим он и вышел.

Он вышел не для того, чтобы проверить Шелби Лэндис. Неа. Он совершенно не беспокоился о том, что она не покидала ферму весь день, и это означало, что у нее, наверное, не было даже еды. Он также не собирался проверять, есть ли у нее горячая вода, поскольку после двенадцати часов таская тачку, на которой она перевозила мешки с зерном, размером с ее тележку, и сено, скорее всего у нее болят все мышцы и ей просто необходим хороший душ.

Он был абсолютно настроен положительно…

— Черт побери.

Даже не задумываясь он уже стоял у бокового входа в конюшню B... где находился офис, а также лестница, которая вела к ее квартирке.

Ну, учитывая, что он уже был здесь... он может просто поинтересоваться, как у нее дела. Конечно же, только из-за хорошего отношения к ее отцу.

Он непроизвольно провел рукой по волосам и повернул ручку…

Ладно, возможно, ему стоит подстричься, чтобы как-то лучше выглядеть в глазах своего персонала.

Тут же включился свет, работающий от датчиков движения, стоило ему войти в коридор, и балки старого сеновала нависали над ним, как горы, которые ему придется преодолеть, чтобы подняться наверх. И его пессимизм естественно был обоснован: ему потребовалась передышка на полпути. И еще одна, когда он достиг верха.

И тут он услышал смех.

Мужской и женский, доносившийся из квартиры Мое.

Нахмурившись, Эдвард покосился на дверь Шелби. Шаркая ногами, он приблизился и приложил ухо к двери. Тихо.

Он беспокоился также, как и Мое? Он слышал голоса, сильный южный и растягивающий слова, переливчатый, как скрипка или банджо в оркестре.

Эдвард на мгновение прикрыл глаза и навалился телом на закрытую дверь.