Объявившись у крохотной Джербы вблизи тунисско-ливийской границы, яхта Ника Флеминга взбудоражила весь этот сонный островок. Убийца держал ухо востро. Немалые чаевые консьержу из отеля позволили ему получить информацию о том, что у миссис Флеминг заболели зубы и что в течение часа она вылетит на вертолете в Тунис, оттуда личным самолетом отправится в Рим, где ее уже ждет доктор Джанфранко Спада, дантист, обслуживающий супербогачей. «Нет, вы только на это полюбуйтесь! — мысленно изумился убийца. — Лететь в Рим за пустячной пломбой! Впрочем, ей даже повезло: зубная боль спасет ей жизнь».

Миссис Флеминг подошла к перилам борта яхты и оперлась на них, наслаждаясь прелестью утра. Убийца не сводил с нее бинокля. Вдруг он понял, что она тоже смотрит на него. Она выпрямилась и, обернувшись назад, сказала что-то матросу, который сразу же исчез с палубы. Не прошло и минуты, как он вернулся и протянул миссис Флеминг кожаный футляр. Она извлекла бинокль и направила его на убийцу.

«Спокойно, — сказал он себе, опустив бинокль. Она меня не знает. Тем не менее лучше поскорее убраться отсюда».

Не теряя времени, он пошел с берега к своему отелю.

Но убийца ошибался, думая, что его не узнали. Ошибался, по крайней мере, наполовину. Миссис Флеминг успела разглядеть его лицо настолько, чтобы понять: оно ей знакомо.

Она была уверена, что видела этого человека раньше.

Джерба — удаленный на небольшое расстояние от тунисского побережья островок, безмятежно греющийся под лучами южного средиземноморского солнца. В нескольких сотнях километров от Джербы, посреди маленького пустынного городка Эль-Джем, возвышается второй в мире по величине Колизей. Его ярусы и арки неплохо сохранились в сухом климате пустыни. Это строение напоминает о том, что в свое время Тунис был одной из житниц Римской империи. В 1881 году Франция «оккупировала» Тунис, взяв на себя долги продажных турецких беев^[2], и даже спустя годы после обретения Тунисом независимости французский язык остался там повсеместно распространенным. Оливки, фосфаты и дары моря вносят свой вклад в экономику страны, но основной ее статьей доходов является туризм. Застройщики этих мест уже поговаривают о Джербе как о втором Солнечном береге.

Причина того, что яхта Ника Флеминга бросила якорь у Джербы, заключалась в том, что «Титан смерти» серьезно подумывал построить на этом тунисском островке курортный отель.

За преступления хорошо платят: убийца много работал и благодаря этому стал богатым человеком. Он всегда был с иголочки одет и ездил только первым классом. Причем делал это не только потому, что очень любил красиво пожить. Просто он знал, что большинство людей ошибочно считают, что профессиональный убийца не может себе позволить ни сорочки от «Торнбулл энд Ассер», ни номер в парижском «Ритце» или в лондонском «Конноте». А в мире, который бредит только деньгами, даже кажущееся благополучие способно создать вокруг человека ореол респектабельности. И считается, что хоть богача могут убить, сам он никогда не пойдет на убийство.

Убийца остановился в лучшем отеле острова. Несмотря на то, что он родился в Дюссельдорфе, в семье армейского капитана, в 1925 году, теперь в его кармане лежал швейцарский паспорт, а с персоналом отеля он объяснялся по-французски. Он выдавал себя за некоего Луи Арно, текстильного дельца, приехавшего из Женевы. Цель приезда — отдых. Его комната с куполообразным потолком имела собственную террасу, выходившую на пляж, по которому тем утром ему довелось прошагать пару миль, встретив по пути лишь тунисца-рыбака и бедуина-погонщика скота. Кухня в отеле была превосходная, но с наступлением вечера он не пошел обедать, а остался у себя в номере. Прежде чем загнуть, он установил будильник на своих ручных часах на одиннадцать. Когда сигнал разбудил его, он скинул с себя все вплоть до плавок и в течение сорока минут ломал свое тело упражнениями, специально составленными для него одним австрийским гимнастом.

Приняв душ, он отыскал свой чемодан из верблюжьей кожи и достал оттуда квадратный прорезиненный сверток. В следующую минуту из этого свертка появился на свет черный водолазный костюм, который он и натянул на себя. Ласты, маску, специальные присоски и водонепроницаемую кобуру с автоматическим браунингом 22 калибра и глушителем он решил донести до пляжа в руках.

В тех случаях, когда предстояла «большая» работа, как сегодня, он не использовал редких типов оружия, которые легче выслеживала полиция. Для поражения с близкой дистанции пушка 22 калибра вполне годилась. При попадании в лоб пуля не выходит через затылок, а рикошетит внутри, быстро превращая человеческие мозги в собачьи консервы.

Убийца уже знал, что к десяти вечера в отеле становится пустынно: после обеда на Джербе нечего делать, кроме как ложиться в постель и заниматься любовью.

Он выключил у себя свет, вышел из комнаты, спустился в пустой сад во дворе и пошел в сторону пляжа. На улице стояло самое начало марта, и поэтому ночь была прохладной. Но ветра не было, и мелкие средиземноморские волны лениво набегали на песок. Облака наползали на луну, похожую на отрезанный кусок дыни. Редкие лампы ночного освещения отеля и удаленные бортовые огни яхты были скудными источниками света.

Убийца натянул ласты, приладил маску и вошел в воду. Когда стало выше колен, он оттолкнулся от дна и поплыл к «Сизпрей». До яхты было около пятидесяти ярдов.

Старик вяло ковырял вилкой салат в столовой своей яхты. Ник Флеминг никогда в жизни не убивал времени, но само время убивало его, и ему это было хорошо известно. Однако о смерти он думал без раздражения. Семьдесят пять лет жизни на этой планете — срок более чем достаточный. Напротив, он скорее ждал смерти как акта, способного удовлетворить любопытство. Крайнее любопытство. Если это будет просто забытье, как он был убежден более чем вполовину, то смерть явится квинтэссенцией всех земных удовольствий. Если же правы ортодоксальные религии и эта минута станет началом отчета за земные дела… Что ж, «разбирательство» в отношении него обещает быть интересным. Но телесная слабость в нем, живом человеке, вызывала обиду. Ему все еще приносил наслаждение секс. Правда, после перенесенного недавно легкого сердечного приступа врачи посоветовали ему «потише двигаться», а ведь соблюдение этой рекомендации отнимало значительную часть удовольствия от любовных утех. Секс — не такая уж веселая шутка, если тебе известно, что он может отправить тебя в могилу. Об этом Ник очень сожалел, потому что любил свою третью жену так же пылко, как и первую. Он всегда любил с той же страстью, с какой жил.

В одиннадцать он лег в двуспальную постель в своей хозяйской каюте. Некоторое время он пробовал читать, потом погасил свет и постарался уснуть. Ему очень недоставало сейчас присутствия жены. Его мысли обратились к прошлому, к истории их любви. Он стал вспоминать свою жизнь, которая была переполнена — в сравнении с жизнью среднего человека — минутами волнений и опасности. Именно благодаря винтовкам, патронам и танкам, выпускавшимся его компанией, он оказывался в самом центре великих событий и потрясений XX века. Именно им он был обязан своим богатством и могуществом.

Две мировые войны, корейская, теперь еще эта роковая ошибка — вьетнамская… Причем с каждой новой войной роль, которую играл в них Флеминг, все возрастала. Он был знаком со многими первыми фигурами XX столетия, находился в центре самых глобальных в историческом масштабе событий века.

Воспоминания утратили четкость. События смешались в его стареющем мозгу, словно ингредиенты в густом вареве, которое зовется Временем. Но на самом дне этой чаши одно воспоминание осталось нерастворенным в общей массе: то холодное ноябрьское утро на рубеже века, когда мать взяла его с собой в запретный викторианский особняк в Пенсильвании. В тот мрачный дом, который хранил тайну начала его жизни.

Это воспоминание никогда не потускнеет.