В частности, зимой работал один из заводиков, где часто тёрлись грызи-химики - там из желудей гнали дубльные вещества для производства клоха. В морозы работа там кипела как чай в котелке, так что имелись специальные ответственные уши, следившие за рабочим временем и когда оно выходило, выгонявшие грызей домой. Печка заводика дымила круглосуточно, как на пуху, и даже посередь ночи во дворе возились и поцокивали. Зато летом можно было целыми неделями не услышать ни единого грызя, разве что бригады строителей появлялись подлатать постройки, пока никто не мешает. В разгар лета так выслушило всё цокалище, так что дубильный завод отнюдь не был уникален.

Пройти оказалось проще чем до этого, но всё равно ноги месили грязь - уже не ледяную кашу, но всё таки грязь, потому как окончательно всё высохнет, может быть, вообще только когда снова замёрзнет. Лето на лето не приходилось, и могло быть как засушливым, так и дождливым. Грызи кстати цокнуть работали и над этим, собирая данные о том, как можно предцокнуть погоду, и кое-какие результаты имелись. В частности, все знали погодомеры, сделанные из перьев и растительных волокон - намотанные на щепку, они определённым образом изгибались при изменении давления, работая как барометр, и тем помогали предугадывать погоду.

Пока же погода была солнечная, свежий тёплый ветерок выдувал из леса остатки мороза, и белки вспушались и ловили ушами живительные лучи. У грызя имелось полезное расположение глаз на голове, так как он мог одним пыриться на Марису, а другим на изумрудную зелень листочков и травки - и слышимо, в центре головы это накладывалось одно на другое, составляя бесконечно большую величину Хрурности.

- УИ, сморчаки!! - громко цокнула Пушира, ломанувшись в кусты.

- Пошевели хвостом, убегут! - напутствовал Лущик.

Это были первые весенние грибы, похожие на сморщенные коричневые мешки в пару лап размером - впрочем, своим видом они вполне намекали на кормопригодность. У грызей, которые не особенно объедались, заурчало в животах и в рот побежали слюни - тем более, это не какие-нибудь там сухари, а сморчи! Которые даже изо всех грибов отличаются отменным вкусом, следует заметить. Пуши немедленно сошли с тропинки и прочесали участок леса, набрав очень прилично продукта, после чего отошли в сторонку, разгребли игольник и запалили костерок из хвороста. В воздухе крайне располагающе понесло дымком, а потом и грибным бульоном, к тому же у Пуширы имелся сушёный чеснок для приправы и соль. Правда, солить и чесночить следовало отнюдь не сразу, потому что первый и второй бульон просто выливался напух, ибо в него из сморчей выходила горечь, неполезная организму и невкусная - а без горечи грибы становились первосортными! На запах прилетел какой-то крупный птиц, уселся на ветку невдалеке и попыривался глазом на котелок и белок - хотя могло так статься, что на белок и котелок; Макузь выловил пару кусков и отнёс на бревно подальше, пущай клюёт. Птиц грузно слетел и стал пущай клевать.

- Наблюдается толстощёчие! - озабоченно цокнул Лущик, налопавшись грибов.

Под толстощёчием он как всегда имел вслуху тот факт, что в Лесу хоть не грызи - корм, солнышко, пушнина, и всё точно в пушнину.

- Подумаешь, - фыркнула Мариса, - Оно с самого начала наблюдается, и ничего же?

Судя по тому что на ветке сверху дремала на солнышке мелкая векша, ещё как.

- Ну это сейчасушки, - заметил Макузь, - Потому как слегка шевельнули хвостами зимой, а то были бы сейчас тощие и голодные, как медведи, а это не особо похоже на тостощёчие.

- Эт да, - подтвердила Мариса, - У нас в прошлом году Житный вылез весной - вообще в никакашку!

- Так что цокаем верной дорогой... кстати, верной ли дорогой мы прём? Что-то не слыхать избы.

- Мы к реке забрали, избы не будет. Вон там, - лениво показал в лес Лущик, - Жужжалкина гарь.

- Дюю, гарь... - поёжилась белочка.

Гарь действительно была не самым пуховым местом, зато оттуда можно было без зазрения совести вывозить тонны древесного угля и распахивать большие площади под корм. Правда, в основном распахивали не под корм, а под всякие промышленные растения - например коноплю, из которой делали волокна для клоха, а где сыро - насаживали ивняк, который потом срезали в качестве хвороста для топок. На гари можно было возиться лет десять, а потом следовало просто забросить - и на месте пустыря быстро поднимался новый лес, сначала лиственный, потом хвойный. Грызи уделяли огромное внимание противопожарным мероприятиям, потому что точно знали - случись засушливое лето и хоть одна сухая гроза, пожар мог уничтожить такие участки леса, что хоть не грызи. Для этого приходилось пробивать просеки, а дерево, выпиленное с них, шло на промышленные нужды; кроме того, каждая просека давала возможность вытаскивать с широкой полосы леса сушняк, которого там навалом, и получать воистину невгрызенные количества топлива.

- Йа как окину всё ухом, у меня раскоряка, - признался Макузь, - Одни вопросы! Типа что такое луна и почему волк это волк, а не курица.

- Не оригинален ни разу, - фыркнула Мариса, - У меня тоже.

- Ну, кажется мы этим и занимаемся? - хмыкнул Лущик.

Они этим и занимались. По большому счёту, прокормить грызя и обеспечить ему жильё было несложно, и даже самые древние сообщества белок уже справились с этим. Дело было не в росте производительных сил, а в отсутствии неограниченного потребления: никакому грызю не придёт в голову городить себе вторую избу, если есть первая, и накапливать барахло, как сорока в гнезде. Исходя из этого, цокалище производило прорву избыточных ресурсов, которые следовало направить. На предыдущих первомайских собраниях белконаселение, не без подсказок из других цокалищ, решило направить деятельность именно на раскрытие вопросов. И про луну, и про волков с курами. Чтобы иметь возможность работать над вопросами, грызи должны были меньше времени тратить на корм и жилище - что и обеспечивалось организованным сообществом. Ну и вслуху этого, все четверо наличных пушей потирали лапы и потряхивали ушами.

Белушка по приходу в цокалище убежала к своим родичам, так что на растерзание по поводу дёгтя были отданы уши Макузя. Почувствовав явное утомление в них, в ушах, грызь понял, что получить передёготь это одно, а объяснить другим грызям - совсем другое, и годна для второго более всего именно Мариса, а не он. В общем это было давно известно и применялось на практике - одно грызо пилит жажу, а другое доцокивается. Потому как знать слова - это ещё отнюдь не значит уметь чисто цокать и ясно слышать; у Марисочки были все признаки и того, и другого, так что грызо это было ценное во всех отношениях.

Как бы там ни бывало, Макузь кое-как цокнул что требовалось и ввёл причастных ушей в режим хохолка дыбом. Та же Майра Вспухина просто подняла хохол так, что на неё уставились: вообще у белки была гривка обычного светло-рыжего, так цокнуть соснового цвета, а тут она враз превратилась в попугая!

- Так, спокойно, - цокнула себе Майра, закрыв глаза, - Без апуха...

Когда хохол опустился, она уже более спокойно расспросила и Макузя, и Лущика, и Пуширу, а за неимением Марисы - снова Макузя. Вдобавок Майра была далеко не одна, кому нужны были уши грызей, так что те стали подумывать об утекании. Делу это никак бы не повредило, потому что не менее пяти дней они потратили на составление подробного письменного отчёта о передёгте. Пушира в самую нулевую очередь пошла в копировальню и отпечатала по две копии каждого листа, потому как писать всё это снова - уши завянут.

Встреченные в учгнезде, а точнее рядом, потому как погода отличная, Зуртыш с Речкой тоже потрепали уши, а также поведали об открытии истечения горючего газа из древесины при её нагреве. Это имело далеко отлетающие последствия, учитывая что всё топливо производилось именно путём нагревания древесины, пока не получится сухой уголь - калорийности у него было чуть меньше чем у полена, а вес в разы меньше. Вообще же грызи больше ржали, потому как были рады услышать друг друга после перерыва - судя по звуковому фону, они были не оригинальны в этом.