Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Так прошло семь дней. Течка закончилась, но желание, хоть и притупилось, не исчезло до конца. И он это видел. Каждый вечер он относил меня на ложе, и я спал с ним, мы стонали так громко, что это было слышно в соседних шатрах. Он обучал меня всем прелестям этой науки, а я оказался самым старательным учеником, которого можно было только найти.

Сейчас я смотрю на одиннадцатилетних мальчишек и думаю, ну как можно с ними спать? Но тогда я не думал... Да и если бы думал... Я был пленником, рабом.

Так прошел месяц. Я не слишком думал о будущем, наслаждаясь телом белого оборотня. Я был практически счастлив. Однажды днем я варил обед возле шатра и услышал крики. Гарольда в этот момент рядом не было, но мое любопытство было слишком велико, и я пошел посмотреть, что происходит. Это был один из тех редких дней, когда я позволил себе перемещаться по поселению без его разрешения. Один из оборотней куда-то тащил омегу моего племени, мальчишку, лет четырнадцати. Тот упирался, что-то кричал. Вообще эта пара мне давно примелькались, я видел, что у них отношения похожи на мои с Гарольдом. А в последние два месяца у мальчишки начал расти живот. И сейчас он был хорошо виден, да и омега поправился, перестал быть таким худеньким как раньше. Мальчишка упал на колени, плача и о чем-то умоляя, но белый оборотень вытащил меч и проткнул ему горло. Беременному. Мне стало плохо. Кажется, я упал в обморок.

Очнулся я в шатре, рядом сидел Гарольд и сурово на меня смотрел. Я уже открыл рот, чтобы рассказать, что увидел, но он начал говорить сам. Впервые он говорил так долго. Он не пытался меня успокоить, сразу выложил как есть. Что с омегами из Черного племени развлекаются, пока не увидят явную беременность. А потом развлекаться с мальчишкой не интересно - живот мешает. Ну а ребенок вообще большая проблема, он же от раба родится, куда его? Поэтому омег рано или поздно и убивают.

Я тут же кинулся ему в ноги. Плакал я не хуже, чем тот мальчишка, я просил, умолял, чтобы он меня пощадил. Каково знать, что тебя убьют через какие-нибудь три-четыре месяца? А то, что я беременный, я даже не сомневался. Мы всю течку с ним не отлипали друг от друга. Знаешь, и ведь Гарольду стало меня жалко. Он вытер своей огромной ладонью с моего лица слезы и повел к шаману. Тот меня поил какой-то гадостью несколько дней, отчего сильно кружилась голова, тошнило и болело всё тело. На восьмой день у меня пошла кровь, живот скручивало так, что я думал, что умру. Но я не умер. Меня вернули к Гарольду пустым. И все началось по новой. Мы жили год вместе, и, веришь, я ведь после этого всего так и не забеременел. Подействовала отрава.

Но Гарольд ко мне привязался. Однажды он укусил меня за загривок и сказал, что никогда не отпустит. Оставил метку. На рабе. Даже сейчас я не понимаю, почему он это сделал. Неужели любил? А я и не помню, что тогда чувствовал, та история с убийством беременного омеги меня здорово встряхнула. Я не мог забыться, понимал, кто я и где. Наверное, это и было моим взрослением. Но, знаешь, никогда, никогда мне не приходило в голову убить Гарольда. Может, я его на самом деле любил?

По крайней мере, когда его убили, я плакал. И хотя мое горе было несколько эгоистичным, я ведь потерял хозяина, опеку, но в то же время я думал о том, что больше никогда, никогда не увижу его стальных глаз, не покрою поцелуями его руки, грудь, лицо. Но я не мог долго плакать. В Белом племени возник вопрос, а нужен ли я в принципе. Раб лишился хозяина. Несколько воинов решали мою судьбу. А я не хотел умирать, и, хотя на меня навалилось горе, я не знал что делать и перспективы были не утешающие, я всё равно мечтал выжить. Я страстно и унизительно хотел вернуться домой. Я помнил о родине, хотя и старался не думать о родителях и оставленном доме. Было стыдно.

Белым оборотням было проще меня убить. Но я предложил им одну ночь, всего одну ночь, после которой они бы решили, действительно ли это так необходимо. Они дали мне шанс, и я этим шансом воспользовался. Ты когда-нибудь обслуживал четырех человек за ночь? Хотя, глупый вопрос. Ты не познал другого мужчину, кроме Арена. А я развлекал их. Работал ртом, руками, подставлял попку. Не поверишь, одного я даже утомил. В свои-то двенадцать лет. Ты спросишь, откуда у меня было столько сил? Ну, во-первых, я же не развлекаться к ним ходил, а во-вторых... Я всё-таки развлекся. Мне нравилось с ними спать. Я получал удовольствие от прикосновений, от проникновения, я был страстный, и не только во время течки. Не буду долго расписывать, но я стал штатной шлюхой вашего племени, настолько втеревшись в доверие, что они перестали следить за мной. Чего я и добивался. В одну из ночей я переспал с часовыми, вымотал их, а когда они заснули, не отказал себе в удовольствии перерезать им горло, спящим. За того мальчишку, которого убили. Конечно, нужно было прикончить и того оборотня, но к тому моменту он погиб сам.

Я сбежал. Три дня я путался, плутал, но инстинкт привел меня к родному племени. К тому моменту мне уже было тринадцать. За два года меня успели не только мысленно похоронить, но, кажется, даже забыли, что я существовал на белом свете. Но я не обиделся.

Папа-омега был жив, он всё равно ждал меня, хотя шансов меня увидеть у него было мало. Но я вернулся, и был рад этому, но, знаешь, первое время я их очень боялся. Своих соплеменников. Меня отвели к Беону. Оказывается, я был первым пленником, который смог сбежать. И я знал, что там внутри, структуру, привычки воинов, защиту, многие вещи, важные в военном деле. Ведь пленные белые оборотни не были слишком разговорчивы, а тут прямо подарок. А еще у меня Беон спрашивал, как я выжил. И я всё рассказал, как есть. Он слушал мрачно, но не смея осудить меня, а у меня сердце выскакивало из груди. Рядом с ним сидел Феофил и тоже слушал. Они с Беоном всегда были очень близкими друзьями. Вождь и лекарь... Беон попросил осмотреть меня. Знаешь, даже тогда, спустя год после смерти Гарольда, метка еще была на моем теле. Феофил, помню, очень удивился, когда вообще ее увидел, а я... Я вдруг понял, что это моя пара. Наверное, тогда метка и начала исчезать, когда я перестал тосковать по Гарольду. Я был слишком юн, память гибкая, и я полез к Феофилу, со всей своей приобретенной вульгарностью, не краснея. Именно полез. Ответил он так грубо, что я потом несколько лет боялся показываться ему на глаза. Мне было больно, но знаешь, после того, что я пережил в плену, меня было сложно чем-то серьезно расстроить. Я окаменел какой-то частью души, и зажил дальше, привык.

Папа сначала обрадовался, что я вернулся, но вскоре понял, что лучше бы меня там и убили. Я не мог обуздать свой бешеный нрав, свою похоть. Я не знал, зачем мне себя блюсти и беречь, если мою девственность надо искать по десяткам коек Белого племени.

Во время течки он меня просто связывал, но это не всегда помогало. Самцы знали, что я безотказный. Приходили в шатер и имели меня в отсутствие папы. Я не беременел и радовался этому. Разговоры с папой не помогали. Между течками меня тоже нужно было связывать, потому что желание, хоть и ослабевало, но было все равно слишком сильным. О Феофиле я уже и не мечтал. Махнул рукой.

Папа вскоре понял, что ничего не помогает. Да и мораль прививать мне поздно, а я плевал на всё. На общественное мнение, на чувства папы, на свое будущее. А еще я помнил, что я не беременею больше, так смысл изображать невинность?

Однажды, после очередной гулянки, я вернулся домой и застал папу в слезах. Он знал, где я был, но вместо привычных упреков и наказаний, к которым я уже давно привык, он подошел ко мне, поцеловал в лоб и стал со мной прощаться, намереваясь куда-то уйти, - на этом месте Энджи, который рассказывал притихшему Кайлину эту историю абсолютно спокойно, вдруг заплакал, - Я спросил, куда он собирается. Он ответил, что не может больше терпеть насмешки соплеменников, осуждений, укоров. Что у него нет выхода. Я не сразу понял, что он имеет ввиду, но когда он показал мне кинжал, мне стало всё ясно. Я упал на колени и умолял его не делать этого, умолял так, как когда-то умолял Гарольда оставить мне жизнь. Только теперь я бился за жизнь своего папы. С ним же. Мы говорили несколько часов, я ползал по полу, в истерике, слезах, я готов был лизать ему ноги, изуродовать себя, сделать всё, всё что он попросит. Он долго и устало смотрел на меня, потом сказал, что если я хоть раз пущусь в разгул, то он выполнит то, что задумал. Без предупреждения. Я обещал измениться.

18
{"b":"555049","o":1}