– В том нет нашей вины! – Сиптуаг ступил в следующий коридор, быстрым взглядом выцепляя нескольких испуганных слуг, затаившихся в углу. – Вы сами вырыли себе яму. В своей гордыне вы решили, будто вам подвластно все. Вы осквернили жизнь, извратили смерть, надругались над человечеством! Вы создавали мертвецов, а затем заставляли их бросаться на ваших врагов!

     – Фанатичный идиот!

     Если Сиптуаг считал, будто раньше Ивирионом двигала ярость, то сейчас он понял всю глубину своей ошибки. Нет, Ивирион был в гневе, но старался его контролировать. Он мог презирать священника, ненавидеть, желать ему смерти, но лишь сейчас он позволил всему этому полностью охватить его душу и тело. Теперь им двигала лишь ненависть.

     – Мы жили в мире с вами, нам было плевать на людей, что живут по ту сторону леса! Нам было плевать на ваши войны и религии, ваши ярость и презрение, ваши радости и желания. Мы лишь брали ваши страдания и пытались облегчить их! Мы хотели изменить этот мир! Спасти его!

     – Вы пытались его уничтожить! Ваши монстры десятилетиями терзали наше королевство, и мы пришли положить этому конец.

     Излучаемая Сиптуагом вера была абсолютна и столь тверда, что ее можно было практически коснуться. Она столь яростно боролась с магией Ивириона, что страдало само мироздание, а воздух пошел рябью.

     – Ваши монстры уничтожали деревни, вырезали целые семьи! И все это ради вашей забавы!

     Пламя швырнуло священника на пол, но он ударил в ответ, оставив на предплечье некроманта глубокий порез. Плащ за спиной архиерея начал тлеть, не выдерживая яростного пламени.

     – Вы швыряли их к нам так, словно мы ваши игрушки. Словно мы часть ваших экспериментов, которые вы ставили над нами. Люди не живут для того, чтобы вы над ними издевались. Они свободны!

     Сиптуаг ударил Ивириона кулаком в лицо, заставив некроманта оступиться. Следующим движением он вонзил свой меч с его плечо, а ногой провел подсечку. Ивирион ударился спиной о стену и быстро метнулся в сторону, уворачиваясь от метящего в его голову клинка. Рана в плече не доставляла ему никаких проблем, лишь слегка задела его эго.

     – Вы издевались над нами, хоть мы были так далеки от вас. Издевались и забавлялись. И все это ради вашей Смерти? Ради нее вы приносили тысячи людей в жертву?!

     – Смерти не нужны жертвы, идиот. Все мы в ее власти. Все мы живем и умираем, и госпоже достанутся наши души в любую секунду, стоит ей лишь пожелать.

     Ивирион швырнул горсть огня в лицо Сиптуага, одновременно разворачивая за спиной четыре гигантских пылающих крыла. Фигуру некроманта подчеркивало легкое зеленое сияние, усиливающееся с каждой секундой. Слуги бросились в другой конец помещения, спасаясь от столь ужасающей дуэли.

     – Смерть – госпожа этого мира. Она повелительница мертвых и властительница жизни. Думаешь, ей есть дело до наших с тобой битв? А твоим богам? Что ты значишь для них? Первосвященник? Величайший воин? Лучший жрец и убийца некромантов? Им плевать!

     Ивирион ударил рукой о стену. Мгновение, и камень пошел трещинами, а затем разрушился. На противников обрушился шум битвы, мощный ветер заставил развеваться их одеяния, а дождь окропил лицо. Ивирион разрушил стену, надеясь показать Сиптуагу, с чем тому приходилось бороться. Сотни мертвецов по-прежнему продолжали сражаться против тысяч людей, не отступая ни на шаг перед превосходящей армией врага.

     – Вот с чем ты борешься, Сиптуаг. Каждая смерть твоих воинов, лишь на шаг приближает к победе моих. Нет такой армии, что может сразить мертвецов. Нет людей, что не боятся смерти. Страх, ненависть, отчаяние – все это эмоции, которые испытывают люди.

     Ивирион встал спиной к пролому, расправляя огненные крылья, которые шипели при попадании на них капель дождя.

     – Подойди если осмелишься, Сиптуаг! Подойди ко мне, и я покажу тебе страх. Я помогу тебе испытать отчаяние, подобного которому ты еще не знал. Я вырву твою душу из тела и преподнесу твоим богам. Их первосвященник, их надежда в этом мире – ты станешь символом неудачи, которую потерпели твои люди. Люди, которых ты вел сюда с верой в двух богов! Они увидят твое истерзанное тело и поймут всю правду этого жестокого мира. Смерть – властитель всего сущего, а мы обращаем ее желания в реальность!

     Сиптуаг набросился на Ивириона и с силой ударился об него всем телом. Некромант с великой радостью позволил врагу обрушить себя вниз, невзирая на меч, застрявший в его теле. Огненные крылья раскрылись, замедляя их падение, и вскоре оба противника с грохотом рухнули на каменный мост, проведенный между двумя самыми высокими башнями дворца Экраона.

     Ивирион отшвырнул Сиптуага в сторону, напоследок ударив его в челюсть пылающим кулаком. Седая бородка хоть и промокла насквозь, но все равно оказалась пожрана жадным пламенем. На коже священника остался легкий ожог, который немного умалил благородство лица архиерея.

     Сиптуаг взглянул на меч, испачканный давно свернувшейся кровью, и покачал головой.

     – Ты даже умереть по законам этого мира не можешь.

     – В этом и кроется разница между нами, Сиптуаг. Ты подчиняешься законам этого мира, как и приказам своих богов. Ты – раб веры. Раб реальности! А я свободен. Я не подчиняюсь мирозданию. Я презираю законы этого мира и изменяю их по своему желанию.

     – Ты бредишь, – Сиптуаг покачиваясь двинулся на некроманта, всеми силами пытаясь скрыть последствия чудовищного падения. – Ты просто не понимаешь смысла веры. Она объединяет людей, соединяет народ воедино. Целые страны прекращали войны лишь потому, что им приказали боги!

     – А сколько войн было начато по их приказу? Сколько стран разорено? Сколько семей разрушено? Сколько жизней загублено?!

     Крылья Ивириона развернулись и ударили по воздуху, отбрасывая Сиптуага на два шага назад. Огненные стрелы вновь ударили по священнику, заставив его уйти в глухую оборону.

     – Скольких ты убил, Сиптуаг? Лерех, Герион, Аррас, Хоммас, Луффирий, Йеррен, Своррен! Ты убил их всех!

     Сиптуаг встал во весь свой немалый рост и взглянул в глаза некроманта.

     – Да, я сделал это. И ничуть не стыжусь собственных поступков, – после этих слов Сиптуаг достал один из кинжалов и осторожно двинулся на некроманта. Ветер так и норовил сбить его и обрушить на головы сражающихся внизу людей, а слабеющие ноги предательски скользили по камню.

     Ивирион набросился на него со всей скоростью, что только мог развить. Его кулаки ударили, оставляя за собой отчетливый огненный след. Первый удар был отбит мечом, но второй задел голову архиерея. Острие кинжала вспороло ткань плаща Ивириона и вонзилось в предплечье. Некромант быстро одернул руку, а затем атаковал вновь. Сильный удар ладонью сломал одну из застежек плаща, который теперь еще больше мешал Сиптуагу. Архиерей ударил эфесом меча, рассекая Ивириону бровь. Возвратным движением священник попытался угодить оружием в шею, но лишь рассек веревку, удерживающую волосы некроманта. Волосы рассыпались по плечам Ивириона, но были отброшены за спину очередным порывом ветра.

     Они не думали об обороне, их не заботили собственные раны. Противники атаковали друг друга с такой яростью, что посрамила любого из бившихся внизу солдат. Когда один получил рану, другой отвечал тем же. У них совершенно не было времени на парирование или хитроумные трюки. Они стремились лишь убить. Убить и уничтожить.

     Ивирион уже был покрыт десятком порезов и ушибов, а доспех Сиптуага едва держался на своем хозяине. Огонь сильно мешал священнику, который просто не мог видеть своей цели. Дождь бил в его глаза, заставляя часто смаргивать скапливающуюся на ресницах влагу.

     Ивирион ударил вновь, отвечая на бросок Сиптуага. Некромант не стал даже пытаться блокировать кинжал, вместо этого позволив ему угодить в раскрытую ладонь. Лезвие без труда пробило ее насквозь, прочно застряв между пястными костьми. Ивирион отмахнулся от меча, схватил Сиптуага за нагрудник и резко дернул на себя. Металл выгнулся и разорвался, наплечники громыхнули о каменный мост и заскользили в сторону, а плащ наконец-то упал вниз. Доспех сминался в чудовищной хватке Ивириона, в ярости разрывающего его на части голыми руками. Сиптуаг ударил головой, заставив некроманта пошатнуться, а затем рассек ему грудь мечом.