Колизей был рассчитан на сорок пять тысяч сидячих мест и пять тысяч стоячих. Зрители проходили к своим местам через семьдесят шесть пронумерованных входных арок; кроме того, еще две арки предназначались для процессий гладиаторов и еще две — для императора и его окружения. От летнего зноя зрителей спасали огромные, поддерживаемые мачтами навесы, которые натягивались от верхних краев амфитеатра к центру. В честь открытия Колизея Тит построил еще и бани, названные его именем, на той стороне Эсквилинского холма, которая прежде входила в комплекс Золотого дворца Нерона. От них немногое сохранилось до наших дней, но, судя по наброскам времен Возрождения, они являли собой замечательный прообраз спланированных по законам симметрии «императорских» терм, впоследствии повторенный в гораздо больших масштабах Траяном, Каракаллой и Диоклетианом.
Светоний, несомненно, был прав, отмечая многие положительные черты внешности, характера и манер Тита. Невысокий и с заметным брюшком, он все-таки оставлял приятное впечатление своей фигурой. Умелый наездник, искусно владеющий оружием, он еще и пел, играл на арфе, слагал стихи и даже импровизировал — как на латыни, так и на греческом. Светоний также отмечал, что в юности Титу, как и большинству людей, были свойственны некоторые пороки, от которых он избавился, став императором. Так, его страстное увлечение Береникой произвело неприятное впечатление в обществе. В качестве префекта претория он отличался известной жесткостью (причем биограф ни словом не обмолвился о якобы имевшей место жестокой расправе Тита с захваченными в плен евреями). В молодые годы Тит приобрел репутацию человека расточительного, проводившего с еще более сумасбродными друзьями буйные застолья далеко за полночь. Кроме того, он располагал целой свитой гомосексуалистов и евнухов. Однако после восшествия на трон, как уже отмечалось, «самых изысканных своих любимчиков он не только перестал жаловать, но даже не желал на них смотреть на всенародных зрелищах, хотя танцовщиками они были замечательными и вскоре прославились на сцене».
Кроме того, Светоний восхищался эпиграммами Тита. Например, однажды за ужином Тит вспомнил, что за весь день не сделал никому ничего хорошего, и сказал: «Друзья, я потерял день!* В роли же императора он казался биографу истинным образцом: «услада и любовь рода человеческого* (в отличие от брата, сменившего его на троне). Историк Дион Кассий, однако, более рассудителен в оценке этого двухлетнего царствования: в противоположность Августу, который начал жестко, а закончил милосердно, Тит «правил с мягкостью и умер, обремененный славой, тогда как живи он дольше, могло оказаться, что славой своей он обязан скорее удачной фортуне, чем заслугам*. Впоследствии поэт Авзоний заключил, что Тит был «осчастливлен краткостью своего царствования».
В последний день праздничных представлений по поводу открытия амфитеатра и бань Тит потерял самообладание и принародно разрыдался. Никто не знает, почему; возможно, он узнал, что поражен неизлечимым недугом. Во всяком случае, в дальнейшем он оставался на удивление бездеятельным вплоть до осени следующего года, когда ухудшение здоровья привело к фатальному исходу. 13 сентября 81 г. в Аква Кути-лий Тит скончался (там же, где и его отец). Возможно, как считал Плутарх, он умер из-за того, что вода оказалась слишком холодной для него. Впрочем, ходили слухи, что его накормил отравленной рыбой Домициан.
«Лишь одно я сделал неправильно*, — были последние его слова. Авзоний, при всех сомнениях относительно значения этой фразы, не мог поверить, что императору было о чем сожалеть; если же он и вправду сожалел, то никто так и не узнал, о чем именно. Быть может, он раскаивался в любовной связи с Домицией, женой Домициана? Но Светоний полагал, что таковой связи на самом деле не было, ибо вряд ли Доми-ция стала бы скрывать это. Домициан тоже склонялся к тому, что Тита действительно мучила совесть, но по другой причине. По его мнению, отец намеревался завещать братьям равные права на императорскую власть, но Тит, известный умением копировать чужой почерк, подделал завещание, чтобы изменить этот пункт. Дион Кассий, со своей стороны, предпочитал объединить упомянутые объяснения. Он полагал, что смысл сказанного умирающим состоял в стремлении предупредить Домициана от восшествия на престол, которое, по его мнению, стало бы национальным бедствием. Это вполне могло быть смыслом фразы Тита; возможно, именно поэтому он разрыдался в амфитеатре.
ДОМИЦИАН
81—96 гг.
Домициан (Тит Флавий Домициан) (81—96 гг.), второй сын Веспасиана и Флавии Домициллы, родился в 51 г. Во время выступления его отца против императора Вителлия летом 69 г. Домициан находился в Риме и оставался там невредимый до 18 декабря. Затем он укрылся в Капитолии вместе с дядей Флавием Сабином, городским префектом. Но когда в Капитолий ворвались сторонники Вителлия, Домициан, в отличие от Сабина, сбежал (позднее он изложил свою версию этого приключения для художников и поэтов). После смерти Вителлия его провозгласили цезарем захватившие город легионеры Прима, взявшего верх во Второй Бедриакской битве; он воевал на стороне Веспасиана. Когда в столицу прибыл представитель Веспасиана, Муциан, именно Домицианом были подписаны первые депеши и эдикты нового режима.
Но вскоре возникли разногласия: Муциан упорно отвергал требование Домициана назначить Прима на должность в правительстве. Заручившись поддержкой Цереала, который возглавлял кампанию против галльских и германских мятежников Цивилиса, Муциан также постарался сорвать планы Домициана приписать себе славу победы над Вителлием в надежде затмить боевые заслуги старшего брата Тита. В дальнейшем в период царствования Веспасиана он получил свою долю привилегий, включая консульство, титул предводителя молодежи (Рппсерз 1ю>епШИ5) и достаточно частое упоминание на монетах. А поскольку у Тита не было сына, становилось очевидным, что его брат унаследует трон. Их отец никогда не предоставлял Домициану влиятельных позиций в системе реальной власти и никогда не давал шансов отличиться на военной стезе. Предводитель молодежи сделал вид, что ему нет до этого дела, и нашел прибежище в поэзии и искусстве, которыми занялся, озлобленный обидами и тщетой своих амбиций.
Ситуация не изменилась и с приходом к власти Тита. Правда, он наделил Домициана соответствующими знаками почета, увеличив выпуск монет с его портретами и подтвердив его права соправителя и будущего преемника. Однако официальных полномочий, в которые было бы облечено партнерство во власти, так и не последовало. Между тем Домициан верил версии, что Веспасиан намеревался завещать ему равные с братом права на трон, но Тит использовал свое умение подделывать почерк отца и исключил этот пункт из завещания.
Когда Тит умер — возможно, его брат и не был в этом замешан, — Домициан должным образом осуществил его обожествление, ибо, каковы бы ни были их личные отношения, следовало возвеличить род Флавиев. Новый император вознамерился приуменьшить бросавшуюся в глаза разницу между военными достижениями старшего брата и полным отсутствием таковых у себя. Его жена Домиция Лонгина (дочь великого военачальника Корбулона) приняла титул Августы, а Домициан возжелал славы завоевателя-триумфатора. С этой целью в 83 г. он завершил начатое его отцом покорение Десятинных полей между верховьями Рейна и Данувия, одолев хаттов, захватив горную цепь Тавн и расширив пределы Империи до рек Лан и Майн. Эти кампании, осуществленные бесхитростной комбинацией продвижения войск и строительством крепостных оборонительных сооружений, дали ему повод принять титул Германик — но не как звание начальника германских легионов (буквальное значение, какое предавал ему Вителлий), а как титул покорителя Германии (более раннее значение). С этого времени Домициан обычно облачался в парадные одеяния полководца-победителя и являлся в них даже на заседания сената. Вскоре после этой кампании он значительно повысил жалованье всем военным чинам — что было не просто скандальным шагом, вызванным (как потом предполагали его критики) инфляцией, снизившей покупательную способность денег, но ясным признаком того, что армия играла центральную роль в государстве.
