Датский король собрал довольно значительную по тем временам силу, легендарную «Черную гвардию» – элитное подразделение ландскнехтов численностью в четыре тысячи человек. За ней следовало ополчение и рыцарская конница, в которую собрались представители практически всех благородных семейств Дании и Голштинии. Была даже артиллерия (где-то в обозе; какой же рыцарь станет в бою вместо дедовского меча полагаться на эти новомодные штучки?).

Но крестьяне оказались далеко не беззащитны. Их ополчение почти не уступило численности королевской армии. И снаряжение было не хуже, чем у ландскнехтов. А главное, чуждые предрассудков бауэры не пожалели денег на огнестрельное оружие, особенно пушки. Открыв в нужных местах шлюзы и поставив запруды на реках, они превратили всю местность в непроходимое болото. Армия короля была вынуждена двигаться по единственной удобной дороге – гребню дамбы. Так они и шли – почти десятикилометровой растянутой колонной, пока у деревни Хеммингштедт не уперлись в баррикаду.

Пушки на баррикаде открыли губительный огонь вдоль насыпи, поражая застопорившуюся пехоту. Рыцари попытались обойти препятствие, но завязли в тине. В это время бравые крестьянские парни – в их числе был и дед Карстена Роде – скинули кирасы и тяжелые каски и, используя алебарды в качестве шестов для прыжков через канавы, преодолели заболоченный участок, напав сзади на обоз, где находились и датские пушки. В течение трех часов армия датчан была полностью уничтожена.

Редко простым поселянам удавалось устроить такую знатную трепку рыцарскому войску. Однако главное то, что сражение при Хеммингштедте очень ослабило Данию: затрещала по швам вся скандинавская уния и двадцать лет спустя о своей независимости заявили шведы. Пример Дитмаршена оказался заразительным.

Любовь к свободе Карстен Роде впитал с молоком матери. Тяжелый крестьянский труд совсем его не прельщал. И в один прекрасный день юный забияка и кутила сбежал из дому и завербовался в ландскнехты. Капитал, чтобы купить себе снаряжение, у него имелся: Карстен подсмотрел, где отец держал талеры на «черный день».

Ландскнехты нанимались в основном из бедноты. Они были своеобразным германским ответом швейцарской пехоте и испытывали к швейцарцам большую неприязнь, вследствие чего обе противоборствующие стороны, сражаясь друг с другом, пленных не брали, пускали всех под нож. Как и любые наемники, в условиях войны ландскнехты не чуждались грабежа и разбоя, поэтому зарабатывали в месяц больше, чем бауэр за год, что Карстена Роде вполне устраивало.

Спустя какое-то время их капитан назначил молодого, но храброго и выносливого, а главное, удачливого бойца своим помощником – лейтенантом. Капитаном (или кондотьером) «компании» – так называлась рота ландскнехтов – был дворянин, рыцарь. Все имелось у него – и стать, и зычный голос, так необходимый в бою, и благородное происхождение, и рубился он знатно, да вот беда – не разумел грамоты. В отличие от Карстена – для детей Дитмаршена посещение школы было обязательным. Там изучали «семь свободных искусств» – грамматику, риторику, диалектику, арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Возможно, это обстоятельство и сыграло основную роль в возвышении Карстена Роде.

Дисциплина в компании поддерживалась очень суровыми мерами – телесными наказаниями (за неисполнение приказа), а в случае тяжких преступлений (бегства с поля боя) и смертной казнью. Наказания назначал капитан, и исполнялись они перед общим строем. Порка строптивца или расстрел труса служили средством воспитания не только наказуемого, но и его товарищей.

Снабжение компании обеспечивалось, как правило, маркитантами. Обычно ландскнехты почти не делали сбережений, поэтому такая торговля была очень выгодной и недостатка в снабженцах не наблюдалось. Так уж случилось, что Карстен Роде влюбился в юную маркитантку, в жилах которой текла изрядная примесь цыганской крови. Смуглая черноглазая красотка так вскружила ему голову, что бравый лейтенант, наплевав на воинский долг, должность и контракт с кондотьером, оставил компанию, не забыв прихватить с собой ротную казну. Естественно, по совету маркитантки. Сам он до этого недодумался бы – воров в Дитмаршене днем с огнем нельзя было сыскать. Дитмаршенцы старались воспитать своих детей честными, грамотными и трудолюбивыми.

Любовь закончилась быстро – на расстоянии в двадцать лье[21] от лагеря ландскнехтов. Она буквально испарилась… вместе с накоплениями наивного глупца Карстена и содержимым ящика с казной роты. Ветреная девица ушла от него ночью, когда он спал, даже не попрощавшись. Наступило отрезвление и раскаяние, но было уже поздно. Беглый лейтенант ужаснулся своего поступка. Теперь отрезаны все пути – и домой, и к ландскнехтам, образ жизни которых ему импонировал, и в Голштинию, и в другие земли королевства. Карстен Роде знал – обманутый в своих лучших чувствах капитан постарается достать его даже из-под земли.

В Дитмаршене его ждал позор, а в лагере ландскнехтов – презрение боевых товарищей и расстрел. Единственным местом, где не могла достать карающая длань кондотьера, было море. Недолго думая, Карстен Роде стал подданным датского короля и записался в каперы. Спустя короткое время, изучив морскую науку (благо подготовка у него была фундаментальной), молодой дитмаршенец стал капитаном корсаров. А уж оружием он владел так, как никто другой из морской вольницы. Все-таки служба в роте ландскнехтов многое ему дала по этой части.

– Карстен, ты что, уснул стоя?!

Крик Ганса Дитрихсена почти над самым ухом заставил вздрогнуть капитана, ударившегося в воспоминания. Он с недоумением посмотрел на штурмана, лицо которого было искажено страхом, и спросил:

– Что случилось?

– А ты не видишь?! Пираты!

– Где?! – всполошился и Карстен Роде.

– Вон там! Посмотри направо!

Пиратские посудины выплывали из молочной туманной дымки словно призраки. Они появились совсем не с той стороны, откуда их можно было ждать. Похоже, пираты обосновались на Аландских островах с их тысячами шхер. А это значило, что они находятся под покровительством Швеции. Потому что на Даго, насколько было известно Карстену Роде, в основном базировались морские разбойники, свободные от любых обязательств, – весьма разношерстная компания.

Там обретались остатки витальеров[22] и ликеделеров[23], которых разгромили, объединившись, Тевтонский орден и Ганза, а также набирающие силу флекселинги[24] – новая напасть Балтийского моря, и «свободные художники» – пираты всех мастей, не признающие над собой никакой власти, за исключением выборного капитана.

Изрядно поредевшие, они участвовали как каперы на фризской службе в морской войне против голландцев, служили голштинскому дворянству, воевали против датчан, и даже время от времени поступали на службу к своему главному врагу и обидчику, Ганзейскому союзу. Но больше действовали на свой страх и риск. После гибели последнего предводителя ликеделеров Ганса Энгельбрехта большая их часть переместилась на Британские острова. Остались лишь самые отчаянные и упертые.

Карстен Роде пригляделся к пиратским судам. На флагмане – это был двухмачтовый военный когг[25] – полоскался на ветру, обещавшем быстро разогнать туман, красный флаг с гербом правящей в Польше династии Ягеллонов – белым орлом Пястов[26]. Капитан похолодел – у него с поляками в свое время были большие трения. И если он попадет к ним в плен… Лучше об этом не думать.

– Свистать всех наверх! К бою! – скомандовал Карстен Роде.

Звонкой трелью залился боцманский свисток, и на орудийной палубе началось шевеление. Боцман Клаус Тоде, старый морской волк, побывавшей не в одной передряге, тоже увидел неприятеля и с удивительным спокойствием поглядывал на ют, дожидаясь приказаний. Он, так же, как капитан и штурман, немало походил по морям в качестве капера. И деньги у него водились. Можно было спокойно вернуться в родной Дитмаршен и наслаждаться покоем в тени яблоневого сада, посаженного собственноручно еще в молодые годы, когда голова юного Клауса была переполнена различными идеями, планами и устремлениями. Но боцман не очень торопился «сушить весла».