«Он умер. Мне очень жаль».

***

      У меня сын, Саске.

      Он бы понравился тебе.

      Ты бы понравился ему.

***

      Искалеченные пальцы тянутся к лицу. Прильнуть к ним, осторожно и мягко, не причиняя лишней боли, и плоть осыпается пеплом. Словно крылья бабочек мажут ветром по горящей щеке.

      «Он умер. Мне очень жаль».

***

      Я стал Хокаге, Саске.

      Я же говорил тебе, что стану.

      Ты видишь, Саске? Я так и не исполнил свою мечту.

***

      Всюду жар и пламя — выжигает, испепеляет, лишает рассудка. Сдирает рыжими пальцами кожу, выворачивает суставы, палит-режет-жжет. У пламени черные глаза и есть имя — самое важное на свете. У всего теперь — одно имя.

      «Он умер. Мне очень жаль».

***

      Я люблю тебя.

      Я так и не смог этого сказать…

      Но я так тебя люблю.

***

      Я умер.

      И мне не жаль.

***

      - Ты не рад, — замечает Сакура. Она навытяжку стоит позади его правого плеча — ровная, стройная, с военной выправкой и пустым, безэмоциональным лицом. Если бы ее голос, в кошмарах твердящий одну и ту же фразу, не был так знаком, Наруто бы так и не понял, что говорит она.

      Ненавистный голос.

      - Я рад, — пожимает плечами Наруто и поправляет шляпу Хокаге — непривычную и тяжелую. — Быть Хокаге — моя мечта.

      Фраза простая, заученная, затверженная ночами и днями детства, когда мечта и правда была мечтой. Фраза пропитана ложью. Когда-то с губ срывались другие слова — и вот они-то и были мечтой, надеждой, грезами. Отчаянием, выстилавшим путь.

      - Я рад, — говорит он, глядя в грустные глаза Какаши.

      - Большая честь для меня, — говорит он перед вскинутыми лицами жителей Конохи.

      - Клянусь нести титул с гордостью, — произносит он ритуальную фразу, склоняя голову перед Советом.

      - Я мертв, Саске, — шепчет он, кончиками пальцев касаясь сухой выжженной земли. — Нет меня.

      Там, где похоронен Учиха, не растут ни трава, ни деревья. Только ветер перекатывает пропахшую кровью пыль. И плещется вода, омывая сомкнутые руки каменных статуй.

      Как не пролитые слезы.

***

      Подожди меня, Саске.

      Еще немного.

      Ты только жди.

***

      Нанадайме Хокаге, Седьмая Тень Огня погибает в Пятую Войну, разразившуюся через пятнадцать лет после предыдущей.

      Он спасает Коноху и неохотно созданный Альянс, спасает всех, завершая великую битву. И гибнет в мелкой стычке — уже после.

      Глупо, нелепо, никчемно.

      Сакура молча плачет над его могилой. Одетые в черное ниндзя — сотни, тысячи лиц, — склоняют головы перед ним в последний раз.

      Позади них возвышаются гигантские хвостатые фигуры — молчаливые, свободные, потерянные. Они исчезают тут же, как последняя горсть земли засыпает глубокую яму. И только одна тень остается — под нависающими тучами рыжая шерсть кажется почти черной.

      Шиноби разбредаются — опустошенные войной, израненные, сломленные. Осознавшие, что их суть не изменится никогда. И будет еще война, и еще, и спустя еще тысячу войн мир исчезнет в крови.

      - Пророчество, — хрипит Сакура, когда исчезает последний сгорбленный силуэт, и только дыхание лиса нарушает барабанный стук начинающегося дождя, — в пророчестве ведь сказано…

      - Что однажды родится ребенок, который изменит мир, — голос лиса звучит громовыми раскатами в затянутом тучами небе. И отсветы алых глаз кажутся далекой грозой.

      Сакура кивает. У нее трясутся руки, а земля стремительно темнеет, напитываясь тяжелыми каплями. В прогорклой пыли влага краснеет, оставляя мутные вишневые разводы на сияющей сталью табличке.

      Как кровь.

      - Наруто умер, — неожиданно говорит очевидное лис и воздвигается на лапы — огромный, темный, пылающий жаром. Свободный — и потерянный от этой свободы.

      - Но ведь… была война и… — Сакура давится слезами.

      Перехватившее горло не может выдавить не звука, а хочется кричать, хочется орать: ведь как так, целых пятнадцать лет прошло после Четвертой Войны, после Альянса, после того, как мир шиноби изменился — должен был измениться, а в итоге остался прежним. Отправился в нору — зализывать раны, копить силы, ждать подходящего момента. И ничего не изменилось! Ничего!