Азам появился чуть раньше, чем я предполагал. Все шло по накатанному сценарию. Уже в стойбище, когда перед нами нарисовался шаман, я призадумался -- оставить дальнейшие развитие событий без изменений, или все же внести коррективы. Я всегда боялся зубных врачей, а удаление зубов без анестезии почитаю за самый большой смертный грех. И потому решил вмешаться. После первого же рыка Азама я вцепился ему в руку и потащил подальше от шамана.

   -- Хорош любезничать, пойдем пировать. Жрать хочется.

   Хан хмыкнул, но сдержался. Расселись, к достархану потянулись люди. На этот раз шаман в числе первых. И вот же сволочь, сначала постелил на траву баранью шкуру, и лишь затем опустился на колени, аккурат на бараний мех. Зря я вмешался. Прошлый раз его поклоны были более энергичными и подобострастными. Все-таки в бесплатной стоматологии есть свои прелести.

   Потягивая винцо, я зорко следил за сменами блюд. Нугай с бурдюком кумыса появился в самый разгар застолья. Первую пиалу, как и положено, он наполнил Азаму, потом налил шаману. Дольше тянуть я не рискнул. Опередив хана, схватил его пиалу и поднялся с колен. Азам нахмурился, в степных раскосых глазах пыхнула обида. Я гость конечно уважаемый, но сейчас нарушал традиции и законы степи. Ронял авторитет Азама на глазах всего племени. Шаман от удивления даже перестал обсасывать баранье ребро и уставился на меня, как благовоспитанная девица на маньяка. Но мне плевать, не для того я жег заклятье, чтоб какая-то сволочь снова отравила моих друзей. Спокойно, чеканя каждое слово, я сказал:

   -- Азамхан, великий хан степи, пусть из этой чаши первый глоток сделает твой верный брат Нугай. Окажи ему честь. Кто, как не он, был ханом в твое отсутствие. Уважь его.

   Азам буркнул что-то непотребное. Шаман грозно лязгнул зубами, а чего не лязгать когда их полный комплект и лишь Нугай дрогнувшим голосом проблеял что-то членораздельное. Я и без переводчика понял -- он напрочь отказывается от такой чести. Судить не берусь. Я бы тоже отказался. Лучше уж серпом по... хотя в этом случае яд, пожалуй, будет предпочтительней.

   -- Пей, собака! -- Рявкнул я.

   Нугай отшатнулся и выронил бурдюк. Пенная струйка кумыса заструилась по жухлой траве. Первым отреагировал шаман. Нет, не зря все-таки я сберег ему зубы, соображалка у местного распорядителя степных душ работала отменно. В нужном направлении. Учуяв неладное, он макнул указательный палец в стоящую перед ним пиалу и принялся его обнюхивать. Затем лизнул. Судя по всему, результат экспертизы оказался нулевым. Другого я и не ожидал. Прошлый раз кореша два бурдюка осилили и никто ничего не заподозрил. Но шаман был не прост. Его скрюченная пятерня нырнула за отворот халата и откуда-то из подмышки достала высохший морщинистый корешок похожий на обычный садовый хрен. От первой же капли кумыса серый цвет корешка поменялся на темно-синюшный. Над стойбищем пронесся тяжелый вздох и уши заложило от сотен яростных воплей. Шаман верещал сильнее всех, громче него орал только Азам.

   Три дюжих воина повалили Нугая на землю. Отравитель сучил ножонками, бился в конвульсиях как недорезанный свин.

   Над ним, как стервятники над цыпленком закружили Азам с шаманом. У хана в руках нож, у шамана пиала с отравленным кумысом. Оба жаждут мести и орут друг на друга, аж слюна в разные стороны брызжет. Нугай затих, решалась его судьба, Азам и шаман ни как не могли договориться, каким способом будут его кончать. Хан прорычал что-то уж совсем звериное, лицо Нугая покрылось испариной и он отчаянным рывком умудрился на пол метра отодвинуться от ног Азама. Шаману вариант хана явно не понравился, булькающим голосом он живописал свое предложение, украшая каждое слово многообещающими жестами. Нугай опять совершил чудо, цепляясь зубами за траву, приполз на старое место.

   Склока между шаманом и ханом набирала обороты. Сдаваться никто не хотел. Судя по перекошенной роже Нугая предложения поступали одно заманчивей другого. Через десять минут эта грызня уже порядком приелась, причем не только мне, но и даже Нугаю. В конце-концов шаман плюнул, пафосно пролаял и ткнул пальцем в мою сторону. Азам кивнул и заговорил по-русски:

   -- Хан Па, твоя великая мудрость спасла нас. Отныне мы братья на век. Решай сам, какой смерти предать Нугая. Как скажешь, так и будет.

   Я ожидал чего-то такого, поэтому ответил сразу:

   -- Ты Азам обещал, что всю ночь у нашего костра будут танцевать очаровательные женщины. Пусть среди них будет Нугай. Оденьте его в женские одежды.

   Азам несколько мгновений переваривал услышанное, потом щедро хлопнул себя по ляжкам и заржал. С шаманом и вовсе истерика приключилась, когда ему стал понятен смысл моих слов. Кое-как успокоившись, он опустился на колени и что-то ляпнул на своем.

   -- Он преклоняет колени перед твоей мудростью, -- перевел Азам.

   -- Всегда, пожалуйста, -- буркнул я, не понимая, почему мое предложение вызвало у них такой восторг.

   Нугая уволокли прочь и мы уселись на место. Принесли новый бурдюк кумыса. Шаман ткнул в пиалу свежий корешок. На этот раз напиток был без всяких примесей. Степной гульбёж покатился по накатанной колее. Вскоре появились плясуньи. Гвоздем программы, как и ожидалось, был облаченный в женские одежды Нугай. Зрелище не для слабонервных. На изрядно помятом лице грубый "макияж", неизвестный визажист подсветил оба глаза Нугая приличными синяками, брови подведены сажей, мочки ушей вытянулись от "элегантных" сережек -- ржавых лошадиных подков. Свернутый набок нос все еще кровоточит. В остальном его наряд ничем не отличался от одругих танцовщиц, даже на шее болталось вполне приличное ожерелье. Вот только танцевал он слишком неуклюже. На мой взгляд излишне эротично, все время придерживая рукой причинное место. Его движения больше походили на спазмы эпилептика, посаженного на электрический стул с включенным рубильником. Глядя на эти конвульсии степняки изнемогали от смеха. Изрядно захмелевший Азам склонился к моему уху.

   -- Это ты здорово придумал хан Па. Клянусь Тенгри, скоро он будет лучшим танцором. Все, что мешает танцевать, ему уже отрезали.

   Я поперхнулся и приналег на остатки вина. А едва кувшин опустел, отправился в юрту и без зазрения совести улегся на ханские подушки. Усталость и нервное напряжение последних суток висели гирями на ногах и руках. В голове полная сумятица. Радостные вопли корешей у костра были слаще любой колыбельной. Последнее, что я услышал в эту ночь -- это тост в мою честь.

   Проснулся я до рассвета от мощного храпа корешей. Рядом со мной, положив голову на Васькин живот, дрыхнет Азам. Осторожно пробираюсь к выходу. У порога наступаю на шамана, тот переворачивается на другой бок и даже не открывает глаза.

   Зарождающийся день окутывает меня прохладой. Над головой гаснут звезды. И словно их отражение под ногами тлеют угли костра. В голове рождается простая мысль -- пора возвращаться домой. И я смеюсь. Потому что знаю -- мой дом теперь здесь. И это меня больше не гнетет. За спиной верные друзья, впереди дорога.

   Пора домой, там ждет меня Алинка и кто знает -- может быть пол княжества в придачу...