1

Вопрос «кто против кого» является главным вопросом; по сути это единственное, что нам по-настоящему необходимо знать. Именно этот вопрос и был всегда - пусть и в завуалированной форме - основным вопросом философии, областью того специфического знания, которое составляет ее основной и единственный предмет.

2

Война - отец всех вещей. Из этого неизбежно следует, что платоновский миф о пещере необходимо подвергнуть геймифицирующей трансформации. Всякий находится в состоянии родившегося на передовой - или, скорее, не родившегося, а неожиданно пришедшего в себя и открывшего глаза посреди окопов и укреплений, возможно - под огнем артилерии или прямо под гусеницами наступающих танков. В такой ситуации ответ на вопрос «кто воюет против кого» является одновременно и самым важным и наименее очевидным.

Прежде всего, родившийся на передовой может вообще не обратить внимания на то, что вокруг идет война. Возможно, он родился во время продолжительного перерыва между боями. Или, возможно, он считает, что выстрелы с противоположной стороны - это неизбежная и роковая необходимость. Кроме того, он может решить, что никакой войны не существует, что война - это отвлеченное и абстрактное понятие, а на деле есть лишь отдельные стычки между разными группами людей: ведь все солдаты отличаются друг от друга, и нет ничего общего между боем за возвышенность Х и форсированием реки Z.

Но и те, кто готов прибегать к абстракциям, вовсе не обязательно продвигаются в верном направлении. Например, они могут обратить внимание на то, что и с той и с другой стороны в боях принимают участие танки. Они могут заняться изучением механики танка или изучением баллистики. Или же можно подойти к делу по-другому и заняться историей развития оружия и понять, каким именно образом танки заняли место кавалерии. В любом случае, то, что одни танки иногда стреляют в другие танки будет представляться с точки зрения подобного подхода иррациональной и досадной случайностью; его сторонники будут убеждены, что всеобщее распространение знаний об устройстве танка (или об его истории - тут будут вестись яростные дискуссии) - приведет к искоренению этих недоразумений, причина которых кроется исключительно в недостаточной просвещенности и предрассудках, не дающих понять общность природы танка и нелепость противостояния одних танков другим.

(Можно ли попытаться дезертировать? - Конечно же. Но «если ты не занимаешься войной, война занимается тобой»: она все равно настигнет тебя).

Однако философия не занимается только лишь «объяснением мира». Война, являющаяся отцом всех вещей, обладает таким характером, что знание о том, кто воюет против кого, уже является изменением ситуации - и шагом на пути к победе. Победа же - всегда превращение империалистической войны в гражданскую: но это уже второй вопрос философии. Он по сути дела не отличается от первого: вопрос «кто против кого» неминуемо в него трансформируется, как только на него дан ответ. Это, собственно, и является единственно возможным критерием правильности ответа: верным является лишь ответ, делающий возможной подобную трансформацию вопроса.

3

Означает ли это, что мы всего-навсего солдаты? Здесь мы оказываемся перед одной из наиболее значимых дилемм, определяющих нынешнюю ситуацию - и, прежде всего, ее отношение к теологическому. Именно подобного рода восприятие жизни как цепи сражений, а себя - как солдата на передовой, восприятие, позволяющее связать разрозненные точки траектории нашего жизненного пути в континуум, и является тем «внутренним ядром» теологии, которого недостает современного человеку - и извлечение которого является основным вопросом, стоящим на повестке дня радикальной и имманентной современности (Жижек, Бадью, Мейясу). И именно тут дает о себе знать шантаж теологии, постоянно осуществляемая ею торговля в нагрузку: она предлагает нам возможность толкования, восприятия явлений как тактических и стратегических знаков и указаний, а событий - как цепи стычек, являющихся разрозненными фрагментами глобального сражения, включающего в себя всю жизнь, всю историю и весь космос - однако лишь при условии примысливания к этому континууму стоящего за ним архе-субъекта или воли, предрешающей характер конфликта, указывающей и приказывающей, определяющей цели и средства. Подобного рода наличие «ведущего за собой и указывающего взрослого» кардинальным образом противоречит основополагающему принципу современности, сформулированному Кантом в статье о просвещении: выходу из состояния детскости, смелости знать - исключающей предположение о знающей и направляющей руке, собирающей события в единую цепь, наказывающей и награждающей. Современный человек не готов к тому, чтобы его прогоняли сквозь строй - но не в меньшей степени унизительно для него и получение орденов и наград. Однако теология утверждает (и это утверждение является ее подлинной скрытой сутью, тем изначальным приравниванием, которое учреждает nервосомкнутое, определяющее границы поля теологического): восприятие событий, следующих друг за другом, относящихся к разным контекстуальным планам, включенных в различные причинно­-следственные связи и связанных друг с другом исключительно тем простым фактом, что они последовательно происходят именно с нами (как бы узко или широко это «мы» не толковалось, подразумевает ли оно отдельного субъекта или ту или иную культурно-историческую общность - народ, страну, и т. д.) - восприятие их как связного континуума, как разрозненных стычек, являющихся частями продолжающегося сражения, существование в модусе «и вновь продолжается бой» - возможно только при условии гарантирования этой связанности наличием предшествующей и связывающей ее воли (даже - или в особенности - если основной характеристикой этой воли является именно ее непознаваемость). Иными словами, сама возможность постановки вопроса «кто против кого» ставится в зависимость от наличия уже готового (пусть и скрытого от нас) ответа; от фантазматического «субъекта, предположительно управляющего».

Теология навязывает нам высшую волю в нагрузку к возможности ответа на вопрос об основном конфликте. Из этого следует, что недостаточно просто избавиться от высшей воли: если, вычеркивая ее, мы вычеркиваем также возможность выявления контингентной необходимости противостояния в следующих друг за другом и не объединенных ничем, кроме этого чистого следования, событий - «метафизика воли» и базирующаяся на ней «онто-теология» остаются на месте. Поскольку основой этой «метафизики» является не само по себе полагание «воли», а отождествление, сосчитывающее два как одно и превращающее наличие направляющей воли в условие для восприятия космоса как поля боя. Настоящее просвещение - и подлинно материалистическая мысль - сделаются возможными только при условии расщепления этого единства; только при условии обеспечения возможности имманентной постановки вопроса об основном конфликте, постановки, в рамках которой каждый является одновременно солдатом, генералом, и министром обороны, но также и революционным политиком, превращающим империалистическую войну в гражданскую, - но прежде всего самим полем боя.

4

Наиболее непосредственные шаги для подготовки подобного просвещения «кто-против-кого» были предприняты Луи Альтюссером при обсуждении различий между марксистской материалистической диалектикой и диалектикой Гегеля в целом и в разработке идеи «сверхдетерменированного противоречия» в частности^[16]. Противопоставление кумулятивной интериоризации и «простоте» гегелевского противоречия децентрированности противоречия марксистского (и особенно ленинского), детерминированного аккумуляцией гетерогенных и сохраняющих свое различие инстанций и факторов, призвано ответить именно на вопрос о возможности «не-патерналистского» выявления основного конфликта: то есть о таком способе его выявления, который не редуцирует всей множественности локальных противостояний к пред-заданному и заранее известному всезнающему теоретику - «главному противостоянию». Догматик, которому заранее известно, что «все дело в классовой борьбе», смотрит сквозь реальность - или всегда судит ее с точки зрения того, чем, как ему известно заранее, она должна являться. Противоположный взгляд видит только множественность локальных стычек, отказываясь от попытки увидеть их как эпизоды общей борьбы, - отказываясь не в последнюю очередь из-за того, что подобная попытка как раз предполагает редукцию всего богатства содержаний реальных противостояний к голой рассудочной схеме.