— Вот ехали мы в тележке с каким-то начальником, прибывшим из центра для ревизии инородцев, по большой равнине между горами. Долго ехали, впереди виднелись горы, и казалось, что они совсем близко.
Начальник посмотрел на них, потом на часы и, обернувшись ко мне, сказал:
— А что, Григорий Николаевич, часа через два доедем вот к тем горам, а там где-то и тот аул или юрты, как их называют, которые мне нужны.
— Нет, не доедем, — ответил я и спросил: — Как думаете, сколько верст будет до гор?
— Верст двадцать, — сказал он.
— Нет, не двадцать, а восемьдесят.
— Да не может быть! — удивился он.
Посмотрел на часы, заметил время и стал ждать, говоря:
— Посмотрим, чья правда будет — ведь так близко!
Прошел час, прошел и другой, а горы были все на том же месте ни ближе, ни дальше. И вот, выехав утром, мы только к вечеру добрались до гор.
Тогда он, убедившись в справедливости моих слов, сказал:
— Удивительно, как скрывается расстояние перед горами… Думаешь, рукой подать, а они все отодвигаются дальше и дальше…
Лет через сорок после этого события В. В. Сапожников, ботаник, профессор Томского университета, принялся за исследования Алтая и открыл там много ледников, самый большой из них длиною в 20 километров, назвал — ледником Потанина, а самый крупный ледовой приток — ледником Александры, в честь неизменной спутницы и помощницы Потанина Александры Викторовны. Так и лежат рядом в Алтае два ледника, напоминая своими названиями о неизменной любви и преданности двух скромных путешественников по Азии.
Григорий Николаевич очень любил и уважал В. Г. Короленко. Когда у Марии Георгиевны, второй жены, был приготовлен к печати сборник стихотворений, Потанин послал его Владимиру Галактионовичу с просьбой прочитать и написать к нему предисловие. Послал и ждет… Прошло порядочно времени, а ответа нет и нет… А я в это время получил письмо от Владимира Галактионовича, в котором он упоминал об этом случае:
«Григорий Николаевич поставил меня в затруднительное положение, — писал Короленко, — прислал стихи Марии Георгиевны с просьбой написать к ним предисловие, но стихи оказались довольно легковесными, похвалить я их не могу, а написать о них правду — жалко обидеть старика, так и молчу…»[3]
Время шло… Мария Георгиевна торопила и просила предисловия от Короленко, но так и не дождалась, пришлось заказать предисловие кому-то другому. Сборник был издан в 1909 или 1910 годах.
При одной из наших встреч она подарила сборник мне с любезной надписью… Этот сборник потом вместе с другими книгами и авторскими письмами был передан мной в один из литературных музеев Москвы.
Помню, отдохнув дней десять в Барнауле, Григорий Николаевич собрался в Томск. Проводить его сошлись многочисленные друзья и знакомые.
Послал он меня на биржу нанять пять легковых извозчиков для перевозки багажа на пристань. Все уже было приготовлено, упаковано, связано. Короткий переезд по пыльным улицам Барнаула занял каких-нибудь десять минут и был совершен без особых приключений.
Выдающийся исследователь центральной Азии в поношенном черном сюртуке стоял на верхней палубе. Пепельного цвета волосы на его непокрытой голове раздувались ветром, глаза часто мигали, щурились от солнца.
Пароход давал последние гудки. Голосов уже не было слышно. Только, как белые чайки, мелькали над головами платки, фуражки и шляпы.
В эту последнюю встречу Григорий Николаевич рассказал мне о литературной жизни Томска, называя начинающих писателей… С особенной похвалой он относился к одному подающему большие надежды «молодому, лет 40 человеку» — Вячеславу Яковлевичу Шишкову, который только недавно начал печататься в «Сибирской жизни» и других изданиях..
Я в то время томских писателей не знал, но по восторженным отзывам Григория Николаевича о Шишкове стал думать о нем и следить за его творчеством.
Григорий Николаевич просил меня писать ему о книгах и барнаульской жизни. Он часто болел. И эта наша встреча оказалась последней.
20 декабря 1920 года я получил письмо от Василия Васильевича Сапожникова о кончине Потанина.
«Многоуважаемый Иван Петрович! Ваше письмо с вопросом о Г. Н. Потанине я получил своевременно, но не мог ответить сразу, так как тогда не знал точной даты смерти дорогого старика.
Я все лето был в экспедиции и Г. Н. скончался без меня. Потом, собрав сведения от девицы Гоштофт, которая все время ухаживала за Потаниным, я затерял Ваше письмо среди других бумаг и только сегодня разыскал его в портфеле. Г. Н. Потанин скончался 30 июня в госпитальной клинике, где он находился уже несколько месяцев.
И это было благо, так как при квартирном утеснении и при общей занятости, трудно было устроить больного в покое в частной квартире. В клинике он был в палате с одним соседом, следовательно, довольно спокойный, питание было не особенно богатое, но кое-что ему приносили знакомые.
Большое участие принимала в нем вдова бывшего профессора Коряковского, но на лето она тоже уезжала.
Умер Григорий Николаевич от старческой слабости, ему было 85 лет. Конечно, недомогание с сердцем и связанные с этим отеки были следствием общей слабости организма. Я видел его в последний раз в мае перед отъездом в экспедицию.
Тогда же, да это замечалось и раньше, у него была большая склонность к сонливости, потеря последовательности в мысли и речи. Порою мысль вспыхивала совершенно ясно и отчетливо, выражаясь в словах, а потом опять как бы потухала.
Одна из последних книг, которую ему читали по его просьбе, — это Тимирязев «Жизнь растений», за которой он сам присылал ко мне.
При нашем расставании весной он совершенно спокойно сказал мне, что, наверное, мы больше не увидимся и дал мне кое-какие поручения.
В общем водовороте современности Г. Н. был почти забыт прежними друзьями, но он сам по этому поводу не выражал сетований. Говорят, похороны его прошли бледно, при малом числе провожающих людей, которые знали его хорошо.
Сейчас собирает материал о Григории Николаевиче кружок сибироведения его имени, а также предполагаем к учреждению при филологическом факультете кабинет Потанина, куда просим присылать его письма и другие памятные вещи.
В конце января предполагается заседание общества (соединенное), имеющее быть посвященным его памяти.
Если имеете чем-либо поделиться, присылайте мне в кружок.
Библиотека Потанина еще в прошлом году поступила в институт исследования Сибири, а после его закрытия — в университет.
С совершенным уважением
В. С а п о ж н и к о в».
Григорий Николаевич Потанин прожил долгую интересную трудовую жизнь, большая часть которой была посвящена изучению природы внутренней Азии. Еще в 1863 году он принял участие в экспедиции на озеро Зайсан и Южный Алтай, в 1864 году — на хребет Тарбагатай.
А после десятилетнего перерыва (тюрем, каторги и ссылки) он возобновляет свою работу по изучению центральной Азии, возглавив в 1876, 1877, 1880 годах экспедиции в северо-западную Монголию. В этих экспедициях принимала участие и его жена Александра Викторовна.
В 1883—1886 годах Потанины исследуют Танчуиско-Тибетскую окраину Китая и возвращаются в Россию через центральную Монголию. Это путешествие на значительном протяжении пролегало по местам еще не посещенным европейцами.
Действительно, научное исследование внутренней Азии началось именно с путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова, организованных Русским Географическим Обществом.
Все трое, в совокупности, создали ту основную канву географического лика внутренней Азии, на которой позднейшие путешественники разных специальностей, начали уже вышивать узоры, т. е. наносить детали общей картины.
Благодаря своему чрезвычайному трудолюбию Григорий Николаевич собрал в своих исследованиях колоссальный материал, особенно по этнографии, и к собранному им материалу использовал сравнения, взятые из 33 языков.
