Михаил Делягин
Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
© М. Г. Делягин, 2015
© Книжный мир, 2015
* * *
Мы живем в предвоенное время.
Предразлучное.
Предпоходное…
Не желаю,
чтоб подобрели
командиры наши пехотные.
Танки,
тяжкие, как терпение,
переваливаются на марше.
И скрипят
ремни портупейные.
И ладонь —
в оружейном масле.
Радиолы зовут напрасно.
Полдень длится.
И полночь длится.
И Россия
глядит пристрастно
в похудевшие наши лица.
И отцы звенят орденами
над мерцанием
рюмок незвонких.
Обо всем,
что случится с нами,
вы прочтете в письмах.
И сводках…
У истории
неистошный
голос.
Крики потонут в бездне…
Над землею дальневосточной
ходят тучи,
как в старой песне…
Будет трудно?
А что поделать?
Будет смертно?
А как иначе?..
У шлагбаумов запотелых
тормоза визжат
по-щенячьи.
Тонет сумрак в дожде мгновенном.
Козыряют нам часовые…
Не впервые
за послевоенным —
предвоенное.
Не впервые.
Роберт Рождественский, 1969
Предисловие. Гитлер вернулся
Наше общество вновь приближается к очередному, как говорят в рекламе, «некомфортному» периоду, когда нам опять придется самим отвечать за судьбу не только нашей страны, но и всей русской культуры и русской цивилизации, потому что они действительно вновь могут погибнуть.
Глобальный кризис уже создал страшную ситуацию, в которой миру, и в первую очередь его развитой части, остро не хватает ресурсов. И, когда богатые страны, вдруг ощутив волшебную пустоту в карманах, смотрят на нас, – они видят перед собой 2 % человечества, владеющие 20 % его ресурсов и при этом откровенно слабых в военном отношении, а в отношении современных социальных технологий – и вовсе почти первобытных.
Они видят перед собой добычу: легкую добычу.
И они говорят нам, – разумеется, дипломатическими, политкорректными и культурными словами, так что не все понимают, но позвольте перевести это на человеческий язык, – они говорят нам: на протяжении жизни целого поколения, все последние четверть века вы были нашими младшими партнерами, и нас это устраивало, но теперь ситуация поменялась, и – «ничего личного, просто бизнес», – теперь вы будете просто нашим сырьем, и вами будут управлять назначенные нами и служащие только нам наемные младшие менеджеры.
Именно поэтому против нас начали пока еще «холодную» войну. Все остальные претензии – даже Крым, даже Новороссия – такие же формальные поводы, как малазийский «Боинг» и свобода навязывания гомосексуализма.
Не было бы их, придумали бы другое, – подобно тому, как после провала провокации с уничтожением «Боинга» (когда стало очевидно, что это дело рук как минимум украинских нацистов, а скорее – их американских хозяев) против России ввели санкции сразу же после Минских соглашений: фактически за то, что наши власти попытались приостановить кровопролитие на Украине.
Скоро против России начнут вводить санкции за то, что у Путина есть лабрадор.
Или нет ротвейлера.
Надо осознать с полной, беспощадной ясностью: война на уничтожение России уже идет.
И в этой войне участвует не только Запад как совокупность многими уважаемых и в целом просто замечательных обезьянок с пожилыми нудистками, но и собственно внутрироссийская либеральная «пятая колонна».
Люди, считающие своей Родиной более фешенебельные страны и страшно обиженные тем, что в состоянии заработать на жизнь только здесь – на земле, которую они истово, просто чтобы оправдать перед самими собой свое существование, считают «проклятой богом и людьми».
Заработать уничтожением этой земли.
Заработать на свою жизнь нашим уничтожением.
При общении с нашими респектабельными, как говорит товарищ Путин, «партнерами», ни при каких обстоятельствах, ни на минуту нельзя забывать: в Европу вернулся Гитлер.
Он коллективный, а не индивидуальный, и потому его не поставишь к стенке. Но, когда после расстрела детей в донецкой школе 1 октября, в их первый учебный день, Запад пригрозил санкциями не убийцам детей, а России, – и причем за то, что ополченцы могли взять Донецкий аэропорт и прилегающие к нему позиции, откуда убивают этих детей, и прекратить тем самым убийство детей, – это означает возвращение в Европу Гитлера, который относится к нам сегодня точно так же, как и в первой половине 40-х годов.
Не только украинские нацисты, но и Запад, и собственно российские либералы считают нас недочеловеками – «колорадами» и «ватниками», подлежащими уничтожению точно также, как для гитлеровского нацизма подлежали уничтожению евреи и цыгане.
И нам предстоит пройти через войну за выживание.
Она уже началась, – и от того, что мы, разнежившиеся в комфорте, не хотим признавать очевидного, она не остановится, а будет лишь неумолимо нарастать.
И для того, чтобы эту войну пройти и победить в ней, надо понимать, кто мы, зачем мы и чего хотим.
И, самое главное, чего, насколько можно судить, и близко нет сейчас, – это понимание должно быть единым для народа и руководства страны, это понимание должно объединять их, а не раскалывать, как сейчас.
Как достичь единства этого понимания?
В первую очередь просвещением, но просвещение власти – в первую очередь ее внятная конструктивная критика.
Если интеллигентная критика не доходит до мозга, – она должна быть нелицеприятной, а если придется, и грубой.
Такой, чтоб дошла.
У Николая Ушакова есть замечательные слова:
Мир не закончен и не точен.
Поставь его на пьедестал
И надавай ему пощёчин,
Чтоб он из глины мыслью стал.
И к руководящему «миру» это правило, на мой взгляд, относится точно так же, как и к миру обычному.
С каждым нужно говорить на доступном ему языке: не на том, на котором вам приятно вести беседу, а на том, который воспринимает (или который вынужден воспринимать) Ваш собеседник.
И, как бы ни неприятно было нам говорить с российской бюрократией на воспринимаемом ей языке, – говорить придется, выживать нужно не только Путину, но и всем остальным. Хотя без него в предстоящей нам ситуации системного кризиса, а то и глобальной катастрофы, боюсь, просто не получится.
Летом 1986 года я был на выставке Ильи Сергеевича Глазунова в Манеже и даже прямо с нее ушел в армию. Помимо абсолютно незаслуженно малоизвестного сейчас блокадного ленинградского цикла, очень сильное впечатление произвела картина «Петроградская сторона». Сидит на лавочке пожилой рабочий, седоусый, уже совсем на пенсии, и смотрит через реку на плоды своих трудов, – на стену заводов, на огромную индустриальную цивилизацию. И, с одной стороны, он гордится тем, что это создал, а, с другой – ему очень грустно, потому что жизнь прошла, а он мало жил для себя, живя созданием этой цивилизации для всех.