- Слава крови! - Дамми тяжело, но удовлетворенно вздохнул и вытащил нож. - Наконец-то хоть кто-то живой.

   - Думаешь, у них дурные намерения?

   - Я давно уже не о чем не думаю, Черный, - нож хищно крутанулся, рассекая вязкий воздух. - И тебе не советую. Бывает так, что мысли вредны.

   - Так часто бывает, малыш! - Барги улыбался, глядя из-за моей спины. - А вот меч всегда прав! Это конечно до тех пор, пока кто-то не доказал обратное. Но заклинаю! Не слушай! Никогда не слушай этих гнилых доказательств!

   Он засмеялся, и этот грохочущий смех на миг затмил даже не затихающий крик неведомого затворника дна. И как всегда стало чуть легче, чуть проще и заметно веселее. Я покрепче ухватился за рукоять и поспешил за набирающим скорость цвергом. Туда где не было зачем и почему, а было лишь кто и кого.

   В первого красавца с отвисшей почти до земли пастью Дамми врубился словно штопор в ненавистную пробку. Врубился и вышел позади него, оставив за спиной искромсанные ошметки жестокой природы. У меня, увы, такой изящный маневр не прошел, несмотря на весь проснувшийся энтузиазм. Правда и противник мне достался куда как поколоритней.

   Двухсарковая и Валот знает сколькисуставная рука неожиданно выскочила откуда-то снизу и едва не отправила меня на преждевременную аудиенцию к Погонщику. В последний момент мне удалось подобно юной танцовщице изогнуться и уйти от острых, серых когтей. Не глядя, я отмахнулся мечом и без особого удивления врезался в рыхлую плоть. Кажется, он закричал. Правда, я не слышал. Через пару секунд я закончил и перешел в новое наступление.

   На первый взгляд все было просто замечательно. Дамми шел как волк сквозь ромашки. Мои эпитеты были явно скромнее, но также вполне убедительны. Наши враги были страшны, огромны и немногословны. Но слишком долго они бродили по этой без сомнения проклятой земле. Слишком долго они были заложниками времени, в котором нет места мгновениям. Но ведь смерть это и есть мгновение. Мгновение, которые все еще оставалось у нас. И мы могли потратить его по своему выбору. Либо на себя, либо на них. Выбор между костью и короной.

   Я сразил очередное недоразумение жизни и едва не захлебнувшись яростным смехом, отсалютовал мечом обезумевшему от крови Даминиону. И вот тут петля затянулась окончательно.

   Задрожал и почти погас свет поникших алиави. Забился и застыл в онемевших легких воздух. Меч опустился и замер. Я буквально чувствовал, как вокруг меня умирают мгновения. Как исчезают легкость и ритм движений. Теперь я мог сделать лишь один шаг или один удар, а может быть и один вздох. Большего мне было уже не дано, а скоро должны отобрать и это.

   Я коротко взглянул в сторону Дамми. Тот, похоже, понял все ещё лучше меня. Он стоял абсолютно неподвижно и терпеливо ждал, когда лишенный волос и совести урод подойдет к нему вплотную. Тогда и только тогда у него будет шанс решить дело одним стремительным ударом.

   Будет ли этот шанс у меня? Я не знал. Но я хотел бы знать. Я хотел бы знать смогу ли пережить свою следующую схватку, герольд которой уже трубил у меня под ухом. Ко мне лениво приближался тот, кто никогда не жил мгновением. Кто был так слаб и кто стал так силен сейчас.

   Он подошел и я ударил. Ударил в первый и в последний раз. Хотя я бы конечно предпочел бить и бить пока не устанет рука. И проклинать её за усталость. Я ударил, и он не упал. Лишь отшатнулся, судорожно закрывая многопалой рукой опасную, но, увы, не смертельную рану.

   - Шаг назад! - голос Барги был суров и жесток. Он отдавал приказ и не сомневался в его исполнении.

   Впрочем, ему и не стоило сомневаться. Его редкие приказы я всегда выполнял беспрекословно и практически бездумно. Я быстро шагнул назад, истратив ещё одно бесценное мгновение, а на том месте, где только что стоял вдруг оказались длинные острые клыки.

   - Падай!

   Я упал спиной на теплую землю и в последнем усилии разрезал мечом промелькнувшее надо мной тело. Мгновения истекли. Я лежал, а рядом дико хохотал вновь спасший меня старый шут.

   - Живой?! - вопрос пролетел где-то надо мной, едва задев истерзанным крылом.

   Дамми все также непоколебимо стоял на чужой земле, а у ног его лежал бесславно-мертвый враг. Похоже, он в отличие от меня потратил на схватку лишь одно мгновение. И ещё одно на этот сентиментальный вопрос. Признаться, никак не ожидал от него такой заботы.

   К сожалению, взаимностью я ответить не мог. Мой лимит мгновений был исчерпан, не побоюсь этого слова до дна. Я с трудом нашел взглядом поникшие, засыпающие белоснежные бутоны. Засыпающие или умирающие? Я искренне надеялся на первое и внутренне смирился со вторым. А вот смириться с тем, что и мне самому возможно вскоре предстоит стать вторым, было гораздо сложнее.

   - Горите, сволочи, - одними губами прошептал я, все более остро чувствуя, как неторопливо засасывает в себя черный бездушный омут чужого, безликого времени. - Горите, раскрои вас Погонщик.

   Но они не горели. Они проиграли и теперь спасали то немногое, что ещё можно было спасти. И я, увы, в это немногое отнюдь не входил. Они оставляли меня, оставляли именно в тот момент, когда я так нуждался хоть в какой-то поддержке. Оставили они, но не другие.

   - Никогда не жди, помощи, - я не видел древнего рыцаря, но голос его был неправдоподобно близок. - Помоги сам. Себе и тому, кто рядом. Знай, что сможешь отдать и помни, чего не должен потерять.

   Что я мог отдать? Что осталось? Что могло остаться у потерявшего свое время? То же, что и всегда? Смех? Но хватит ли его? Хватит ли меня? Смогу ли я засмеяться там, где не услышу этих веселых нот? Смогу?! Ну же! Смейся Черный шут! Смейся так, будто на троне, а не на дне! Хохочи, словно ты сам Диос!

   Я широко раскрыл рот и заставил себя смотреть, как приближается ко мне высокая, неестественно изогнутая фигура с косами вместо рук (вместо шести рук). Я смеялся. Я должен был смеяться. Я поставил бы последнюю бутылку вина на то, что смех мой сотрясает эти забытые зарей пределы.

   И если и было в этих глубинах место безумию, то сейчас оно пьяно приходило ко мне. Я лежал и беззвучно хохотал над жизнью, смертью и самим временем. Я хохотал о прошлом и будущем, веках и мгновениях. И смех мой, пока ещё мой, все больше становился чужим и далеким. Смехом не пьяного шута, но трезвого дурака, который будет смеяться над отражением своих кривых глаз.

   - Горите! - я не говорил, я смеялся. - Горите так, будто вокруг дубы и илархи! Как будто к нам идут не кошмары горьких болот, а ласковые, нежные феи! Горите, проклятые цветы! Сгорайте, но вытаскивайте меня из этого ржавого капкана! Дайте! Дайте мне ещё ваших сладких мгновений!

   Я хохотал, смешивая ярость и слезы. Я дарил все, чем владел, и я бы убил любого, кто усомнился в моем баснословном богатстве. Я задыхался, едва успевая проглатывать, медлительный, мешающий воздух. Гнев, отчаяние, мольба, приказ, скорбь, - в этом смехе было действительно все. Все! Но много ли это, когда твоему палачу остается сделать всего пару шагов.

   - Горите!

   Я почти перестал слышать бьющий набатом крик. Не крик, смех приходил ко мне без стука и сомнений. Смех, который вырвется со дна, и отразиться от испуганных небес. И который не запомнит ни того, ни другого.

   - Горите! Горите, демоны!

   Лишь на миг вспыхнули алиави. Лишь на миг вновь была прорвана глухая стена времени. Миг, который ворвался в меня сотней жизней. Который дал мне силу, злость и удачу. Который позволил встать и ударить. Ударить и улыбнуться, засмеяться. И главное ощутить, что смогу ударить опять.

   Я посмотрел на Дамми. Он все также непоколебимо стоял на равнодушной земле. Вот только у ног его лежал уже не один, а три трупа. Он медленно повернул голову в мою сторону и усмехнулся.

   - Не думал, что опять увижу тебя живым, Черный, - голос цверга был усталый. - Не думал, кровь свидетель.

   - Но хотя бы надеялся?

   - Свою надежду я изнасиловал и убил лет сто назад.