Весь день я не находил себе места.  Знал наверняка, что Билл в галерее и даже порывался поехать туда же, но каждый раз что-то останавливало.

Билл не появился ни в десять часов, ни в одиннадцать. Не то что бы я беспокоился за него, скорее беспокоился за себя, за свое душевное спокойствие, а вот оно без нахождения этого гада рядом, отчего-то не наступало. И уже было плевать на то, что произошло утром.

Полдвенадцатого, не выдержав, я вызвал такси и поехал в галерею. И конечно, далеко не факт, что он был именно там, он вполне мог развлекаться с кем-нибудь в клубе или баре, но я отчего-то поехал именно туда. И, когда, подъехав, я увидел тусклый свет в его кабинете, внутри растеклось какое-то ликование. Совсем неадекватное, но очень сильное.

Отпустив водителя, сунув ему десятку, я неуверенно, он от этого не менее решительно, направился внутрь. Охранник у входа одарил меня удивленным взглядом, но молча пропустил внутрь. Идти по темной галерее было удивительно интересно, луна холодным светом освещала прекрасные работы Билла, придавая им совершенно другую атмосферу. Казалось, что только так, ночью, в темноте, они были такими, какими их задумал ОН. Глубокими. Грустными. Все как одна грустными. И даже те, что днем заряжали своей яркостью и энергетикой, теперь ночью были печальными и одинокими.

Пройдя главный зал, я в нерешительности остановился у двери в кабинет, из-под которой просачивался слабый свет. Стараясь не шуметь, я тихо открыл дверь.

Билл сидел за столом и медленно водил карандашом по листу бумаги, рисуя что-то. Его задумчивый взгляд, казалось, проходил сквозь лист бумаги, и он не видит, что выводит его рука. Он был какой-то не такой. Совсем не тот, каким я его привык видеть, в его  лице не было ни капли заносчивости и наглой самоуверенности, глаза не блестели бесстыдством и не излучали манящую притягательность, в позе и жестах не было горделивого превосходства.  Он словно скинул личину и остался самим собой, тем, кем являлся на самом деле, и он до боли в сердце понравился мне таким. Его спокойное лицо, его плавное движение руки, никакой резкости и порывистости, так свойственной ему обычно. Мне казалось в эту минуту, что на такого Билла я мог бы смотреть вечно. Я боялся дышать, чтобы, не дай Бог, не спугнуть прекрасное видение. Но, наверное, так просто не бывает, поэтому в следующую секунду Билл встрепенулся, и, заметив меня, мне показалось даже немного опешил, но тут же взял себя в руки. На  губах расплылась такая привычная усмешка, хищный прищур глаз и подобранность позы.

- Соскучился? Или пришел за добавкой? – вопросительно вздернув бровь, ехидно спросил он, стараясь не выдать своего удивления моим внезапным появлением.

И эта его перемена выбила меня из колеи, заставив разочарование, волной прокатиться по моему телу.

- Тебя долго не было... – ответил я, не глядя в глаза. Все те чувства, которые я испытал несколькими минутами ранее, показались мне смехотворными, было глупое ощущение того, что меня обманули.

- И что? – Билл вглядывался в мое лицо, пытаясь понять меня, прочитать мысли, но на моем лице была лишь растерянность, – Зачем ты пришел, Том? – спросил он уже гораздо мягче, как-то устало что ли.

- Не знаю, – честно ответил я и нервно затеребил низ футболки. Между нами повисло молчание. Наверно мы оба не ожидали увидеть того, что увидели.

- Иди домой, Том, – Билл отвернулся и начал перебирать какие-то фотографии на столе.

- Пойдем вместе, – с нажимом ответил я, не двинувшись с места.

- Еще есть работа.

- Уже первый час ночи, Билл. Работа подождет до завтра.

Он вновь повернулся ко мне и заинтересованно воззрился на меня.

- А все же, Том, чего ты хочешь? – Билл подошел ближе.

- Хочу, чтобы мы вместе пошли домой, – ответил я без виляний.

- А дальше? – ухмыльнулся Билл, тут же превращаясь в гадюку. Что я мог ему ответить? Я и сам не знал что дальше, не знал, чего добивался, зачем вообще приперся сюда, зачем стою тут как придурок и пытаюсь убедить его поехать со мной домой. В НАШ дом.

- Молчишь? – зашипел он, в его тоне сквозила неприкрытая агрессия, – Боишься сказать о своих настоящих желаниях? – Он наступал на меня, подходил ближе, вплотную, но я и не думал отходить, а лишь смотрел на него зачарованно, словно загипнотизированная жертва, глядящая в глаза своего убийцы.

- Скажи уже это, скажи, чего так хочешь, признайся хотя бы самому себе в своих желаниях! – его черные, горящие глаза напротив, и это уже не игра и совсем не шутка. Крылышки его носа агрессивно подрагивают, верхняя губа хищно вздернута, приоткрывая белые зубы. Он так прекрасен сейчас, прекрасен и зловещ одновременно, но вот странная штука – я его теперь совсем не боюсь. И перед собой я вижу не опасного хищника, а того печального и одинокого парня с серьезными глазами, такого, каким он был несколько минут назад наедине с собой. Такого себя он не показывает никому, а я увидел, и мне до безумия хочется верить, что где-то в глубине души он именно такой.

Я непроизвольно улыбаюсь и вижу как ошарашено ползут вверх его брови, он ожидал от меня какой угодно реакции, кроме этой.

- И что же нас так рассмешило? – зло выплевывает Билл, не отстраняясь ни на миллиметр, все так же близко, все так же горячо от его запала.

Отвечать совершенно не хочется, знаю, что тогда это закончится ссорой. Очередной. Одной из многих. Но сегодня я не хочу ссор. Сегодня странная ночь. Лунная и чуточку волшебная. В голове нет ни одного противоречия, ни одного сигнала стоп, когда я сам, первый, тянусь к его губам. Когда я мягко захватываю в свой влажный плен его розовые губы, такие мягкие, такие сладкие. Он очень странный этот Билл. Притягательный и невыносимый одновременно, сладкий до приторности и горький до невозможности. К нему нельзя остаться равнодушным, у меня не было ни единого шанса сохранить разум, только я об этом даже не догадывался, когда выплевывал ему в лицо свои смешные угрозы остаться равнодушным. Осознание всего этого произошло так внезапно, накрыв меня словно лавиной, мне стало трудно дышать, но уже не хотелось вырваться и убежать, а лишь прижать к себе ближе, и целовать чуть жестче.

Сегодня странная ночь и, наверное, завтра все будет как прежде, с постоянными ссорами и пререканиями, с противостоянием характеров и желанием надавить на самую больную точку соперника, но сейчас я целую самые теплые и отзывчивые губы, и я, черт возьми, счастлив.

И когда мы молча, боясь нарушить хлипкую гармонию, образовавшуюся между нами, собираемся на выход, я кидаю беглый взгляд на рисунок, так трепетно выводимый Биллом, и тепло улыбаюсь, видя знакомые черты лица и родинку на щеке…

Я проснулся каким-то абсолютно счастливым и легким, настолько легким, что, казалось, могу взлететь. События вчерашней ночи были словно в тумане, серебристой дымке: вот я и Билл едем домой в такси, взявшись за руки. Вот  мы заходим домой и, не включая свет, идем в гостиную, разжигаем камин и сидим около огня, попивая красное вино, это вдвойне странно, потому что я терпеть не могу красное вино. Мы сидим молча, боясь нарушить хрупкую идиллию, установившуюся между нами. Вот я, нещадно краснея, накрываю руку Билла, лежащую на полу, своей. И, слава Богу, что вокруг сумрачно, иначе красные щеки непременно выдали бы мое смущение. Я вижу, что уголки губ Билла приподнимаются – он улыбается. Я улыбаюсь следом. Нам уютно рядом, и это очень необычно. Я хочу его поцеловать, как там, в галерее, но не решаюсь. Хочу, чтобы Билл сделал первый шаг, но он сидит и заворожено смотрит на огонь, в его глазах отражаются яркие язычки пламени, делая его взгляд диким. Он очень красивый и какой-то умиротворенный, что ли. Зато я весь на взводе. Мне хочется схватить его и притиснуть к себе, впиваясь в сладкие губы, а потом оторваться и смотреть на него, обжигаясь пламенем в его глазах, но я ничего не делаю, а просто смотрю.

Я вздохнул, воспоминания были приятными, и я, как ни странно, совсем не чувствовал смущения. Мы разошлись по комнатам только под утро, все так же, не проронив ни слова, только негромко пожелав друг другу спокойной ночи. И теперь я не знал, как с ним общаться. Вроде бы ничего не изменилось, но в то же время изменилось многое. Поразмыслив, я решил – будь что будет.