Я сбросил его руку и шагнул к окну, делая вид, что меня интересует происходящее на улицах и не слушая более сердитого рыка гросс-лебейнсмейстера Хандлозера.

Там происходило черт знает что. Днем собравшиеся вокруг здания штаба люди походили на разбросанные хлебные крошки, только суетливые, ни минуты не пребывающие в неподвижности. Тревожные, беспокойные крошки. Они вьюгой вились вокруг здания, подчиняясь невидимому ветру, собирались в группки, то более крупные, то помельче, рассыпались и вновь собирались. Я не видел их лиц, но мне казалось, что все они неотрывно глядят на меня, и в такие моменты дурнота подкатывала к горлу, а тело делалось слабым, наполнялось тяжелой и мутной жижей, как от грязного растаявшего снега, что обычно остается на половой тряпке в прихожей.

Над толпой реяли плакаты на серой бумаге и неряшливо написанные транспаранты с корявыми буквами. Несколько я, то ли от скуки, то ли бравируя собственной выдержкой, прочел. «Кровавой своре кайзера не уйти от ответа!» «Приговор палачам из Киля!» «Мертвецы не прощают!». Кажется, меня заметили. Толпа засвистела, заулюлюкала, зазвенела вразнобой сотнями голосов. Потом полетели булыжники.

Сразу два или три ударили в стену здания этажом ниже, тревожно и гадко зазвенело выбитое стекло. Из толпы выпорхнуло еще несколько быстро приближающихся точек. Одна из них явственно стала отклоняться в сторону, зато другая устремилась прямо ко мне, на глазах делаясь отчетливее. Она бы непременно проломила стекло в кабинете для совещаний Совета, а может, и размозжила бы мою отупевшую от бессонницы голову, если бы вдруг не замерла неподвижно на некотором удалении.

- Витцель! – раздраженно бросил гросс-люфтмейстер Келлер с такой гримасой, словно у него внезапно разболелся зуб, - Извольте держаться подальше от окна. Пару булыжников я, конечно, перехвачу, но не уповайте на меня, когда оттуда полетят пули! Или вам не терпится пополнить свиту нашего обер-могильщика?..

Я поспешно отошел от окна. Келлер прав. Совершенно ни к чему изображать подсадную утку.

- Возможно, это было бы не самым плохим развитием событий, - усмехнулся я, - В нынешней Германии, кажется, мертвецом быть проще, чем живым. Хотя и они, я слышал, в последнее время изъявляют недовольство. Кажется, даже бунтуют. Там внизу, случайно, нет мертвецов?

- Нет, - сказал Линдеман, - Пока нет.

Гросс-тоттмейстер заговорил впервые за долгое время. Не из надменности, он был молчалив по своей природе. Не знаю, правда или нет, но говорят, что могильщики – самые молчаливые люди на свете. Если так, гросс-тоттмейстеру Георгу Линдеману следовало бы быть немым. Он был могильщиком миллионов.

Упоминание мертвецов разозлило гросс-фойрмейстера Гольца, все еще вертящего свою папиросу. Забавная деталь – он, способный превратить в огромный костер целое здание, никогда не подкуривал папирос, используя свой магильерский дар. Считая подобные жесты рисовкой, он всегда держал при себе старомодную серебряную зажигалку.

- Очень ободряюще, господин смертоед! Очень замечательно! Если бы мы были осаждены ордой гниющих мертвецов в мундире, ситуацию можно было бы назвать действительно неприятной, а?

- Мертвецы недовольны, - сказал на это гросс-тоттмейстер, - С этим нельзя спорить. Но они находятся в полном подчинении моих тоттмейстеров. И бунтовать не способны, как не могут бунтовать пальцы против руки.

- Поразительно обнадеживающие сведения! Значит, ваше некрозное воинство пока еще удерживается на поводке? Удивительно, господа. Единственное в этой стране, что подчиняется хоть какому-то порядку, уже кишит могильными червями. Удивительно, честное слово!

- Можно вернуть человека из мертвых и без привязки его воли к воле поднявшего его тоттмейстера, - пожал плечами Линдеман, - С точки зрения нашего Ордена это не представляется чем-то сложным, даже напротив. Но традиции Чумного Легиона и воля кайзера не допускают существования свободных, подчиненных лишь самим себе, мертвецов. Так что нет. Мертвецы не будут бунтовать, пока находятся в распоряжении моих тоттмейстеров.

Линдеману, несомненно, скоро поставят памятники на всех главных площадях французских и британских городов. Его вклад в разгром Германии трудно преуменьшить. Однако не завидую скульпторам в таком случае, им придется несладко. Потому что во внешности Линдемана, несмотря на весь тоттмейстерский ореол, нет ничего зловещего или даже примечательного. Он – маленький сутулый человечек с бритой головой, молчаливый и склонный к нервному тику. А послушать его прозвища!.. Пожиратель. Кладбищенский Генерал. Чумная Гиена Кайзера. И такое неказистое воплощение. Многие будут разочарованы, когда тысячи каменных, медных и чугунных Линдеманов увидят свет.

Гольц отшвырнул зажигалку.

- Да! Только свободных мертвецов нам пока не доставало! Мало нам было облаченных в мундиры покойников, марширующих по вашему щелчку. А так бы нас штурмовали уже разлагающиеся солдаты! Жаждущие разорвать на части всех живых - за то, что приговорили честно выполнивших свою задачу мертвецов вновь идти на фронт. За то, что раскопали могилы и отправили их вместо себя жрать осколки! Траншейное мясо!..

- Рюдигер! – Людендорф поднял руку, призывая гросс-фойрмейстера к спокойствию.

Гросс-тоттмейстер Линдеман, ничуть не смущенный, поднял голову и сказал, медленно, разделяя слова:

- Мое траншейное мясо, господин Гольц, год назад спасло всю Германию, когда все мы стояли на пороге поражения, самого страшного в нашей истории. Насколько я помню, ваши фойрмейстерские части не оправдали возложенного на них доверия. Германию, как и много лет назад, спас Чумной Легион. Мы переломили ход войны и одержали несколько значительных побед.

- От ваших побед разит могильной гнилью!

- От всех побед пахнет одинаково, - возразил гросс-тоттмейстер невозмутимо, - Вопрос в том, к чему вы принюхиваетесь. Но едва ли вы будете отрицать, что именно мертвецы спасли Германию год назад, в восемнадцатом. Они сдержали атакующие британские и французские части, когда обескровленная армия уже не способна была удержать позиций. Мы разбили противника рядом блестящих контратак, полностью лишив его стратегической инициативы, и сами перешли в наступление. Победа при Марне обезглавила армию Клемансо, открыв дорогу на Париж. Британские части неорганизованно отступают к Ла-Маншу. Русская армия давно оставила попытки к сопротивлению и совершенно разложена. Американцы, уже собиравшиеся вступить в войну, так и не решились показаться из-за океана. Вот то, что дало вам траншейное мясо. Оно принесло вам победу в тот момент, когда вы готовились к поражению. И если вы находите, что от нее пахнет могильной гнилью, советую вам представить, чем пахло бы поражение.

- Победа!.. – Гольц хватил кулаком по столу, хрустнули разложенные карты, давно ставшие бесполезным украшением кабинета, - Ваша победа и стала нашим поражением, глупец! Ваши мертвецы сотворили то, чего не могли бы сделать британцы и французы. Они уничтожили волю немецкого народа, ту самую, что поддерживала его даже в самые мрачные моменты нашей истории! Воля мертва – так же, как и ваши бравые солдаты, Линдеман! Мы могли бы уйти в историю гордыми и несломленными проигравшими. Но тщетно. Теперь мы перепачканы вашей проклятой победой! Да так, что вовек не отмыться. Запах гангренозной победы теперь от нас неотделим!

- Господа! – Людендорф повысил голос. Совсем незначительно, но этого было довольно. Наверно, таким голосом можно было остановить изготовившийся к штыковой атаке батальон, - Хватит. Нет смысла спорить о том, что не может быть изменено или обращено вспять. На формирование мертвецких частей была воля кайзера. Но кайзера более нет и…

На улице щелкнуло вразнобой несколько выстрелов. Кажется, револьверы. Возможно, охрана штаба отгоняет не в меру настойчивых социалистов. Подумалось о том, что внизу, должно быть, сейчас куда беспокойно. Там нет уютного кабинета и теплого света ламп, там стоят навытяжку мальчишки в серой форме, а за окнами ворчит и пузырится толпа. Злая, рокочущая, набирающаяся собственной злой силой. Может, дело в подсознании, но я ощущал ее океаном. Колеблющимся, предштормовым, собирающим в своих недрах тяжелые волны, которые вот-вот ударят в мол, размалывая его. Я хорошо знал, на что способна стихия воды. Все-таки я был гросс-вассермейстером, а это что-то да значит. Жаль, что при всем этом я не мог остановить ледяные реки пота, катящиеся по собственной спине.