Герти глядел в окно. Там, за запыленным стеклом, Новый Бангор встречал новый день, такой же жаркий и душный, как все предыдущие. Катились сердитые и неуклюжие парокэбы, беспокойно цокали копытами кони и трещали человеческие голоса. Даже сквозь закрытое окно Герти ощущал запахи людей и машин, растений и зданий, готовящейся еды и угля. Здесь, где мир был расчерчен аккуратными перпендикулярами улиц и навеки заточен в камень, не было ни намека на безбрежное спокойствие и умиротворение. Это был сущий муравейник, наполненный человеческими страстями, человеческими пороками и самим человеческим естеством.

— Извините. Кажется, я задумался.

— Вот как? И о чем же вы задумались? Уверен, что-то интересное.

Герти сделал глубокий вдох через нос и поморщился. Показалось ему или нет, но проказливый полинезийский ветер, переменив направление, окутал здание Канцелярии тягучим рыбным душком. Наверняка показалось. Иначе и быть не могло.

— Совершенно ни о чем не думал, мистер Шарпер. Совершенно.

ЧАСТЬ 4

МАШИНЫ И ДЕМОНЫ

Не хвастайся, дряхлый рассудок людской

Безумству — любовь и почёт.

Сулишь ты, рассудок, уют и покой

Безумство восторг нам даёт!

Роберт Бернс

— Значит, ничего нельзя сделать? — уточнил Герти упавшим голосом. Тон этого голоса ему самому не понравился. Именно таким тоном мальчишки обычно спрашивают у строгой матери, нельзя ли не есть спаржу на обед.

— Насколько я могу судить, терминал совершенно исправен, сэр, — сухо заметил техник.

Таким тоном строгие матери обычно говорят: «Спаржа необычайно полезна, и в твоем возрасте есть ее совершенно необходимо».

Машина тихонько посвистывала, остывая после напряженной работы, из ее недр еще тянулись струйки дыма, отчего казалось, будто внутри притаилось не меньше полудюжины карликов, курящих свои крошечные трубки.

Карликов там, конечно, не было, и не могло быть. Герти убедился в этом лично, когда техник, недовольно ворча, вскрыл терминал, разложив на полу его потроха, великое множество деталей, похожих на запчасти часового механизма. Крошечные муфты, шатуны, двойные шестерни, балансиры, протяжные валы, зажимы, штыри, подшипники, рычаги, болты… Свободного места не хватило бы даже для мыши, не говоря уже о семействе работящих гномов. Дым, поднимавшийся над поверхностью гудящего терминала, был лишь рассеивающимся паром, на энергии которого и работал аппарат.

Но даже зная все это, Герти никак не мог проникнуться к терминалу уважением. Его медная тумба, водруженная неподалеку от письменного стола, отчего-то ассоциировалась у него с вещами неприятными и тревожными. То с древним алтарем, терпеливо ждущим жертвоприношения, то с урной для человеческого пепла. За все время у Герти так и не получилось научиться считать терминал естественным элементом обстановки. Он неизменно выбивался из нее, мозолил глаза и обращал на себя внимание.

Следовало ожидать, что проклятая машина подбросит подлость в тот единственный раз, когда по-настоящему окажется нужна.

— Эта штука не работает, — сказал Герти в который раз, наблюдая за тем, как техник, пыхтя, собирает медные и никелированные потроха в единую конструкцию, — Вы слышите? Не работает.

— А я нахожу, что терминал в полной исправности, — отвечал ему техник откуда-то из самых недр машины, — Вплоть до последнего болта.

— От башенных часов моей прабабки и то было больше пользы, чем от этого аппарата, — с раздражением заметил Герти, — Я же говорю вам, он не работает!

— Не вижу никаких повреждений, мистер Уизерс.

— Он поломан!

Техник устало вздохнул, на секунду перестав протирать ветошью какой-то хитрый узловатый вал.

— Вы не могли бы сказать, что именно не работает, мистер Уизерс?

— Всё не работает! — в сердцах бросил Герти, — Согласитесь, если бы он работал, мне не пришлось бы посылать за вами! Но мне пришлось это сделать.

— Уточните, что именно не функционирует, — терпеливо попросил техник.

Он был похож на всех служащих Канцелярии, как одна человеческая тень похожа на все прочие. Тот же глухой старомодный костюм со строгим галстуком, более уместный на похоронах, чем в государственном учреждении, то же невыразительное, нездоровой бледности, лицо, тот же голос, глухой и совершенно бесстрастный. Герти даже не был уверен в том, что узнает этого техника, если встретит где-нибудь в коридоре Канцелярии получасом позже. В этом мире полумрака и болотной сырости все обитатели были пугающе похожи друг на друга.

«Может, и мне со временем уготована такая метаморфоза? — уныло подумал Герти, наблюдая за тем, как россыпь деталей постепенно превращается в ненавистный ему корпус терминала, — Может, это будет происходить со мной постепенно, исподволь, как течение хронической болезни?.. Сперва я потеряю интерес и аппетит, потом сделаюсь равнодушен и хладнокровен, как рыба. Ну а костюм, должно быть, станет последним штрихом в деле превращения Гилберта Уинтерблоссома в полковника Уизерса, плоть от плоти Канцелярии…»

Именно поэтому ему нужно покинуть Новый Бангор с максимальной поспешностью.

Именно поэтому ему нужна эта проклятая счислительная машина.

— Что-то, должно быть, разладилось в ее внутренностях, — сказал он технику, — Вы уверены, что их не надо почистить от ржавчины или, например, смазать?..

— Совершенно уверен, мистер Уизерс. Что именно неправильно делает терминал?

— Он не может выдать дело, на которое я направил запрос!

— Вы уверены, что верно составили запрос, сэр? Счислительная машина обрабатывает лишь те запросы, которые составлены на ее математическом языке.

— О да, вполне уверен! — язвительно заметил Герти, демонстрируя целую россыпь усеянных крохотными отверстиями мемокарт на своем столе, — Я компостирую эти картонки уже третий день и у меня свело руку от компостера настолько, что временами я ощущаю себя кондуктором на королевской железной дороге!

Язвительность не могла в должной мере пронять техника Канцелярии. Возможно, его могла пронять лишь выпущенная с близкого расстояния пуля. Герти почувствовал, что в скором времени будет готов и к подобному испытанию.

— Составление запросов непростая процедура, мистер Уизерс. Существуют определенные правила и формы. У вас в кабинете должна быть инструкция…

— Талмуд толщиной в тысячу страниц, — вставил Герти, — А уж содержание! По сравнению с ним даже учебник латинского языка кажется легкой современной пьесой!

— …при составлении запроса советую особенное внимание уделить разделу третьему, «Первичный синтаксис линейных команд ввода», а также на разделу пятому «Семантика поисковых запросов» и семнадцатому, добавочный пять, «Макрокоманды и их обособленные переменные».

Герти подавил желание схватить пухлый том инструкции, покоившийся на полке, и вышвырнуть его из окна кабинета прямиком на мостовую. Но ему самому пришлось признать, что хоть это и вызвало бы на какое-то время душевное облегчение, едва ли приблизило его к цели. Поэтому он несколько раз медленно вздохнул, успокаивая нервы, и вновь обратился к технику.

— Будьте уверены, я штудировал все эти разделы три дня и перевел уйму картона! Я уверен, что в итоге запрос составлен мной по всей установленной форме, на языке вашей разлюбезной машины. Видите? — он помахал перед лицом техника мемокартой, — Вот мой запрос. Но вместо того, чтоб передать из архива запрошенное дело, машина несет какую-то чушь! Взгляните, что она выдала мне вместо дела, которое я запрашивал! Полюбуйтесь!

Но техник не горел желанием вникать в содержание протянутой ему папки. Он спешил вернуть разобранный терминал в прежнее состояние и, кажется, весьма спешил. А может, работа сама спорилась в его умелых руках.

— Возможно, проблема не в терминале, — предположил он, проворно завинчивая крошечные болты, — Он всего лишь устройство ввода, своего рода пишущая машинка, один из множества элементов «Лихтбрингта».