Рыжеволосый порылся в карманах и достал часы.
— Половина восьмого, — спокойно ответил он.
Тут я вспомнила о том, что совершенно не ориентируюсь не только во времени суток, но даже не знаю, какое сегодня число.
— Сегодня… — начала я.
— Девятнадцатое, — улыбнулся, догадавшись с полуслова, студент.
— Скоро нам не понадобится язык, — сделала я ему комплимент.
Молодой человек вновь покраснел. Однако, к моему разочарованию, уходить он так и не собирался. Взявшись за голову, я тихо проговорила:
— От закрытого помещения у меня что-то заболела голова.
Студент подхватился с места.
— Сейчас я принесу вам какую-нибудь болеутоляющую таблетку
— Будьте так любезны.
Он выбежал за дверь. Я поднялась и хотела выглянуть в коридор, но услышала приближающееся шарканье немой надзирательницы. Подойдя к моей комнате, она захлопнула дверь и сделала несколько оборотов ключом.
Минут через пять студент опять возвратился, но я не нашла иного средства избавиться от него, как притвориться спящей. Открыв дверь, он подошел ко мне, но будить не решился.
Когда осторожно на цыпочках он покинул помещение, я принялась обдумывать свой дальнейший план.
Теперь мне стало ясно, что главных действующих персонажей, с которыми мне придется столкнуться, будет трое: доктор Штольц, рыжеволосый студент и немая надзирательница (наконец-то я нашла объяснение ее молчанию). «Наиболее подходящий для осуществления моего плана, конечно, студент, — подумала я. — Он-то и поможет мне выбраться отсюда, когда доктор уедет куда-нибудь по своим делам…»
Пансион, 20 октября
Как только доктор возвратился из поездки, он сразу же заглянул ко мне.
— Как здоровье нашей Чалыкушу? — бодро прозвучал его голос.
Услышав имя, которым меня называли лишь близкие люди, я едва не вскочила с кровати, чтобы выцарапать мерзавцу глаза, но невероятным усилием воли все-таки смогла удержать себя от этого поступка.
— Я попрошу вас больше никогда не называть меня так! — возмущенно воскликнула я.
— Почему же? — усмехнулся Штольц. — Мне даже очень нравится имя Чалыкушу.
Я почувствовала, что мои ноздри раздуваются от ярости.
— Если вы залезли в мой дневник, — ответила я, — то это абсолютно не значит, что то же самое вы должны проделать с моей душой!
Профессор слегка стушевался и решил перевести разговор в более безопасное русло.
— В мое отсутствие я просил присмотреть за вами студента…
— Да, он приходил.
— Надеюсь, никоим образом ваше обостренное чувство гордости не было затронуто?
— Конечно, он ведь боится вас…
— Скажем, уважает, — уточнил доктор. — Впрочем, я не могу не отметить вашей наблюдательности…
— Мне показалось, что он отличается от серых стен, — намекнула я на свое заточение.
Доктор присел на кровать и равнодушно произнес:
— А ведь вас здесь никто и не собирается держать… Вы сами своим упрямством посадили себя в клетку.
— Скажите прямо, — устав от размытых фраз Штольца, попросила я, — какую бумагу мне нужно подписать?
— О, — замахал рукой профессор, — это абсолютно ничего не значащая мелочь…
— И все же?
— Ваше согласие на лечение новыми средствами.
— Короче, вы собираетесь испытать свой феноменальный препарат на мне и хотите, чтобы я дала на это согласие? Ведь так?
— Да.
— Значит, я должна подписаться под тем, что отдаю себя в руки профессора Штольца для того, чтобы он распоряжался моей жизнью так, как ему заблагорассудится?
— Вот здесь вы не правы. — Доктор встал со своего места и заходил по комнате. — Во-первых, вы нужны не мне, а мировой науке. Право не знаю, почему вас пугает мое предложение… А во-вторых, поверьте, вас никто не заставит насильно поставить подпись. Это дело добровольное.
— Если добровольное, то отпустите меня отсюда! Я не хочу участвовать в вашем эксперименте.
Доктор остановился и усмехнулся.
— Я не могу это сделать.
— Почему?
— Как медик я считаю, что у вас есть ряд болезней, некоторые из которых могут перейти в тяжелую форму. Вам необходим постельный режим… и временная изоляция от общества…
— Изоляция? — осеклась я.
Доктор поправил очки.
— Вот так-то, дорогая.
— Я не верю ни единому вашему слову! — привстав, отчаянно произнесла я.
— Не волнуйтесь так. — Профессор был невозмутим. — Вы можете прослушать целый ряд очень полезных для вас советов…
Я поняла, что мой протест по меньшей мере наивен, и поэтому, натянув до глаз одеяло, замолчала.
— Так о чем я говорил?.. — почесал затылок доктор. — Ах, да! О том, что предпринимаемые мною меры предосторожности с научной точки зрения оправданы.
— Другими словами, из этих четырех стен я никогда не выйду? — сквозь одеяло спросила я.
— Феридэ, мы же интеллигентные люди и всегда можем найти компромисс…
— Вы меня шантажируете?
— Я всего лишь хочу поскорее начать работу.
— В ваших силах сделать это и без моего разрешения.
— Мне нужна ваша помощь.
— Как кролика?
— Как человека, который самоотверженно служит науке и выполняет свой долг перед человечеством. Вы не чернь и должны это понять!
Доктор, почувствовав, что начинает переходить на эмоции, замолчал. Вообще же в этот день, как мне показалось, Штольц был в своих доводах непривычно пространен. Он в длинные фразы пытался вложить лишь одну простую мысль: «Или вы начинаете принимать препарат и ведете дневник своего состояния, или остаетесь в этих четырех стенах навсегда».
— Я могу подумать? — Мне захотелось выиграть еще несколько дней.
— У вас было достаточно времени. — В этих резких словах был прежний Штольц. — Но если вы отказываетесь послужить науке, то я могу оставить все как есть. Потом будет бессмысленно уговаривать меня возвратиться к этому вопросу. Подумайте об этом, Феридэ.
Доктор, в этот раз даже не осмотрев меня, откланялся и вышел за дверь. Еще через мгновение защелкнулся замок, и его уверенные шаги начали постепенно удаляться. Вслед за ними все тише и тише слышалось шарканье надзирательницы…
Я одна, и мне ужасно невыносимо в этой маленькой комнатушке с серыми стенами. Наверное, меня мог бы понять лишь человек, проведший не один день в карцере. Но в карцер сажают провинившихся, а в чем виновата я?..
Наверное, еще неделю проведи я в этом сером склепе, сумасшествие было бы неминуемо. Я уже начинаю забываться: что такое день и что такое ночь. Вчера на улице был сильный дождь. А может быть, мне это только показалось.
После обеда я вновь заснула. Совершенно неожиданно. Это произошло примерно через полчаса после того, как из моей комнаты вышла надзирательница, забрав пустую посуду. Еще совсем недавно я чувствовала себя относительно бодро, но вдруг мои веки начали слипаться. Мне это показалось странным, и я попыталась сопротивляться наступающей пустоте, однако…
Второго визита доктора в этот день я не ожидала. Да и судя по утреннему посещению, особого желания видеться со мной у него тоже не было. Тем не менее вечером я была немало удивлена, увидев его в стенах своего карцера.
— У меня для вас сюрприз, — заявил профессор с порога. — Как вы думаете, какой?
В это время у меня всегда болела голова, и поэтому мне трудно было понять его игривый настрой. Я промолчала. Не дождавшись ответа, доктор достал карманные часы и положил их на кровать рядом со мной.
— Это вам.
Я непонимающе посмотрела на часы, а потом на Штольца.
— Мне показалось, что это внесет некоторое разнообразие в вашу безрадостную жизнь.
— Вы очень добры, — зло ответила я, восприняв подарок как издевательство.
— Но и это еще не все, — проговорил доктор, блеснув оправой очков. — В ближайшие дни я подыщу вам какую-нибудь книгу для чтения, это необходимо в вашем состоянии. К сожалению, не могу предложить сегодня — в моей библиотеке сугубо научная литература…
