Что было общего между влиятельным чиновником Лукашовым и двумя этими мордоворотами, которые являлись членами торгово-закупочного кооператива "Свет"?

Вопросы, вопросы... Девиц, напуганных до полусмерти, которые плели черт знает что, мы не стали долго задерживать. А вот Коберова и Заскокина мы с Иваном Савельевичем попытались "прокачать" на всю катушку.

Но не тут-то было: держались они уверенно, солидно, даже с наглецой. На вопрос, каким образом очутились за одним столом с Лукашовым, отвечали как по писаному: дело случая, оказались свободные места. Явная ложь, и они знали, что нам это известно, но в протоколе опроса пришлось записать их показания именно в таком виде. А как бы мне хотелось вернуть время вспять и поговорить с ними сразу после убийства! Увы...

Когда мы с Иваном Савельевичем остались одни, он сокрушенно покачал головой:

- Цэ гиблэ дило...

- Но работать надо.

- А як же.

И такой у него в это время был несчастный вид, что мне стало его искренне жаль. А себя? Если честно, то тогда я об этом не задумывался, хотя стоило бы...

- Что будем предпринимать? - спросил я его, насколько мог, сухо и официально.

Как-никак задание на розыск мне должен давать следователь прокуратуры. Но Иван Савельевич не принял предложенный мною тон. Он посмотрел на меня с мягкой укоризной и сказал:

- Брось. А то ты не знаешь...

- Да знаю... - вздохнул я. - Связи, знакомства Лукашова, мотив преступления.

- Связи, знакомства, - повторил Иван Савельевич и стал суетливо тереть носовым платком свою лысину-его в этот момент даже пот прошиб.

- И нужно повнимательней присмотреться к этим двум наглецам.

- Хамлюги, - согласился со мной Иван Савельевич, что-то сосредоточенно обдумывая.

Я с надеждой выжидательно смотрел на него: по прежним нашим встречам знал, что круглую, как капустный кочан, голову Ивана Савельевича нередко осеняют толковые мысли.

- Оци два бугая... щось тут нэ тэ... - Иван Савельевич достал блокнот и что-то записал. - Отой кооператив... Надо ОБХСС подключить. Пусть проверят.

- Иван Савельевич, только без шума и пыли! - взмолился я, быстро смекнув, о чем речь.

- Ага, всэ будэ тыхэнько... - - хитро сощурил глаза следователь. - У меня есть на примете гарный хлопец из той конторы.

- И мне, с моей стороны, не мешало бы повнимательней присмотреться к Заскокину и Коберову, - испытующе глядя на него, сказал я.

- Ой, смотри... Они мужики серьезные. Щоб нэ выйшло чого...

- Так ведь и я не подарок им, - облегченно вздохнул я-ответ следователя был согласием на "разработку" Коберова и Заскокина...

Я приехал к дому, где жил Лукашов, под вечер. Тело его пока находилось в морге. Как я успел выясни гь, Лукашов сменил двух жен и жил с третьей, двадцатнсемилетней Тиной Павловной. Детей у них не было.

Тина Павловна была одета в какую-то импортную хламиду наподобие кимоно, которая вовсе не скрывала ее женские прелести. А она была женщина видная: полногрудая, длинноногая, с удивительно прозрачными голубыми глазами, в которых почему-то не просматривалось должное страдание. Некоторое время мы молчали: я с интересом осматривал интерьер комнаты (а там было на что посмотреть), хозяйка с любопытством и ке таясь изучала мою персону. Первой нарушила молчание она:

- Хотите кофе? С коньяком?

- Спасибо, с удовольствием, - отказаться я просто был не в состоянии-ее удивительно мягкий, приятный голос вдруг заставил трепыхнуться мое холостяцкое сердце, к тому же мой рабочий день уже закончился...

Кофе был великолепен. Такой у нас днем с огнем не сыщешь, не говоря уже о французском коньяке. Не спрашивая моего согласия, Тина Павловна палила коньяк в две серебряные рюмашки и с женской непосредственностью объяснила:

- Я люблю так. И вам советую. Кофе бодрит, а коньяк успокаивает.

- Понимаю, вам необходимо успокоиться...

- Вы так думаете? - с неожиданной иронией в голосе спросила она, заглядывая мне в глаза. - Или советуете по долгу службы?

Я невольно смутился:

- Извините, я... в общем, такое горе...

- Горе... - Тина Павловна медленно, врастяжку выпила. - Вам-то что до этого? Горе... - повторила она. - А если нет? Бывает такое? Ну вот нет горя, нет страданий-н все тут? Черствая я, бездушная, да?

Простите за возможно нескромный вопрос - сколько вам лет?

Я ответил.

- Мы с вами почти одногодки. И в то же время я старше вас минимум вдвое. Почему? Хотите начистоту?

Я, естественно, не возражал, только изобразил приличествующую моменту мину глубокого сочувствия и понимания.

- Вышла я замуж за Лукашова, надеюсь, вы понимаете вовсе не по любви. Он меня просто купил.

Вот так - взял и купил, как красивую безделушку, отвалив моему папеньке за меня "Волжанку" и новую квартиру в центре города. С гаражом. Калым, бакшиш, или как там это все называется... Нет, нет, я с себя вины не снимаю! Двадцать три года - возраст для девушки-невесты приличный, предполагает некоторою самостоятельность в мышлении и поступках. Но я была тогда студентка, заканчивала экономический факультет университета, ждала распределения в какую-то тмютаракань, уезжать из города не хотелось... Вот так все и вышло... просто...

- Тина Павловна... - начал я с отменнои вежливостью.

- Прошу вас, очень прошу - зовите меня просто Тина. Иначе я чувствую себя старухой.

- Хорошо, Тина, у Геннадия Валерьяновича были враги.

- Сережа... можно я буду вас по имени? Сережа, скажу вам откровенно: он никогда и ни при каких обстоятельствах не посвящал меня в свои проблемы.

Правда, я ими и не интересовалась. А последние год-два мы и виделись редко-заседания, совещания, когда он приезжал домой, я уже спала. Потом командировки... В общем - перестройка...

А вот это уже зря, Тина Павловна. Ну зачем же мне, извините, лапшу на ушк вешать? Ведь лежит в моей папочке записка, которую мы нашли в бумагах покойника в его рабочем кабинете: "Ген! Тебя разыскивал В. А. Срочно позвони ему. Очень важное Дело. Т.".

И почерк, Тина Павловна, между прочим, ваш. Мы ведь тоже не лыком шиты, не лаптем щи хлебаем. Кто такой В. А.? Ладно, с записочкой повременим. Будем "качать"

дальше...

- Тина, если можно... - выразительно показал я глазами на бутылку "Камю".