Как ни бился он, все - тщетно.

Байрам был бережлив, отказывал себе в самом необходимом, экономил даже на конке, ходил на работу пешком, и все же ему с трудом удавалось свести концы с концами и урвать из своего скудного заработка ту мизерную сумму, которую он от случая к случаю посылал семье. А ведь надо было еще тратиться на одежду. Он рабочий, а не нищий. Не вечно же ходить в заплатанных лохмотьях. И как ни тяжело было расставаться с последними грошами, а пришлось-таки Байраму не раз потолкаться на Солдатском базаре, пока не приценился к, подержанной одежде и тяжелым кованым сапогам.

Однако Байрам никогда не жаловался на свою судьбу. "Аллах милостив", думал он и не терял надежды на лучшее будущее. Он раньше всех приходил на завод, работал на совесть и всячески старался заслужить похвалу хозяина.

Старый Рахимбек, владелец завода, был очень доволен Байрамом. Следя за проворными движениями загрубелых рук молчаливого, безропотного слесаря, он часто ставил его в пример другим, назидательно приговаривал: - Золотые руки! Вот так бы, ребята, и всем работать!

Над железными воротами завода Рахимбека возвышалась несуразных размеров вывеска, на которой внушительными, хотя и облезлыми буквами было написано: "Корпорация братьев Азимбековых". Но по сравнению с крупными предприятиями богатевших из года в год солидных фирм завод Рахимбека напоминал скорее маленькую, ничем не примечательную мастерскую. Снаружи заводик был похож на длиннющую рабочую казарму с такими же, как у казарм, подслеповатыми окнами и покоробившейся штукатуркой. Старые, расхлябанные, допотопные станки давно требовали замены. Но Рахимбек и не собирался обновлять оборудование. Об этом он и не помышлял. Он считал, что искусство дельца состоит в уменье найти и в срок выполнить выгодный заказ, нанять рабочих подешевле. Он зорко следил за тем, чтобы к нему на завод попадали только набожные и неграмотные азербайджанцы. "Я протягиваю руку помощи своим братьям мусульманам", - любил похвастать при случае Рахимбек, думая, что его хитрость остается для других незамеченной.

Порядки у Рахимбека были строгие. Рабочие боялись его, как огня. Не приведи бог опоздать на работу!

Вот почему и Байрам вышел из дому так рано. Он шел, не разбирая пути, по знакомым улицам, погруженный в свои невеселые думы. Письмо, спрятанное в нагрудном кармане, жгло его, как раскаленные уголья.

Что делать? Как быть? Чем помочь семье?

Но как ни думал он, как ни раскидывал умом, а придумать ничего не мог. Только вздыхал. И сам у себя спрашивал: "Как же это так? Разве это справедливо, что человек, работающий от зари до зари, не может урвать нескольких рублей для своей семьи? Разве это справедливо?"

Этот вопрос впервые возник перед ним, и он не нашел на него ответа.

Байрам был почти у цели, когда со стороны Баилова один за другим заревели гудки. "Слава Аллаху, не опоздал!" - с облегчением подумал Байрам и одним из первых прошел в заводские ворота.

Минут через пять начался долгий, утомительный, однообразный рабочий день.

Глава вторая

На Азиатской, 127, фаэтон остановился.

Первой навстречу Азизбекову выбежала старенькая мать.

- Да перейдут на меня твои недуги, Мешади!

И она повисла на шее у сына, все еще державшего в руках потертый чемодан.

С волнением смотрел приехавший на дорогое, испещренное морщинками лицо, на покосившиеся стены родного дома, где прошло его детство. В дверях уже показалась взволнованная жена. Глаза ее сияли. На руках она держала ребенка - их сына.

Мешадибек шагнул к ней.

- Теперь ты совсем вернулся? - спросила жена. - Мы так тебя ждали!..

- Да, я вернулся совсем.

- И всегда будешь теперь с нами?

Азизбеков уклонился от ответа и протянул руки к сыну. С ребенком на руках, перешагнул он порог дома, где не был так долго.

Да, он вернулся совсем. Ему предстояла новая жизнь.

В последний раз Мешадибек Азизбеков был дома еще студентом. Петербургский технологический институт, где он учился, временно закрыли из-за студенческих беспорядков, и Азизбеков приехал в Баку. Это было вскоре после грандиозной всеобщей забастовки бакинских рабочих, всколыхнувшей всю Россию. И Мешадибек сразу же с головой погрузился в революционную работу.

Бакинские рабочие шли тогда в первых рядах революционного рабочего класса России. В деревне крестьяне восставали против помещиков, беков и ханов.

По наущению местного губернатора, князя Накашидзе, испуганного подъемом революционного движения, была спровоцирована в феврале 1905 года братоубийственная армяно-азербайджанская резня.

Царские чиновники и местные богачи коварно использовали вековую темноту, уродливый религиозный фанатизм. Они натравляли друг на друга суеверных азербайджанцев и армян, чтобы помешать их совместной борьбе против властей и предпринимателей. Много пролилось невинной крови простых людей, много раздалось напрасных проклятий.

Обличая самодержавие, в прокламации Бакинского комитета РСДРП говорилось, что царское правительство и местные власти хотят разжечь национальную рознь, разъединить и ослабить могучее революционное движение пролетариата.

Бакинские большевики призывали рабочих не поддаваться на гнусную провокацию царизма.

В эти дни Мешадибека Азизбекова не раз видели на фабриках и заводах. По инициативе И. В. Сталина, приехавшего в Баку, он, вместе с испытанным революционером Прокофием Джапаридзе, известным под кличкой "Алеша", создал в 1904 году мусульманскую социал-демократическую группу "Гуммет" ("Энергия"). Эта организация революционно настроенных азербайджанских рабочих придерживалась ленинско-искровского направления, представляла собой часть большевистской партии и работала под руководством Бакинского комитета РСДРП. Да, то были славные дни.

Теперь, когда Мешади с дипломом инженера в кармане окончательно вернулся в Баку, был уже 1907 год. Революция шла на убыль. Царь разогнал вторую Государственную думу, члены социал-демократической думской фракции были арестованы и сосланы в Сибирь.

Азизбеков отчетливо представлял себе всю сложность политической обстановки. Довольно сильным влиянием на рабочих еще пользовались те "умеренные", кто сводил классовую борьбу пролетариата к вымаливанию мелких подачек - пресловутого бешкеша - у промышленников. Обнаглевшие меньшевики вели себя вызывающе и лезли в драку, в бесконечные споры с большевиками. Ловили рыбку в мутной воде и националисты всех мастей.