— На бетономешалку?

И закричал коренастому светловолосому парню, орудовавшему на подмостках:

— Эй, Витек, принимай помощника!

Витек помахал рукой и ссыпался навстречу Саньке:

— Бери лопату и пристраивайся к тем двум молодцам…

Молодцы подвинулись, освобождая место у железного короба между кучами песка и кулями цемента. А Витек поучал дальше:

— Черпаешь песочек, с горкой, не на донышке, и третьим по очереди рассыпаешь его по скипу.

Он попинал по коробу и повернулся было идти, но тут увидел, как разочарованно поползли вниз уголки губ у пацана. «Ах, же ты, не додумался сразу!» — мысленно выругал себя Витек:

— Надо же, чуть не забыл! Вот голова еловая… Ты еще, как песок кончишь кидать, гляди на меня. Махну рукой — нажимай эту кнопку.

— И что? — вяло спросил Санька.

— А там увидишь! — И Витек запрыгал к себе на верхотуру.

Без большой охоты покидал Санька песок, по команде «Хорош!» отставил лопату и поспешил к кнопке. Витек махнул сверху рукавицей — Санька нацелился и ткнул пальцем в черный кружок.

Рррах! — глухо рявкнуло что-то над головой, восторженным поросячьим визгом отозвались металлические колесики, и короб пополз наверх, к выжидающе склонившейся «груше». Дополз, опрокинулся, высыпав ей прямо в глотку песок, перемешанный с цементом, и замер.

— Ну, что ты?! Давай вторую!.. — крикнул Витек.

Тут Санька нажал вторую кнопку, коричневую.

Рррах! — снова отозвалось наверху, и короб пополз вниз, остановился, ожидая новой порции песка.

Так Санька махал лопатой и «рррахал» до самого вечера. А перед отбоем перетащил свою раскладушку из дальнего угла, куда демонстративно задвинул ее утром, вплотную к Витиной и заявил:

— Тут буду.

— Располагайся, старик! — согласился Витек. — За жизнь поговорим.

За жизнь с Санькой, кроме Петьки, никто еще не говорил. Он до полуночи жадно слушал неторопливый Витин рассказ об институте, о ребятах отряда, слушал, не отрываясь, до тех пор, пока сердитый шепот комиссара не заставил обоих полуночников нырнуть под одеяла.

А утром на линейке командир скомандовал:

— Бетонщики, на флаг!

— Есть на флаг! — четко отрапортовал Витек, и ребята пошли.

«А ты что?» — Саньку кто-то подтолкнул, кто-то потянул за рукав и выволок в маленькую группу, стоящую на виду у всего лагеря. Из рядов стройотрядовцев попал прямо в него одобрительный Наткин взгляд, и Санькины губы сами собой расплылись в улыбке.

Дни не шли, не тянулись, как боялся того прежде Санька, — они летели. Птичник-коровник, который оказался телятником, рос-подрастал, выше головы поднялись его кирпичные стены, до края кладки уже не достать было вытянутой рукой, даже приподнявшись на цыпочках.

Санька познакомился и подружился со всеми ребятами. И только к Алексею, которому уже, кажется, простил и карты, и насмешки, относился по-прежнему настороженно. А однажды Санька услышал, как он высказался на штабной планерке: «Рано радуетесь, воспитатели!.. Смотрите — не сорвался бы…»

…Сорвался Санька. Да когда! — в комиссаров день рождения…

С утра настроение у всех было приподнятое. Каменщики «ухнули» в честь комиссара чуть ли не полуторную норму, и бетонщики, и плотники от них не отстали. С работы вечером шли оживленные, гадая, чем их удивят за ужином? Повариха предупредила, что ждет сюрприз…

Сюрприз оказался свежей молодой морковкой. Целая миска!.. Грызли морковку медленно, с чувством, наслаждаясь первой в это лето «свежатинкой». Откуда-то вынырнула вдруг сухонькая деревенская бабка, потянулась к командиру с жалобой: мелькнуло в скороговорке «грядка… хулиганы» — и вдруг осеклась. С минуту бабка оцепенело глядела на торчащий из комиссарского рта морковный хвостик, горько вздохнула: «И-их, ироды!» — и, махнув рукой, отошла от стола.

Тихо-тихо стало за столом.

А Саньки уже не было. Он убежал за барак, уткнулся лбом в дощатую стенку.

Затопали рядом тяжелые твердые шаги. Санька глянул исподлобья: к нему шел комиссар. Коля оперся о стенку над Санькиной головой, и Санька от этого движения инстинктивно пригнулся…

— Слушай. Ты ведь не пацан уже. Думать надо, что делаешь. Бабка живет одна-одинешенька, мужа и обеих сыновей на фронте убили. А ты на грядку ее позарился…

После этого Алексей в наказание снял Саньку с бетономешалки, приставил к себе подсобником. Работа у них шла трудно: оба хмуро молчали, старались не глядеть друг на друга, и не завязывалось меж ними хорошее взаимопонимание, как с ребятами-бетонщиками. Санька то запаздывал с подноской кирпича, то громоздил рядом с каменщиком такую кучу, что она мешала кладке. В конце концов бригадир отправил его обратно в Витину бригаду, строго наказав «держать Ежова в ежовых рукавицах».

Витек принял Саньку сочувственно. Ну, разболталась гайка у мальца, бывает… Однако нельзя же так круто закручивать — резьбу можно сорвать. И Санька, почувствовав, что ему не собираются каждую минуту напоминать злополучную морковку, остервенело набросился на песок, доказывая, что человек он еще не конченый…

Миновала третья неделя целинной студенческой жизни. Телятник уже подвели под крышу. Мощно рыкающий автокран уложил бетонные плиты перекрытия, ребята раскатали по ним длинные ленты рубероида и принялись заливать их сверху черным вязким варевом — гудроном. Раствора теперь требовалось совсем немного, и, сделав с утра пару замесов, Витина бригада приходила на помощь кровельщикам. Саньке, поднаторевшему в обращении с механизмами, доверили подъемник, и он под команды: «Вира!» «Майна!» ловко отправлял на крышу ведра с гудроном и рулоны рубероида.

Санька помогал Алексею заводить угол низкой телятниковой пристройки, ловко вкладывая в протянутую руку каменщика то кирпич, то инструмент. И вдруг рука бригадира замерла, не приняла кирпичный обломок, идущий на забутовку. Санька поднял глаза, повернулся в ту сторону, куда напряженным взглядом уставился Алексей, и увидел милицейскую лейтенантшу, беседующую с комиссаром. О чем, Санька не слышал. Но что тут было гадать…

— А дальше что? — донесся голос комиссара.

— Дальше? — повторила, задумавшись лейтенантша. — Дальше следствие покажет.

— Я с ним поеду! — решительно сказал комиссар.

В кабинете следователя собралась вся Петькина компания. Сам Петька, развалившись на стуле и сбросив по-блатному чубчик на правый глаз, встретил Саньку вызывающе:

— А-а-а, поймался! Что ж ты, фрайер, на меня все ссыпал?.. Гражданин следователь, у кого хочете спросите — это все они, мальки…

«Мальки», испуганно съежившись, сидели в ряд у стенки, сосредоточенно разглядывая сцепленные на коленках руки.

— Ну-ка, — сказал следователь, — выйдите все пока в коридор. А вы, молодой человек, — это комиссару, — останьтесь.

В коридоре Петька привалился плечом к Саньке, отвернулся для маскировки и быстро зашептал:

— Санька, кореш, бери все на себя… Ты несовершеннолетний, а меня если зацепят — хана, по этапу пойду… По гроб должником твоим буду, Санька!.. — Медленно, словно нехотя, Петька занес над головой сжатый кулак и картинным жестом, резко распрямив пальцы, пригладил встрепанные волосы.

Санька напрягся весь, закаменел… Словно лопнула в нем какая-то струна, пусто и холодно стало в голове. С тем же леденящим сердце равнодушием Санька аккуратно развернул к себе оторопевшее Петькино лицо и изо всех сил хлестнул его раскрытой ладонью.

На шум в коридоре первым бросился из кабинета следователь, с порога закричал: «Прекратите!» Коля выскочил следом и увидел: известково-бледный, с закушенной губой и остановившимся взглядом Санька размеренно, как каменщик, кладущий кирпич, взмахивал рукой… Коля отшвырнул Саньку, но не успел сделать и шага к своему, врезавшемуся в стену подопечному, как на него кошкой кинулся один из пацанов:

— Пусть!.. Пусть он набьет этого гада! — Мальчик кричал то на следователя, то на Колю: — Надо ему! Надо ему!.. Так и надо! Это он все сделал, он…

Мальчишки разбушевались. Они наперебой, вперемежку с угрозами своему бывшему хозяину, рассказали всю правду. Мальчишками занялся следователь. Петьку увели умываться. А Коля подошел к Саньке, уткнувшемуся лицом в стенку, молча подождал, пока уймется под его пальцами мелкая нервная дрожь: