— Шевелись! — гаркнул Хольт. Он вновь услышал поблизости рев крутокса — тварь вынюхивала людей посреди ветхого лабиринта.

Бирс ждал их на крыше снаружи, вытянув руку в безмолвном обвинении. Один из крутов прыгнул прямо сквозь мертвеца, и Айверсон чуть не расхохотался, подстрелив ксеноса на лету.

— Чисто! — вновь крикнул Модин, пробивая очередную лачугу.

Когда они были на полпути к следующей стене, кто-то из корсаров запнулся и с грохотом рухнул. Хольт как раз пытался поднять парня, когда их преследователь проломил стену и бросился к упавшему летийцу. Комиссар отшатнулся, а тварь схватила покаянника за ногу и уставилась на него с туповатым любопытством. Пока корсар матерился на родном наречии, крутокс покачал его туда-сюда, как погремушку, и для пробы пару раз клюнул шлем, раздраженный доносящимися оттуда звуками. Летиец всё ещё пытался навести хеллган, когда великану наскучила игра и он откусил ему голову. Отшвырнув труп, чудище поднялось на задние лапы и зарычало на Айверсона.

Вызывающий рев прервался вместе с появлением металлической громадины, которая снесла часть хижины и оставила от твари мокрое место. Смертоносная стена вращающихся колес и давящих гусениц пронеслась в каких-то сантиметрах от лица отпрыгнувшего назад комиссара.

— Рив! — закричал Хольт, но лязгающий грохот катившегося мимо «Тритона» заглушил призыв. Оказалось, что корпус амфибии установлен на гигантских гусеничных лентах, благодаря которым корабль на земле превратился в танк невероятных размеров. Спонсонные автопушки, установленные по обоим бортам палубы, вели огонь с большой высоты и отбивали охоту атаковать «Покаяние и боль», но с минимальным экипажем на борту канонерка была чрезвычайно уязвима.

«Она держит курс на пожар в главном здании», — догадался Айверсон.

— Назад, по этой дороге! — скомандовал он соратникам, устремляясь за амфибией. «Тритон» двигался быстро, но не настолько, чтобы его не мог догнать бегущий человек.

Даже если ему словно битого стекла в грудь насыпали…

Комиссар хрипло и резко хватал воздух, вдавленные ребра жутко сжимали легкие, но он не останавливался. Арканец кричал, пока не сорвал голос, даже зная, что экипаж канонерки не услышит его на такой высоте.

Приход Зимы… Кирхер… Приход Зимы… Кирхер…

Имена преследовали друг друга, кружась в голове Хольта, словно закольцованная мантра отвращения. Ненависть наполняла его энергией, как некоторых людей — боевые стимуляторы. Айверсон ощутил краткий укол вины, вспомнив о Славе, принятой перед схваткой с верзантскими дезертирами — как давно это было! — но наркотик приносил порченое благословение. Её благословение.

Ненависть была чистой.

…Приход Зимы…

Оглянувшись, комиссар увидел позади своих товарищей, за которыми гнался второй крутокс, ещё больше первого. Стараясь не думать об этом, Хольт впился глазами в удаляющуюся корму «Покаяния» и увидел там Бирса. Старик стоял к нему спиной, презрительно отвернувшись, а спасение тем временем быстро ускользало.

…Кирхер…

Мятый Шлем пронесся мимо Айверсона и на бегу швырнул что-то из-за головы. Корсар метнул абордажный крюк с меткостью, рожденной годами корабельных сражений, и тот, пролетев над планширом, будто управляемая ракета, уцепился за что-то. Быстроходный «Тритон» резко дернул летийца за собой, но он, устояв на ногах, прыгнул вперед и высоко вверх. Мгновением позже боец уже скачками взбирался по корпусу, и крутокс яростно заклекотал при виде убегающей жертвы.

…Приход Зимы… Нужно только ещё немного не подпускать тварь… Кирхер…

Оглянувшись через плечо, комиссар увидел, как ксенос обезьяньим прыжком взмывает вверх.

— Ложись! — заорал Хольт, ничком падая в грязь. Модин тут же рухнул на колени, но бежавший рядом корсар оглянулся, и это стало его последней ошибкой. Лапа крутокса пробила летийца, как пушечное ядро, почти разорвав человека надвое. Тварь приземлилась на дороге перед арканцами, превратившись в неистовую преграду между ними и канонеркой. От удара истощенный ездок переломился в поясе, как сухая веточка, но великана это не побеспокоило.

«Отныне Федра — его истинная всадница, — подумал Айверсон, наводя пистолет. Ему ничего не оставалось, кроме как умереть стоя. — Где же ты, Бирс? Тебе стоит это увидеть, старый стервятник!»

Крутокс навис над комиссаром, встряхиваясь от попаданий мелкокалиберных пуль, словно от укусов насекомых. Со щелчком разинув клюв, чужак потянулся вперед… и его объяло пламя. Хольт отпрыгнул от клекочущего, пылающего клубка, а Модин шагнул вперед, сжимая огнемет. Обрушивая на чудовище потоки прометия, боец напевал весьма пошлую балладу Пустошей.

— … а леди Сьюзи никогда красоткой не была… — Клетус подмигнул Айверсону, и тут огнемет умолк, зашипев напоследок. — От дерьмо…

Громадный чужак атаковал их, словно разъяренный бык. Обугленная шкура висела лоскутами, которые шипели и дымились под дождем, но огонь не повредил мышц крутокса. Мощный удар кулаком свалил Модина на землю; он попытался ударить врага ногой, но ксенос схватил бойца за лодыжки и поднял на вытянутой лапе. Видя, что тварь начала раскручивать пустошника над головой, Айверсон открыл по ней огонь из пистолета, но только разозлил ещё сильнее. Боковым зрением комиссар заметил, что канонерка остановилась и медленно двинулась задним ходом.

Слишком поздно…

Издав первобытный рев, крутокс хлестнул огнеметчиком о землю, словно кнутом. От первого удара в теле Клетуса сломались все кости, а после второго он повис в кулаке врага, словно тряпичная кукла. Затем у пустошника оторвались ноги, а торс к тому моменту превратился в бесформенное мягкое месиво.

Слишком жутко…

Хольт уже ковылял к «Тритону», когда тварь погналась за ним. На палубе стоял Мятый Шлем и орал на мореходов, требуя прибавить ходу. Рядом с летийцем возникла Рив и уставилась на бегущего комиссара через магнокуляры.

Слишком далеко… Приход Зимы… Слишком медленно… Кирхер…

Прямо за спиной раздавался топот крутокса, горячее дыхание твари обжигало шею Айверсона. Собственные вдохи арканца рвали ему грудь, будто колючая проволока. Какой-то инстинкт скомандовал Хольту пригнуться, он нырнул, откатился в сторону, уходя от пронесшихся над головой когтей … и продолжил катиться, а великан трамбовал землю ударами кулаков, всё время отставая на шаг.

Приход… Зимы… Маршал… Кирхер…

Очередной перекат вслепую закончился тем, что Айверсон натолкнулся на нечто твердое. Подняв глаза, комиссар увидел перед собой металлического гиганта; секунду спустя раздался оглушительный грохот автопушки «Часового», и крутокс разлетелся на куски парного мяса. Плавно поворачиваясь в «поясе», боевая машина обстреляла крыши и уничтожила несколько бросившихся в атаку крутов. Затем к ней присоединился второй лязгающий шагоход, изрыгавший пламя из огнемета, рядом с которым оружие Модина казалось карликовым. Комиссар замер, увидев на стволе орудия нанесенные по шаблону Семь звезд.

Клянусь Провидением, они нашли меня!

Когда всё закончилось, и на деревню опустилась тишина, Хольт пошел разыскивать Клетуса. Тело пустошника исчезло, но дождь не до конца смыл кровавый след, указывавший, куда отполз боец. Темная полоса привела Айверсона в маленькую лачужку на краю поселения, внутри которой нашелся огнеметчик — он скрючился в тенях, будто разрубленный слизняк. Модин, оставшийся без ног, превратившийся в нечто полужидкое, сохранил отвратительное подобие жизни. Похоже, что болезнь, несмотря на все её разрушительное действие, превратила арканца в очень крепкого ублюдка.

— Как дела, серобокий? — спросил комиссар с порога.

— Бывало и лучше, — прохрипел тот сквозь расколотые зубы. — Пришел дать мне Милость Императора, Хольт?

— А ты хочешь этого? — уточнил Айверсон, потянувшись за пистолетом.

Пустошник покачал головой.

— Не-а. Раньше Он был не слишком-то добр ко мне, вряд ли сейчас что-то изменилось.

— Ты же понимаешь, я всё равно должен даровать тебе покой.