– Ладно, порядок, – сообщила я, когда кровь остановилась.

Но рубашка и щеки Бенджи все еще были покрыты красными пятнами.

– Я провожу тебя домой.

– Это я должен тебя провожать.

– Я не истекаю кровью.

В дверь снова заколотили, и я открыла ее. Девицы ворвались в туалетную – и попятились, наткнувшись на мой бешеный взгляд, а я потащила Бенджи наружу.

– Отличный вечерок, – улыбнулся Бенджи, когда мы вышли на улицу и направились к студенческому городку.

– Наверное.

– Тебе следует бегать со мной по утрам.

– А тебе пока не следует бегать. Нос, возможно, сломан. Можно разок и проспать.

Бенджи хихикнул, отвергая мой совет.

– Извини, что из-за меня пропустила вечеринку.

– Я собиралась уйти, помнишь?

– А я подумал: как странно, что ты вообще туда пришла.

– Почему?

Бенджи засмеялся:

– Потому что ты никогда не ходишь на вечеринки.

– А… да.

Я украдкой посмотрела на Бенджи. Он выглядел ужасно глупо – весь в крови и с улыбкой. Уголки моих губ невольно поползли вверх.

– Эй, да ты никак улыбнулась?

Я поспешно сделала строгое лицо.

Бенджи сунул руки в карманы:

– Я должен это отметить.

– Уже отметил.

Мы дошли до мужского общежития имени Чарльза Л. Чарльстона, обычно именуемого просто «У Чарли». Здесь когда-то жили чопорные, занудные, поглощенные учебой будущие инженеры, но это было еще до нашего рождения. А теперь общежитие набито веселыми умниками вроде Бенджи.

Бенджи придирчиво осмотрел бумажное полотенце, прежде чем еще раз вытереть нос и выбросить бумагу в мусорную корзину в десяти футах от него. Ком попал точно в цель. Бенджи посмотрел на меня с горделивой улыбкой.

– Спокойной ночи, Бенджи. Приложи к носу лед.

– Обязательно. А ты… ты уверена, что тебя не нужно провожать?..

– Уверена. Позаботься о себе.

Я развернулась, собираясь уйти, но не вышло – Бенджи схватил меня за руку. Инстинктивно я вцепилась в его запястье свободной рукой и дернула, перебрасывая Бенджи через плечо, – он грохнулся о землю. И громко хрюкнул – от удара из его легких вылетел весь воздух.

– Ох, чтоб тебя! Прости! – воскликнула я, отчасти смущенная, а отчасти обозлившись из-за того, что мне снова приходилось быть с ним милой.

Бенджи застонал.

– Ты… ты ушибся?

Мне стало ужасно неловко. И вообще-то, хотелось поскорее уйти, не интересуясь дальнейшим. Это было бы куда легче, чем стоять здесь, протягивая руки к Бенджи, – я просто не знала, как до него дотронуться, чем помочь.

– Я, конечно, знаю, что ты особа непредсказуемая, но ты все равно не устаешь меня удивлять. Где такому научилась?

– Не твое дело. Встать можешь?

– Чтобы ты снова на меня напала?

Я сделала большие глаза и помогла ему подняться:

– Я на тебя не нападала. Я защищалась.

Бенджи засмеялся и ткнул себя в грудь:

– От меня?

Мне не нравилось, как он смотрел на меня: весело и кокетливо, по-особенному, то есть так, как не стоило смотреть.

– Ты просто задница. Мне стало совсем плохо, но ты меня рассмешила.

Я пошла было прочь, но Бенджи снова схватил мою ладонь.

Я оглянулась, посмотрела на свою руку:

– Ты кто, самоубийца?

– Видимо, да, – ответил Бенджи и отпустил меня. – Давай-ка посидим минутку.

– Слишком холодно. Я иду домой.

– Значит, я пойду с тобой.

– Бенджи! – Я разочарованно вздохнула. – Нет! Я могу сама о себе позаботиться.

– Это я понял.

– Ты бесишь меня! И прежде чем спросишь, поясняю: не в хорошем смысле.

Бенджи сел на вторую ступеньку перед входом и похлопал по ней:

– Ты сломала мне нос. Можешь уделить пять минут сочувствия в качестве компенсации?

– Это что, попытка пробудить во мне чувство вины?

– Да.

Я села рядом и сложила руки на груди.

Бенджи улыбнулся:

– Тебе действительно холодно?

– Нет.

– Ты проголодалась? Могли бы забежать в «Макдоналдс».

Я скривилась и отодвинулась от Бенджи:

– Ты и вправду самоубийца! Каждый раз, когда там перекусываешь, ты на шаг приближаешься к сердечному приступу.

– И что? Это же вкусно!

– Я не голодна.

Мы просидели несколько минут в неловком молчании. По крайней мере, для меня оно было неловким. Но Бенджи выглядел довольным.

– Ну… думаю, мне лучше уйти. – Я поднялась.

Бенджи тоже встал:

– Ты так и не сказала, почему явилась на ту вечеринку.

– Мне просто нужно было куда-то выбраться, – ответила я. – Иногда со мной такое случается.

– Тебе следовало бы сходить в спортзал. Это хороший способ выпустить пар. И крепкому сну благоприятствует.

– Спортзал, – невыразительно произнесла я.

Бенджи засмеялся:

– Да. Ты попробуй разок, пойдем со мной. Если не полегчает, значит больше не пойдешь.

Я подумала пару мгновений.

– Может быть.

Бенджи покачал головой и развел окровавленными руками.

– Приму за обещание.

Я оставила его перед общежитием «У Чарли», чувствуя, как он смотрит мне вслед. Но оглядываться не стала. Если вести себя уж слишком мило, может создаться неправильное впечатление – например, что я хочу подружиться или, в случае с Бенджи, даже больше. Так что я милой и вежливой не была. Во всяком случае, старалась не быть. Но иногда прежняя я прорывалась на поверхность.

Дорога домой оказалась холодной и одинокой. Возможно, за те двадцать минут, что Бенджи торчал рядом со мной, я успела привыкнуть к компании. Но этого-то я не хотела. Я открыла ключом-картой дверь в свое общежитие и вошла в коридор, проклиная Бенджи – пробудил во мне то, что я не желала будить.

Я, как обычно, направилась к лестнице, но по дороге мне все же пришлось пройти мимо лифта. В памяти вспыхнули глаза матери. Морщинка между ее бровями и странное выражение глаз – за миг до смерти. Отец всегда говорил, что она была несгибаемой. Такой она оставалась, даже испуская последний вздох. В ее глазах было так много печали… из-за того, что она оказалась не в силах спасти меня, из-за долгой жизни, которой, как она считала, я лишаюсь… Она совсем не думала о себе в последние мгновения, взглядом просила у меня прощения, и я сквозь грязную тряпку, которой был завязан мой рот, произнесла это прощение. Вот только себя не могла простить.

Замок на двери комнаты щелкнул, и только в этот момент я осознала, что не заметила, как поднялась по лестнице на два этажа. Мои мысли были далеко, и я совершенно не замечала, куда иду. Это меня обеспокоило. Я толкнула тяжелую деревянную дверь, закрыла ее за собой и прислонилась к ней спиной. Потянулась к выключателю, включила и сразу выключила свет, заперла замок и направилась к кровати, бросив сумку на потрепанный двухместный диванчик на другом конце комнаты.

Не раздеваясь, я упала на кровать, лицом в подушку. Из горла вырвался стон, достаточно громкий, чтобы его услышала моя соседка Элли, стервозная красотка. Она с удовольствием твердила мне, что моя идиотская музыка звучит слишком громко, моя одежда слишком темная, а моя общественная жизнь – просто тоска. Но это было нормально, я гордилась тем фактом, что не слушаю примитивных песенок или не позволяю всем таращиться на мою грудь, надевая джемпер с глубоким вырезом, и что я не какая-нибудь неопрятная шлюха. Ладно, звучит грубовато, согласна. Но за четыре семестра в Кемптоне Элли успела завести связь по крайней мере с тремя преподавателями… и не только с ними, если верить ее хвастовству.

Я повернулась на бок, надеясь заснуть раньше, чем нахлынут ужасные воспоминания. Но вместо того чтобы спать или вспоминать, я уставилась на полоску света, что виднелась под дверью комнаты. И вскинула голову. Две темные полосы отчасти закрывали свет.

Ноги.

Мои мускулы напряглись, застыли – и одновременно словно вспыхнули огнем. Неважно, какой силы страх визжал в каждой моей клетке, меня тянула к себе опасность. Мне необходимо столкнуться с ней лицом к лицу, так же как в тот последний раз. И прежде чем здравый смысл успел вступить в свои права, одна моя рука уже отпирала замок, а другая – поворачивала ручку двери. Дверь распахнулась так быстро, что воздух из коридора ударил мне в лицо.