- Что прекратить? – губы начали выцеловывать узоры на бледной и безволосой груди. К двум пальцам добавился третий.

- Не мучай меня...

- Почему? Ты заслужил наказание, - губы перешли на шею, а пальцы продолжали растягивать отверстие. Неджи не хотел причинить боль любимому, так что приходилось растягивать Гаару, заставляя того сходить сума от таких ласк, да и сам он едва держал себя в руках. Видеть любовника таким было свыше его сил: разгоряченного, стонущего от едва сдерживаемых чувств и эмоций, почти молящего о большем, раскрытым для него одного, готового отдать всего себя, не тая ничего... Такая любовь и власть опьяняли... Дарили крылья. – Ты целовал другого парня, вынуждая меня страдать от ревности и безысходности, - губы добрались до уха и начали покусывать мочку.

- Прости, - Гаара задыхался, тело плавилось от ласк и хотело ещё большего. – Прости, - руки оторвали голову Хьюги от уха и заставили посмотреть в бирюзовые глаза. – Прекрати меня мучить. Войди уже в меня.

- Что? Ничего не слышу, - коварная усмешка расползлась по красивому лицу, на висках блестели капельки пота, выдавая хозяина и показывая, что и ему нелегко сдерживаться.

- Да трахни меня, мать твою, Хьюга! – не выдержал Гаара.

- Как скажешь.

Одно мгновение и пальцы покидают анус любовника, и вот, уже горячая и твердая плоть заполняет тело партнера.

- Да... – довольно простонал Сабаку но.

Неджи начал неспешно входить и выходить из тела любимого, но тот хотел другого: резкости, животной страсти, несдержанности. Гаара, приложив усилия, перевернул себя и Хьюгу, а после замер, сидя на нем верхом. Теперь всё будет только так, как хочет он.

- Продолжим? – и он начал бешено двигаться, то поднимаясь, то опускаясь на тело партнера, заставляя его плоть попадать прямо по простате, даря неописуемые ощущения. Началась бешеная скачка, заставляющая сходить любовников с ума, отбросить сдержанность в сторону, позволив огню страсти полностью покорить себя.

Всю ночь любовники не давали друг другу уснуть, всю ночь из их спальни слышались стоны, крики и вздохи. Благо, в доме кроме них никого не было, что позволило им полностью отпустить тормоза.

Этих двоих не волновало уже ничто. Во всем мире их было только двое. Лишь ночь была свидетелем их страсти и любви. Лишь она знала, насколько сильны их чувства.

* * *

Саске не находил себе места. Наруто похитили. Его Солнышко в беде, а он не может ничего сделать. Как же так? Где справедливость в этом чертовом мире?! В своей квартире он метался, словно загнанный в клетку зверь, не находя себе места, ни на миг не переставая думать о любимом человеке.

Любимом... Это слово заставило Учиху замереть на месте. Когда Наруто стал для него любимым? Он не раз говорил блондину, что любит его, чтобы удержать того подле себя, но были ли те слова искренними? Или он говорил то, что от него хотели услышать? То, чего требовала та или иная ситуация?

Сам он не верил в то, что их с Наруто связывает именно любовь. Доверие, понимание, страсть, иногда нежность – это да, без сомнения. Но любовь? Способен ли он вообще на такое чувство?

Способен, признался сам себе Учиха. Но понял он это слишком поздно. Далеко не с первого раза до него дошло, что это и вправду любовь. Первым разом был тот случай, когда Наруто попал в больницу. Вторым - тот раз, когда они заключили сделку. Третьим - потеря Солнышка на два года, когда он сам прогнал его. Он рвал и метал, но сердце, тело и душа тосковали за блондином. Четвертым - их недавнее примирение. В тот день он снова ощутил себя полностью живым человеком, ощутил, как сердце наполнилось теплом и нежностью. Пятым разом был уход Солнышка в утро после их совместной ночи. И снова во всем виноват он сам. Тогда брюнет почувствовал, что его сердце разбито и в груди образовалась пустота. А в этот раз, шестой по счету... Только сейчас он понял, что все предыдущее разы были цветочками по сравнению с этим. Да, тогда ему было больно, одиноко, он злился, таил обиду, но сейчас... Ничто не сравниться со страхом за любимого человека. Нет ничего равного ужасу, беспомощности, которые ты ощущаешь, когда знаешь, что жизнь любимого висит на волоске, а может быть его уже нет среди живых и ты ничего не знаешь, ничего не можешь поделать. Ты полностью беспомощен, ты никто. Ни твое имя, ни власть, ни деньги – ничто из этого не играет никакой роли. Все впустую.

Ожидание...

Страх....

Беспомощность...

Злость...

Тоска...

Надежда...

Только надежда заставляет биться сердце ледяного принца, только она заставляет его дышать и верить в то, что это ещё не конец, что всё ещё может быть хорошо.

Учиха не мог позволить себе сидеть сложа руки. Он должен делать хоть что-то, хотя бы предпринять попытку. Он должен попытаться найти и спасти своё Солнышко.

Бледные ледяные руки достают из кармана брюк телефон и набирают заученный наизусть номер.

- Аники? Мне нужна твоя помощь.

- Я слушаю, отото.

* * *

- Как думаешь, не перегнул ли я палку? Сейчас, когда всё уже случилось, мне кажется, что я переусердствовал с планом, - сказал мужчина, выключая телефон.

- Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Он – чертова ублюдочная сволочь, подлец, изменщик и вообще козел с хреном.

- Эй, не оскорбляй его. Я же просил тебя.

- Да ладно, не парься ты. Всё будет пучком. Пусть помучается, авось прозреет, блядь.

- Да сколько можно? Хватит уже ругаться постоянно. Бесит!

- Ну надо же, бля... Я заставил тебя выйти из себя. Да я просто оху*нный! Ни хера се!

- Хидан, мать твою! Заткнись! Достал уже!

- А если не заткнусь? Что сделаешь?

- Заткну.

- Ой ли?!

- Не веришь?

- Ни фига, не сможешь.

- Так в себе уверен? Зря, - Итачи заткнул рот язычника жестким поцелуем. Тот довольно и сладострастно застонал. Как же он обожал такого Учиху: голодного, жадного, грубоватого и разозленного. Гремучая смесь, но для его натуры в самый раз.

Пуговицы от рубашки разлетелись по всей комнате. Треск ткани и хриплое дыхание наполняло спальню дорогой квартиры. Руки жадно и грубо стягивали одежду, губы целовали открывшиеся участки тела.

Когда на мужчинах не осталось ни нитки одежды, то они направились к кровати, стоявшей посреди комнаты. Итачи повалил пепельноволосого на кровать и навалился сверху, тут же накрывая губы голодным поцелуем. Он не мог насытиться язычником. Ему всегда было мало. Рядом с ним он становился совершенно другим человеком: показывал эмоции, злился, мог кричать и ругаться, улыбался и радостно смеялся – непозволительная роскошь для Учихи.