Камчадалы жили поселками — острожками. Раньше поселки укреплялись валом или палисадниками. Острожки состояли из зимних земляных юрт и летних балаганов. Устраивались юрты следующим образом. Выкапывали яму метра в полтора в глубину и ставили посередине ее четыре толстых столба, вершины их соединяли с краями ямы накатником. В этой куполообразной крыше оставляли отверстие, служившее одновременно и окном, и дверью, и трубою. Кровлю покрывали землей и дерном. Снаружи это жилье походило на холм, только дымок указывал на местопребывание здесь убогой семьи камчадала. Внутри юрта представляла правильный четырехугольник. У одной из стен его устраивался очаг, к которому в виде норы шел вывод наружу. Он давал выход дыму из землянки через отверстие, устроенное в центре кровли. Спали обитатели землянки на нарах на шкурах убитых зверей. Выходом из землянки служило тоже дымовое отверстие, к которому поднимались по лестнице. Во время топки очага непривычному человеку было очень трудно проникнуть в юрту или выйти из нее. Часто одна юрта служила нескольким семьям, но у каждой из них обязательно, был свой отдельный балаган. Эти балаганы служили одновременно и амбарами для съестных припасов, и жильем. Домашняя утварь камчадала была проста: несколько чаш, корыто, корзины. Пищу для себя и для собак камчадалы готовили в одних и тех же посудинах и ели не брезгуя вместе с животными. Несколько лодок или байдар дополняли хозяйство камчадала.
Лодки были двух типов: у одних был нос выше и бока пологие, у других нос и корма одинаковой высоты. Первые применялись для плавания по рекам, вторые исключительно на море. Зимою жители Камчатки ездили на собаках, запряженных в нарту — длинные сани с широкими полозьями; они очень легки и не тонут в глубоком снегу. Для перевозок грузов запрягали в нарту тринадцать собак, которые везли до 480 кг груза и при хорошей дороге пробегали до 150 км в сутки. Их впрягали цугом шесть пар, тринадцатая — передовая — была вожаком, управляли без вожжей, собаки знали команду: вправо, влево, вперед.
Суровые природные условия не позволяли жителям в то время успешно заниматься хлебопашеством. В районе Нижне-Камчатска встречались в некоторых местах небольшие посевы. Скотоводство было бедное. Свежее мясо стоило дорого. Рыбы было такое изобилие, что ее ловили руками близ берегов.
Занятия камчадалов определялись, временами года: летом они ловили и вялили рыбу, собирали разные коренья, ягоды и грибы; осенью продолжали рыболовство, били птиц — гусей, лебедей, уток; зимой охотились на соболя, лисицу и других зверей, плели сети для ловли рыбы, делали санки, перевозили запасы из летних промысловых шалашей в свои юртовья; весной начинались морские звериные промыслы. Существовало строгое разделение труда между мужчинами и женщинами. Мужчины ловили рыбу, охотились, сооружали юрты и балаганы; женщины занимались выделкой шкур, шили платья, на них же лежала и вся домашняя работа. Зимой камчадалы носили поверх нижней одежды кухлянки — меховые мешки шерстью внутрь — и парки, такие же мешки мехом наружу. Подол кухлянки обшивался арабесками из разных суконных лоскутьев. Иногда сукно заменялось подборами — куском замши, расшитым разными цветами.
На своих пирах камчадалы плясали бахию, или медвежью пляску. Наши моряки любили посещать камчадальские вечеринки и пиры, плясали их танцы, учили камчадалок водить хороводы и плясать «русскую». Песни камчадалов, удивительно однообразные, но не лишенные ритма и своеобразных приятных мотивов, преимущественно любовного содержания, сочинялись девушками и женщинами. Вот образец одной из них:
«Я потерял жену и свою душу; с печали пойду в лес, буду сдирать кору с дерева и есть; после того встану поутру, погоню утку Аангич с земли на море и стану поглядывать во все стороны: не найду ли где любезной моего сердца…»
В обычаях камчадалов сохранилось много пережитков древних родовых отношений. Так, жених должен был отработать невесту у своего будущего тестя. Только после этого ему разрешалось «хватать» невесту. Как только он получал такое позволение, невесту брали под охрану все женщины острожка. Она надевала в это время несколько платьев и вся была опутана сетями. Жених должен был поймать свою невесту. Пойманную невесту жених увозил в свою юрту. Разводы у камчадалов совершались очень легко. Ревности они не знали. Существовало у камчадалов много суеверий и предрассудков. Кто хотел иметь детей, должен был есть пауков. Платья умершего выбрасывали: верили, что всякий, надевший их, должен скоро умереть и т. д.
6 июля Крузенштерн вышел из Петропавловской гавани и прошел к Курильским островам, производя исследование берегов.
12 июля «Надежда» вошла в Охотское море открытым между островами Матауа и Рашауа проливом Надежды. После недельного плавания она прибыла к мысу Терпения, самой восточной части Сахалина.
Отсюда Крузенштерн продолжал исследование восточного берега, начатое им в предыдущее плавание по пути из Японии. Затем он обогнул северную оконечность Сахалина и спустился на несколько километров к югу. Здесь на берегу одного залива моряки увидели селение, в котором насчитали двадцать семь домов. Лейтенант Левенштерн, Горнер и Тилезиус отправились на берег. Туземцы встретили прибывших не враждебно, но и не дружелюбно. Три человека, по-видимому начальники, выступили вперед и кричали так громко, что их слышно было на корабле. Вышедших на берег путешественников начали обнимать, стремясь в то же время оттиснуть их к морю. Подошли другие, вооруженные кинжалами и саблями. Это показалось русским подозрительным, и они отошли назад. Крузенштерн решил подвести «Надежду» возможно ближе к берегу и побывать на острове. Сильное течение мешало выполнить это намерение. Наконец, 14 августа «Надежда» вошла в небольшой заливчик и бросила якорь в виду селения. Ехать на берег было уже поздно, и командир послал гребное судно для ловли рыбы. В короткое время наловили столько лососей, что их хватило для всей команды на три дня. На следующий день. Крузенштерн с большинством офицеров и половиною команды поехал на берег. Моряки высадились в расстоянии километра от селения и пошли по берегу пешком. Как только туземцы увидели это, они подплыли к морякам на большой лодке и пытались задержать их, не пуская итти в селение.
Недалеко от деревни русских встретило человек двадцать во главе с начальником, одетым в пестрое шелковое платье китайского покроя. Крузенштерн подарил начальнику кусок оранжевого сукна, остальным различные мелочи и старался втолковать, что у них нет никаких враждебных намерений, они даже не войдут в дома, а только посмотрят селение. В доказательство дружелюбия он снял свою саблю. Посоветовавшись друг с другом, туземцы, повидимому, решились не удерживать более путешественников.
Осмотрев селение, Крузенштерн вернулся со спутниками на корабль, снялся с якоря и направился к югу на розыски устья Амура. Он намеревался спуститься по северному каналу, отделяющему Сахалин от материка, до самого устья Амура, придерживаясь берегов Азии. Он предполагал найти устье Амура, а затем, продвигаясь по каналу между материком и Сахалином, определить, соединяются они между собою перешейком или разделены проливом.
Воды, омывающие Сахалин, не посещал никто из европейских мореплавателей, кроме француза Лаперуза и англичанина Броутона. О Сахалине и побережье Азии около него европейцы ничего не знали. Лаперуз и Броутон были поражены дикостью и недоступностью береговых скал северной части Японского моря, с другой стороны — богатством флоры и фауны. Край этот был почти необитаем. Лаперуз не видел здесь ни одной лодки, которая отваливала бы от берега. Эта страна покрыта прекраснейшей растительностью, свидетельствовавшей о необыкновенном плодородии почвы.
Лаперуз описал юго-восточную часть Сахалина и названный его именем пролив, отделяющий Сахалин от острова Иессо. Он намеревался проникнуть к северу дальше лимана Амура, в Охотское море, но безуспешно и принял Сахалин за полуостров. Такой же неудачей окончились и попытки Броутона. Авторитет этих знаменитых мореплавателей укрепил всеобщее ошибочное убеждение о недоступности с моря лимана Амура и бесполезности, следовательно, для России этой реки, не дающей выхода в океан. Все же экспедиции Крузенштерна было предписано отыскать устье Амура и вообще исследовать восточный берег Сибири. Как уже сказано, Крузенштерн обогнул северную оконечность Сахалина и стал спускаться к югу по каналу между Сахалином и материком для отыскания устья Амура. Вскоре он встретил противное течение и пресноватую воду и заключил по этим признакам о близости лимана. Однако неоднократные попытки пройти к лиману на «Надежде» не удались, этому мешали очень сильные противные течения, ветер и малая глубина канала.
