Сандро Зурабович с интересом наблюдал за действиями племянника, колдовавшего у небольшого прямоугольного ящика с панелью на верхней плоскости. Боковая стенка ящика была снята, виднелись печатные схемы, и загадочно мерцали радиолампы.
- Послушай, чертовски здорово действует этот твой сундук!
- Вы находите? - не оглядываясь, бросил Гоги, тщетно стараясь закрепить боковую стенку прибора. - Что дальше будем делать?
- "Что, что"! - рассердился Метревели. - Дай-ка лучше сигарету.
- Вы разве курите? - удивился племянник.
- Курю, не курю... Есть у тебя сигареты, я спрашиваю?
Гоги молча достал пачку из кармана халата и протянул Сандро Зурабовичу.
- Ну что ты на меня уставился? Давай и спички заодно.
Метревели встал с кровати, подошел к окну, закурил.
- Думаешь, не выдержу? - Доктор в упор посмотрел на племянника. Тот, не сводя взгляда, пожал плечами.
- Скажи честно, - в голосе Метревели звучали горькие нотки. - За кого ты боишься, за меня или за него?
- Конечно, за вас.
- Н-да... - Сандро Зурабович покачал головой, неумело поднес к губам сигарету. - А ведь если бы не он...
- Хватит, дядя!
Гоги шагнул к окну и тоже закурил, втягивая дым нервными, злыми затяжками.
- Кто он мне? Никто! Чужой человек. Спас мою дочь? Да, спас! Но это случайность. Стечение обстоятельств. Импульс. Любой на его месте...
- Их было двое, Гоги, - напомнил Сандро Зурабович. - И второй не успел даже пальцем шевельнуть.
- Ну и что? Просто у вашего Рудакова реакция оказалась лучше.
- "У моего Рудакова", - задумчиво повторил доктор.
Гоги внимательно посмотрел на него и продолжал уже совсем другим тоном:
- Я все понимаю, дядя Сандро. Что надо сделать, скажите, - все сделаю. Лекарства, условия, деньги - ни за чем не постою. Выздоровеет, "Жигули" свои ему подарю.
- С подбитым глазом?
- Кто с подбитым? - опешил племянник.
- Не кто, а что -"Жигули" твои.
- Шутите. - Гоги в сердцах швырнул в окно недокуренную сигарету. - Поймите наконец, вы близкий мне человек. Вам восемьдесят лет.
- Восемьдесят один, - поправил Метревели.
- Тем более. "Перун" - экспериментальная модель. Я ведь вам говорил, объяснял.
- Что верно, то верно, - доктор вздохнул. - Говорил, предупреждал. Стращал даже. А все зря.
- Почему?
- Ты все равно не поймешь.
- Постараюсь понять.
- Ну что ж, постарайся. По-твоему, родня - значит свои. Не родня - чужие.
- Конечно.
- Не перебивай. Вовсе не конечно. Глупо делить людей на своих и чужих, и уж совсем никуда не годится делить по родственным признакам.
- Не пойму, за что вы ратуете, дядя.
- Серьезно?
- Конечно, серьезно.
- Ну что ж, - Метревели пожевал губами. - Это требовалось доказать. Ладно, давай на конкретном примере попробуем. Ты идешь по незнакомому городу и видишь человека, который лежит...
- ...на незнакомой скамейке.
Метревели смерил племянника взглядом, но сдержался.
- Пусть будет на скамейке. Как ты поступишь?
- Пройду мимо. - Гоги недоуменно пожал плечами. - А вы?
- А я, дорогой, остановлюсь и постараюсь узнать, почему он лежит.
- И он пошлет вас семиэтажным, потому что пьян и не желает, чтобы его тревожили. Что тогда?
- Тогда я буду знать, что по крайней мере в моей помощи он не нуждается.
- И что это изменит?
- А почему, собственно, это должно что-то менять? Просто я исполнил свой долг человека и врача. Ведь это мог быть больной или человек, попавший в беду.
- Всем не поможете, дядя.
- Вздор и собачий бред! - взорвался доктор. - Люди должны помогать друг другу. И не важно, случился с человеком сердечный приступ или его избило хулиганье, заблудился он в тайге или попал в катастрофу. Это гражданский долг человека, Гоги. Неужели непонятно?
- Дядя!
- Оставь, пожалуйста, - Сандро Зурабович поискал взглядом, куда бросить окурок. - Скажи лучше, где тут у тебя пепельница?
- Здесь не курят, дядя Сандро. - Гоги взял из его пальцев сигарету и загасил о внешний выступ подоконника.
Некоторое время оба молчали. После длинной паузы Метревели спросил, продолжая смотреть в окно:
- Скажи, Гоги, если бы этот парень не спас твою Ланико, ты бы так и не пустил нас сюда?
Гоги наклонил голову, делая вид, что рассматривает изображение готических башенок на спичечном коробке.
- Нет, дядя.
- Ну, что ж... По крайней мере откровенно.
Метревели еще некоторое время молча смотрел в окно, потом обернулся к племяннику и ласково потрепал его по плечу.
- Ладно, не переживай. Наверное, я сам во всем виноват. Вечно был занят своей работой, а до тебя по-настоящему никогда не доходили, руки. Считал, что раз ты сыт, одет, учишься, значит, все в порядке.
- Не надо, дядя Сандро...
- Хорошо. - Метревели вздохнул. - А за меня не беспокойся: выдержу. Да и не это важно сейчас. Думаешь, почему Андрей до сих пор не очнулся?
- Откуда мне знать? - пожал плечами Гоги. - Шок?
Метревели кивнул.
- Я тоже так думал. Но дело не только в шоке. Он, кстати, уже прошел. Случилось то, чего я опасался. Андрей сам не хочет приходить в сознание.
- Не хочет?
- Понимаешь, он очень впечатлительный человек. А обрушилось на него за последние полгода столько, что не каждому выдержать. Он держался молодцом. Если бы не этот несчастный случай, возможно, все бы и обошлось. Но его оглушило. Отключились волевые факторы. А подсознательно он уже давно смертельно устал от всего пережитого.
Гоги смотрел на доктора широко раскрытыми глазами. В них читались страх и жалость.
- Что же теперь будет?
- Если оставить все как есть - он умрет.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Для чего же, по-твоему, я здесь околачиваюсь?! - вскипел Метревели. - Надо во что бы то ни стало пробиться в его подсознание. Разбудить интерес к жизни. Чего бы это ни стоило.
Метревели прошелся по комнате, нервно потирая ладони.
- Потому я и заявился к тебе на прошлой неделе. Один сеанс на этой твоей колымаге - и все могло сложиться по-другому. Гипноз, внушение... А теперь... Ну что ты глаз с меня не сводишь? Рога у меня выросли или сияние вокруг головы? В чем дело?
Гоги зажмурился и встряхнул головой.
- Ничего, просто подумал...
- О чем?
