Туровцы – варяги и власть в этих землях брали при Рюрике. При этом перебили местных славянских вождей и бояр. Много при этом пролилось крови. Но вся та кровь показалась невинной забавой, когда загребущие руки алчных Рюриковых детей дотянулись до этих мест.
О том, как рюрики резали туровцев, до сих пор среди местного черного народа ходят жуткие слухи, а мамки пугают непослушных детей: смотри, придут Хоки-рюрики, голову отрежут, кишки выпустят, слушайся мамку!
Заодно, после долгих уговоров, Владимир отпустил в Туров и свою наложницу – прекрасную гречанку Юлию, мать Святополка.
И еще толком не устроившись в новых теремах, Юлия поторопилась поселить привезенного вместе с ней из Греции монаха-писца в отдельную комнату и там ежедневно и еженощно вести подробную летопись событий. Ей хотелось, чтобы в памяти потомков осталась ее история: как царская дочь из благополучной и спокойной Византии попала к дикарям, живущим в огромных заснеженных лесах, и как она превратилась из жены великого князя в монахиню, а из монахини в наложницу. Эта история ей казалась необыкновенной.
Заодно Иоакин вел текущую княжескую переписку, поэтому Юлия утро начинала с посещения кельи монаха.
Старательно выводя буквы бледными руками, часто макая в чернильницу, скрипел как железной иглой по стеклу, белым гусиным пером по желтому пергаменту.
В год 6488
Владимир вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: «Идите к брату моему и скажите ему: «Владимир идет на тебя, готовься с ним биться». И сел в Новгороде.
И послал к Рогволоду в Полоцк сказать: «Хочу дочь твою взять себе в жены». Тот же спросил у дочери своей: «Хочешь ли за Владимира?». Она ответила: «Не хочу пойти за сына рабыни, но хочу за Ярополка». Этот Рогволод пришел из-за моря и держал власть свою в Полоцке, а Туры держали власть в Турове, по нему и прозвались туровцы. И пришли отроки Владимира и поведали ему всю речь Рогнеды – дочери полоцкого князя Рогволода. Владимир же собрал много воинов – варягов, словен, чуди и кривичей – и пошел на Рогволода. А в это время собирались уже вести Рогнеду за Ярополка. И напал Владимир на Полоцк, и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял в жены.
И пошел на Ярополка. И пришел Владимир к Киеву с большим войском, а Ярополк не смог выйти ему навстречу и затворился в Киеве со своими людьми и с Блудом, и стоял Владимир, окопавшись, на Дорогожиче – между Дорогожичем и Капичем.
Владимир же послал к Блуду – воеводе Ярополка, – с хитростью говоря: «Будь мне другом! Если убью брата моего, то буду почитать тебя как отца, и честь большую получишь от меня; не я ведь начал убивать братьев, но он. Я же, убоявшись этого, выступил против него». И сказал Блуд послам Владимировым: «Буду с тобой в любви и дружбе».
О злое коварство человеческое! Как говорит Давид: «Человек, который ел хлеб мой, возвел на меня клевету». Этот же обманом задумал измену своему князю. И еще: «Языком своим льстили. Осуди их, Боже, да откажутся они от замыслов своих; по множеству нечестия их отвергни их, ибо прогневали они тебя, Господи». И еще сказал тот же Давид: «Муж скорый на кровопролитие и коварный не проживет и половины дней своих». Зол совет тех, кто толкает на кровопролитие; безумцы те, кто, приняв от князя или господина своего почести или дары, замышляют погубить жизнь своего князя; хуже они бесов. Так вот и Блуд предал князя своего, приняв от него многую честь: потому и виновен он в крови той. Затворился Блуд (в городе) вместе с Ярополком, а сам, обманывая его, часто посылал к Владимиру с призывами идти приступом на город, замышляя в это время убить Ярополка, но из-за горожан нельзя было убить его. Не смог Блуд никак погубить его и придумал хитрость, подговаривая Ярополка не выходить из города на битву. Сказал Блуд Ярополку: «Киевляне посылают к Владимиру, говоря ему: «Приступай к городу, предадим-де тебе Ярополка». Беги же из города». И послушался его Ярополк, выбежал из Киева и затворился в городе Родне, в устье реки Роси, а Владимир вошел в Киев и осадил Ярополка в Родне. И был там жестокий голод, так что осталась поговорка и до наших дней: «Беда как в Родне». И сказал Блуд Ярополку: «Видишь, сколько воинов у брата твоего? Нам их не победить. Заключай мир с братом своим», – так говорил он, обманывая его. И сказал Ярополк: «Пусть так!». И послал Блуд к Владимиру со словами: «Сбылась-де мысль твоя, и, как приведу к тебе Ярополка, будь готов убить его». Владимир же, услышав это, вошел в отчий двор теремной, о котором мы уже упоминали, и сел там с воинами и с дружиною своею. И сказал Блуд Ярополку: «Пойди к брату своему и скажи ему: «Что ты мне ни дашь, то я и приму». Ярополк пошел, а Варяжко сказал ему: «Не ходи, князь, убьют тебя; беги к печенегам и приведешь воинов», и не послушал его Ярополк. И пришел Ярополк ко Владимиру; когда же входил в двери, два варяга подняли его мечами под пазуxи. Блуд же затворил двери и не дал войти за ним своим. И так убит был Ярополк. Варяжко же, увидев, что Ярополк убит, бежал со двора того теремного к печенегам и долго воевал с печенегами против Владимира. С трудом привлек его Владимир на свою сторону, дав ему клятвенное обещание. Владимир же стал жить с женою своего брата, гречанкой, и была она беременна, и родился от нее Святополк. Грех это. Несчастен тот ребенок, что родится от двух отцов.
Написав последние слова, Иоакин отложил перо в сторону. Он снова перечитал написанное. Затем поспешно, пока не высохли чернила, мягкой тряпочкой стер последние слова.
И вовремя он это сделал, потому что в келью упругим шагом вошла женщина. Ее шаг был так плавен, что казалось, она плывет как лебедь в спокойных водах.
Княгине Юлии уже три десятка лет. Но она по-прежнему красива. У нее тонкие благородные черты лица и большие темные глаза, лучащиеся прозрачной печалью, как у человека, изображенного на иконе, что висит в переднем углу. Он манит, как камень из древнего азиатского города Магнесии. Он таит в себе загадку, которую невольно хочется разгадать.
Краешек губы монаха тронула едва заметная улыбка. Ох, не зря, великий воин Святослав, увидев девицу Юлию, едва не потерял голову и привез ее, как самую ценную добычу, в Киев и подарил любимому сыну. Ох, не зря князь Владимир, презрев людские обычаи и честь рода Рюрикова, взял в наложницы жену убитого им брата.
Прошелестев богатым парчовым платьем, Юлия присела на краешек стульчика, обитого красным бархатом, и монах, который встал со своего места и, поклонившись, приветствовал по-гречески княгиню, подал ей законченные листы летописи.
Юлия пробежала по листам внимательным взглядом. На последних словах ее взгляд споткнулся, и ее глаза подернулись легким туманом.
– Но стоит ли об этом писать? – спросила Юлия, слегка осевшей тонкой флейтой. – Нужна ли людям эта подлость?
Монах уронил на пол тулуп и с неуступчивой гордостью промолвил в ответ:
– Мною написана истинная правда.
– Правда? – переспросила с сомнением Юлия. – Но что есть правда? Люди грешны, а потому у каждого своя правда.
– Правда одна, – с угрюмым превосходством в голосе проговорил монах.
Юлия легко тряхнула головой:
– Люди слышат и видят только то, что хотят слышать и видеть.
Она встала, подошла к окну и посмотрела в маленькое круглое стекло, через которое виднелась высокая стена из толстых бревен, а за ней город.
– Правда одна, – вновь повторил монах и добавил: – Мы пишем для князей и бояр, которые и так знают правду. Смердам моя летопись не нужна.
Юлия отвернулась от окна. Ее лицо, спрятавшись в тени, потемнело. «Гордец!» – подумала она.
Монах с трудом различил на ее губах ироничную улыбку.
Немного погодя, Юлия проговорила:
– Иоакин, ты ошибаешься. Люди и их обычаи не вечны. Из ныне живущих никто не будет читать твои летописи. Но летописи пишутся для далеких потомков.
Монах упрямо сжал губы, отчего рот превратился в незаметную щель. Он строго возразил:
