Может я не вспоминала, потому что не хотела. Возможно, мое подсознание защищало мозг от еще большей травмы. От Пэкстона Пирса. Хорошо было бы вспомнить хотя бы девочек. К счастью для меня, их детский возраст позволял с легкостью восполнить утраченное. За тот короткий промежуток времени, который я провела с ними, было понятно, что они не осознают происходящего. Не совсем. Черт, я сама не понимала. Знала, что это была не моя вина, но я была зла на себя не только за то, что забыла, что нас связывало, но и что эта связь вообще была. Я никогда не думала о них, находясь в больнице. Не скучала по ним. Совсем. Когда кто-то упоминал моих детей, я думала о них больше в стиле "что за черт". Словно я не могла иметь детей и переживала, что не полюблю их из-за их отца. Может моя томография через несколько дней даст нам больше информации. Улучшение.

Это тоже расстраивало меня. Казалось, никто не знал, как работает мозг. Даже доктора. Все разные. Требуется время. Мозг - сложный орган. Бла, бла, бла. Мне было плевать на все это. Вспомнить бы хотя бы один день. Всего-то один день. Это все, что мне было нужно.

Все мысли тут же исчезли, как только я увидела медленно открывающуюся дверь, затем появился темный силуэт Пэкстона. Даже в темной, хоть глаз выколи комнате я видела источаемую им сексуальность. Жаль, что он был кретином. Когда он положил таблетки мне на язык, я заметила, что он был голым. Абсолютно голым.

Мое сердце забилось быстрее, когда он опустил пальцы мне на веки и задержал там.

- Тшшш, - зашипел он. На долю секунды я подумала, что на моих губах был палец, напоминающий мне молчать, но не понадобилось много времени, чтобы осознать, что это было не так. Мягкая головка, скользящая по моим губам, не была пальцем. Я пыталась открыть глаза, но он не давал.

Ни за что, придурок. Я повернула голову, но его бедра последовали за мной. Боль, пронзившая плечо, когда я дернула головой, удерживала меня от повторения этого жеста. Пэкстон возвышался надо мной, скользя головкой члена по моим губам. Мои легкие наполнились воздухом, когда он схватил меня за щеки, поворачивая к себе. Я могла лишь повиноваться. Он молчал. А я хотела, чтобы он заговорил. Даже если это было бы что-то пошлое. Почему он все время молчал, когда домогался меня?

Я крепко сжала губы в узкую линию. Не собиралась сдаваться без боя. Он, казалось, наслаждался касаниями, двигаясь вперед-назад. Мягкость его головки с каждым толчком сменялась твердостью, прикасаясь к моим губам.

- Габриэлла. Давай же. Мы действительно будем играть в это? Ты знаешь, что делать. Высунь язык.

Хоть я и не могла пошевелить головой, пока его пальцы держали мои веки, но я сжала зубы. Высунь язык. Пффф. Пошел ты.

Большим и указательным пальцем он надавил мне на челюсть, разрывая сжатые губы и зубы. По собственной воле я заглушила стон боли, желая сохранить максимум гордости.

- Высунь язык, шлюха, - приказал он хриплым, серьезным тоном.

Боль в челюсти отступила, когда кончик моего языка был в его распоряжении. Пэкстон выдохнул в тот же момент, как я ощутила соленую субстанцию. Он водил рукой по своему стволу, скользя вверх-вниз по моему языку, все еще держа мои глаза закрытыми. Я ощущала каждую каплю.

Я знала, что не было смысла сопротивляться, когда он приподнял мою голову навстречу себе и вставил головку мне в рот. Только лишь головку. Туда - обратно. Внутрь - наружу. Движения не открывали мне достаточного вида, но сквозь маленькую щелку я могла видеть хоть что-то. Он стоял на коленях возле моей головы, держа рукой основание своего ствола. Он был хорош. Не достаточно большой для наслаждения, но все же достаточный для удовлетворения.

О, Боже. Я бредила. Мой разум и тело предали меня, отсылая в вихрь смятения. Я не хотела этого. Я чувствовала себя изнасилованной, но мне нравилось. Постоянная пульсация между моих ног была окончательным предательством.

И опять, за исключением приглушенных ахов и охов, едва улавливаемых на слух, на нас опустилась тишина. Не было ничего. Пэкстон был нежен. Очень нежен. То, как он легонько закрывал мне веки и как нежно входил и выходил изо рта, было сделано с нежностью. Он ускорился немного, продвигаясь ближе к стенке горла. Тогда я поняла, что он не закрывал мне глаза, он держал мою голову, пытаясь не причинить боль.

Благородный ублюдок.

Мысли, посещающие меня во время минета, были о курице на кости. О красивой матери Роуэн. Истерике, закатанной Офелией. Моей встрече с доктором через два дня. Соседке, приглядывавшей за девочками в мое отсутствие. И молоке, среди всего прочего. Тогда я почувствовала, что что-то произойдет. И задалась вопросом, когда и где это произойдет. Пэкстон дернул бедрами, толкаясь мне в горло, сопровождая движения стонами и рычанием, и я поняла, что он заканчивал.

Внезапная хватка на челюсти значила, что мне не стоит закрывать рот, когда он вытащил член. Мне не было больно, но приказ был достаточно ясен. Стоя прямо надо мной, он дрочил, а я смотрела, ожидая неизбежного.

Я сжала губы вокруг него, когда он толкнулся к задней стенке горла, ощутив первую струю. Пэкстон зарычал, выйдя из меня, брызгая остатками мне на губы. Я сглотнула так быстро, как только могла, собирая слюну на смену сперме. Проведя рукой еще несколько раз, он отодвинулся от моего рта.

- Знаешь, молоко стоит больше четырех долларов за галлон, - выпалила я, когда он уходил.

Он остановился, как вкопанный, и повернулся. Мне не нужно было видеть замешательство на его лице, чтобы прочесть его. Достаточно было его тона.

- Что?

- Просто захотелось сказать это. Чтобы ты знал, о чем я думала, пока ты трахал мой рот.

- Вау, Габриэлла. Я впечатлен. Но спорю на порку, что ты ошибаешься.

- Что? Ошибаюсь по поводу чего? - спросила я, уверена, мое выражение лица сменилось на озадаченность.

Он широкими шагами вернулся к кровати, и даже в приглушенном свете комнаты я знала, что он ухмылялся. Покрывало было стянуто с моего тела, и прохладный воздух коснулся моих гладких гениталий. Его пальцы скользнули мне между ног, и я дернула бедрами, пытаясь увернуться от прикосновений в месте, так жаждущем его. Его пальцы были близко, касались моих губ, но не клитора.

- Я это имею в виду. Если это игра, то ты хороша, действительно хороша. Должен сказать, мне нравится. Ты никогда так не извивалась. Интересно, влажная ли ты. А, Габриэлла?

Мое дыхание стало быстрым, и сердце забилось в том же ритме. Один слабый стон слетел с моих губ, когда Пэкстон провел пальцем по моим скользким складочкам, доказывая то, что я и так уже знала.

Когда он остановился, мои бедра изогнулись навстречу его пальцам, желая большего. Какой бы безумной меня это не делало, я не хотела, чтобы он останавливался. Мне нужно было больше, и на долю секунды я подумала о том, чтобы сказать ему об этом. Изумленное выражение его лица остановило меня.

- Ты такая мокрая, что вот-вот взорвешься. Ты шлюха. Вот, что происходит со шлюхами. Тебе нужно кончить. Не так ли, Габриэлла? Все еще думаешь о молоке? - спросил он, продолжая ублажать тремя пальцами мой пульсирующий бугорок. Короткими, грубыми движениями. Вверх и вниз. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, пока адреналин наполнял вены. Каждый нерв в моем теле был на пределе, а мир вокруг кружился.

Я изо всех сил старалась не качать бедрами навстречу его пальцам, но не знаю, получилось ли у меня. Я простонала в ответ, когда он ущипнул мой клитор и прокрутил его, туда-обратно. Мое тело дрожало под его рукой, готовясь к разрядке. Но она так и не наступила. Пэкстон снова провел пальцами по моим складкам. Медленно. Верх и вниз, а затем по телу.

Он запихнул указательный палец мне в рот, и я позволила ему, чувствуя свое возбуждение на языке.

- Ты не кончишь. Не знаю, кончишь ли когда-либо еще. По крайней мере, пока я не выясню где и почему ты была в такой дали от дома.

Я снова попыталась ответить, но он заткнул меня тихим тшш и ушел. Моей первой мыслью было сказать ему что-то умное в ответ. Что-то о том, что мне не нужна была его помощь в этом, что я способна была сама все сделать. Вот только это было не так. Пэкстон не вышел за дверь. Он подошел к шкафу в углу и открыл первый ящик.