— Чего надо? — спросил я.

— Возьмите, яр, это фамильный меч Кротичей. Я должен был передать его своему сыну. Но у меня не будет сына.

Он поклонился. Я принял клинок, повертел его в руках и поклонился в ответ.

— Благодарю за оказанную честь, ваша верность, — сказал он.

— Честь для меня, ваша верность, — оторопело пробормотал я, забросил клинок в кабину и забрался вслед. Закрыл глаза. К концу дня эту крепость сровняют с землёй. Так, как до неё ровняли с землёй тысячи, десятки, сотни тысяч крепостей на всех населённых гуманоидами планетах. Пускай даже миллионы, только причём здесь я…

Протяжный, утробный рёв, нарастая, ударил в барабанные перепонки и вышиб меня из оцепенения. Я знал, что рёв означает — так орали, подбадривая себя, идущие на штурм войска. Я посмотрел через стекло кабины наружу. Охранявшие машину вояки, отклячив зады, торопливо бежали к крепостной стене.

Я поднял вертолёт в воздух и взмыл над крепостью. Люди, до которых мне нет дела, надрывая глотки, подступали ко рву, собираясь истребить других людей, до которых мне тоже нет дела.

Есть, внезапно осознал я. Есть дело. Теперь это дело — моё. Я пошёл на него, чтобы меня не считали дерьмом. Из принципа.

Злость, та, которую я безуспешно призывал, накатила, сжала мне зубы и стиснула кулаки.

— Из принципа, — выдохнул я и выпустил по первым рядам атакующих ракету «Воздух-Земля».

— Из принципа, — ушла вслед за первой ракетой вторая.

— Из принципа! — орал я, надрываясь. Наводя на этих гадов стволы спаренных пулемётов.