Доныне нойды не исчезли у лопарей: только под влиянием христианства они превратились теперь из пророков и вещих кудесников в обыкновенных колдунов; вера в этих колдунов еще очень сильна не только среди лопарей, но и среди русских колян.
Под влиянием христианства, заметным, может быть, уже в ту пору, когда сами лопари еще не были крещены, лопари включили в число своих богов еще Раддиен-Киедде, единственного сына верховного божества, которого звали отцом — Раддиен-Атчие (Атчие — отец).
Духи, подвластные нойдам, обратились в обыкновенных чертей, Раддиен-Киедде стал почитаться творцом мира, потому что ему поручил дело миротворения отец, Раддиен-Атчие.
Первый проповедовал христианство русским лопарям преподобный Трифон Печенгский, по происхождению еврей, пришедший в Лапландию в самой середине XVI столетия. В 1550 году он основал монастырь недалеко от впадения реки Печенги в океан.
В то же время трудился и другой просветитель лопарей, монах Соловецкого монастыря преподобный Феодорит. Он изучил лопарский язык и на нем проповедовал лопарям евангелие.
При св. Трифоне и преп. Феодорите добровольно крестилось множество лопарей. Память о св. Трифоне доныне свято чтится лопарями. Исторически известно, что св. Трифон был необыкновенно короток, добр, трудолюбив и относился к лопарям с необычайной любовью и вниманием.
Он видел в лопском народе черты народного характера, которые, по справедливости, можно назвать христианскими: незлобивость, смирение, простодушие, природную доброту, детскую доверчивость. Лопский народ всем своим характером был как бы приготовлен для восприятия христианского учения. Простые истории любви, незлобивости, детской простоты, и кротости, передаваемые простым и любящим преподобным Трифоном, были близки и понятны лопарю. В этом одна из причин успеха первой проповеди среди лопарей; другая причина — в подвижнической жизни самого преп. Трифона, строго соответствовавшей его проповеди: при голоде он раздавал лопарям хлеб, лечил их, помогал им всем, чем мог, защищал их от притеснений у самого московского правительства, нередко ходатайствуя за лопарей перед царем.
Со смертью преп. Трифона начались притеснения лопарей монастырем, первоначально построенным для их защиты и просвещения. Эти притеснения лопарей со стороны печенгских монахов были настолько сильны и разорительны, что не раз вызывали со стороны московского правительства вмешательство в защиту лопарей: «лопских угодьев продавать и в оброк отдавать не велено». Монастырь отбирал у лопарей лучшие угодья, рыбные тони, оленьи пастбища{9}.
Такое отношение просветителей к просвещаемым имело печальные последствия: дело христианского просвещения остановилось, и лопари остались при двоеверии: Сторьюнкаре и Христос получили одинаковую силу в глазах лопарей, и было еще неизвестно, кто сильней — новый ли Бог, кроткое и радостное учение которого так привлекало лопарей при преп. Трифоне, или старый Сторьюнкаре, хранитель лопских угодий и зверей, ныне расхищаемых служителями нового Бога.
В наше время лопари все христиане и как ни сильны еще среди них некоторые остатки язычества, как ни остается еще в силе наклонность к двоеверию, как ни мало знают они об учении Христа, все же во многом — они, быть может, ближе к учению Христа, чем многие народы, ранее их воспринявшие истину христианства. Среди лопарей несравненно меньше преступлений (убийств, грабежей и т.п.), чем среди русских поселенцев Кольского полуострова: если лопарь повинен в убийстве, он совершил его в пьяном виде, а водка для лопаря, как для ребенка, смертельный яд. У лопарей семьи живут несравненно дружнее, чем у русских; нет жестокости и даже грубости в отношении родителей к детям; нет утеснения женщин, нет среди лопарей мучителей животных, несмотря на то что все они поневоле охотники и рыболовы.
Честность лопарей, в особенности в местах подальше от русских поселений, поразительна. Нам случалось оставлять у лопарей почти все наши вещи, платье, обувь, припасы у совершенно нам незнакомых людей м уходить надолго, и все было в полнейшей сохранности. Гостеприимство лопарей должно войти в пословицу. Добродушие их, незлобивость, готовность оказать бескорыстно всяческую услугу известны всякому, имевшему с ними дело.
И подумать, что все это есть в этом народе вопреки условиям всей его жизни, вопреки исторической и современной неправде в отношении к нему.
В прошлой истории лопаря не притеснял только ленивый: единоплеменники, финны и карелы, оттеснили его на крайний унылый север, грабили его скандинавские и новгородские удальцы, обкладывали тяжкими податями и норвежцы, и шведы, и русские, и часто все трое одновременно (как это случалось до разграничения между Норвегией и Россией в 20-х гг. XIX ст.), печенгские монахи отбирали у него лучшие земли, — и лопарь не обозлился, не сделался угрюмым народом «себе на уме».
Современное положение лопаря немногим лучше. Колонисты (русские, норвежцы и финляндцы) захватывают у лопарей лучшие тони и угодья, кольские купцы обирают лопарей, как крепостных, звериное богатство Лапландии оскудевает год от году; новых промыслов нет, старые падают, по-прежнему нет в Лапландии ни дорог, ни школ, ни врачей, по-прежнему лопари умирают в огромном числе от тяжких условий жизни, по-прежнему царит настоящий мор на детей, не выносящих невозможных условий лопского существования, — и вопреки всему лопарь незлобив, весел, кроток, добродушен, услужлив, приветлив.
Еще недавно спорили о том, вымирают или нет лопари. Кажется, этот вопрос может считаться теперь решенным: лопари не вымирают. О внутренней духовной живучести этого народа свидетельствует религиозная правда тех основных, духовных черт лопарского народного характера, о которых я только что говорил.
По последним данным, 1909-го года, всего в русской Лапландии насчитывается 2139 лопарей (в 1897 г. Их было 1724), а прирост населения у них за 12 последних лет составляет 34 человека на 415, т. е. 2%. Нельзя удивляться незначительности этого прироста населения. Справедливо говорит человек, близко знающий лопскую жизнь{10}: «Для лиц, близко соприкасающихся с лопарским населением, и потому знакомых с его бытовыми условиями, крайне удивительно, что народ этот сохранился до сего времени, несмотря на невозможные условия быта.
По роду своих занятий лопарь вынужден вести полукочевой образ жизни; с апреля по декабрь месяц он бродит по тундрам, около рыбных озер, следуя за стадом своих оленей, которые постоянно передвигаются в зависимости от запасов ягеля на тундрах и от других причин. С лопарем непременно идет и его семья в полном составе, а также домашние животные (овцы, собаки, кошки), и везется необходимый домашний скарб.
От 8 до 9,5 месяцев лопарская семья проводит вне деревянных домов — в тесных, грязных, вежах и куваксах (род чума) среди тундр и озер. Лопари, имеющие семужьи тони при морских глубинах, отпуская оленей в тундры, сами с семьями переселяются в вежи на берега морских бухт и заливов на время семужного лова, а затем с окончанием лова переходят в глубину тундры к озерам и стадам.
Если принять во внимание суровость климата Лапландии, полное отсутствие путей сообщения (не только дорог, но и сколько-нибудь постоянных троп, облегчающих передвижение, вследствие чего лопарю приходится иногда по несколько дней блуждать в тундре, пока он дойдет до нужного ему места), полную беспомощность населения в отношении медицины, массовую неграмотность лопарей и крайнее невежество их по части самой элементарной гигиены и подачи помощи в несчастных случаях, — то становится необъяснимым, как могут люди выживать при подобных условиях?
Стоит представить себе лопарскую семью, состоящую иногда из 5-6 членов, в грязной веже, имеющей площадь в 1 кв. сажень, где дети и взрослые расположились на пропитанных грязью и насекомыми оленьих шкурах! Здесь, при этой обстановке, происходит и рождение нового члена семьи, и предсмертная агония умирающего. Здесь, у сложенного из камня камелька, ютится вся семья, согревается с одной стороны ярким пламенем пылающего костра и пронизываемая с другой стороны холодными ветрами. О существовании бани известно лопарям до последнего времени только по слухам и, как исключение, в последнее время появилось у лопарских домохозяек две бани».
