Но он смотрит на Мейнарда и Леви, а затем маниакально смеется. Вайятт, Оуен и Тони, сидящие на потрепанном диване, словно "Три Балбесса"¹, пихают друг друга локтями. Сидящая у разбитого камина Грейси - моя сестра - просто закатывает глаза и возвращается к своему педикюру. Наша стая - развалина. Всегда была и всегда будет, пока у руля дядя Леви.

Обычно, я больше чувствую себя посторонним, чем заместителем дяди, его бетой.

Сегодня определенно один из таких дней.

- У тебя проблемы со слухом, тупица? - пошутил Майнард. Подойдя ко мне, он начинает стучать по моей голове.

Я отодвинул его руки, оскаливая зубы.

- От-ва-ли.

- О-о-о. Теперь с разрешением на продажу домов дорогих людишек, мы такие капризные. - Дразнит он и тянется, чтобы потрепать меня по волосам, как когда я был маленьким, неуклюжим мальчуганом. Но к чертям собачьим это все. Мне двадцать пять, и я устал от издевательств старших, более глупых родственников.

- Вернемся к девчонке, - говорю я, выворачиваясь из хватки. - Какой девчонке Рассел?

- Милашке, - отвечает Грейс, не поднимая взгляда. - С длинными, каштановыми волосами.

Нутро стискивает мерзкое чувство.

- Саванна Рассел?

- А мы знаем о каких-то других девчонках Рассел? - спрашивает Бак.

- Где она? - требую я, снимая куртку и кидая ее на шаткий стол. Вот же черт. Если эти придурки сделали то, что я думаю, мы в таком дерьме. По наши души придут Расселы, вместе со всеми другими кланами, с которыми заключили союз, и нас поджарят на вертеле.

- Он опять за свое, - произносит, растягивая слова, Леви. - Она наверху, мальчишка. Но ты ее не отпустишь. И точка. Понял?

Это приказ, а Леви - мой альфа. Я останавливаюсь и неохотно ему киваю, стискивая челюсть. Я не могу ослушаться прямого приказа своего альфы. От одной только мысли по коже бегут мурашки, пусть я даже взбешен тем, что они кого-то похитили. Особенно тем, что они похитили именно ее.

- Хорошо, - говорит дядя Леви. - Обращайся с ней ласково. Мы выменяем ее на кое-кого другого. А ее нужно сохранить красивой и милой. - Он делает большой глоток пива.

Будто я ее могу побить. Я еще раз киваю ему, а затем взбегаю вверх по лестнице, идя по следу незнакомого аромата кошки-оборотня, наполнивший ветхий дом, который стая Андерсон использует в качестве места встреч. Неудачная копия викторианского стиля, стоящая посреди нигде и заброшенная, вероятно, в середине пятидесятых годов. Электричества нет, как и воды, а крыши нет, и хотя и помойка, но место уединенное. Да и помойничество не волнует стаю. Им нравится отдаленность этого места.

Обычно, мне плевать, но сегодня при каждом скрипе и стоне древесины лестницы, я глубже вдыхаю, раздувая ноздри. Дом в аварийном состоянии, а она на втором этаже. Господи, меня окружают дебилы.

Я подбегаю к комнате, единственной в которой есть кровать, распахиваю дверь и заглядываю внутрь...

А вот и она.

Я замираю в коридоре, ошеломленный ее образом. Трепещу перед видом нежного овала ее лица, округлых изгибов ее тела. Саванна спит, свернувшись клубком на кровати, длинные ресницы откидывают тени на щеки. Изящными руками она сжимает ошейник. А волны каштановых волос, в которых я мечтал спрятать лицо, раскиданы по матрасу. Эта ее нежная кожа. Черт, а этот ее запах кошки. Меня поразило собственническое чувство.

Я влюблен в Саванну Рассел с колледжа, где увидел ее впервые. Она вошла в аудиторию с широко распахнутыми глазами, напуганная первокурсница, а я был старшекурсником, думающим, что крут. А сейчас, спустя семь лет, она даже не знает о моем существовании...

А моя стая ее похитила. Господи. Я провожу рукой по зализанным волосам, наплевав, что порчу прическу. Саванна здесь, и я в роли плохиша.

Я должен что-то сделать. Должен все исправить.

Я толкаю настежь дверь, и Саванна открывает глаза. Она не спала, притворялась. Я осматриваю комнату. Еды нет, как и воды и одеял, вообще ничего. Лишь связанная Саванна, лежащая спиной на грязном матрасе, которому лет больше, чем мне. На ее изящной шее ошейник, к которому прикреплена цепь, а ее балетки все в грязи.

Сейчас ночь и в комнате темно. Глаза у Саваны светятся, как у кошки, блеклым светом, и я уверен, что и мои волчьи глаза тоже так светятся. Она втягивает воздух, отчего ее ноздри расширяются, и осматривает меня, благодаря зрению оборотня, она видит, как днем.

- Уходи, - рычит она и дергает руки, связанные за спиной. А я ловлю в воздухе запах крови.

Дядя Леви говорил не отпускать ее, но могу сделать кое-что с ее руками.

- Погоди, дай я помогу...

Она дергается и отползает по матрасу к стене.

- Ни хрена меня ни трогай!

- Эй, Коннор, - доносится голос Бака с лестницы. - Дядя Леви сказал не насиловать ее...

Господи ты ,Боже мой.

- Проклятье, я не собираюсь ее насиловать, идиот! - Я вновь смотрю на Саванну, но теперь в ее взгляде видны отвращение и немного страха. - Я не собираюсь тебя насиловать, - говорю я. - Просто хочу ослабить веревку на руках, ладно?

Она смотрит на меня широко открытыми глазами, и судорожно вдыхает. Должно быть, она в ужасе. Конечно же, в ужасе, ее только что похитил враг. Вытянув руки, как по мне, в успокаивающем жесте, я медленно приближаюсь к ней.

- Все хорошо, Саванна. Я лишь хочу помочь.

Из ее горла вырывается кошачье рычание, и Саванна оскаливается. Я замечаю клыки, а на кончиках пальцев когти. Из-за паники, она готова перекинуться.

Я делаю еще один осторожный шаг, затем второй, Саванна напрягается, но не сопротивляется. Я тянусь ей за спину, где ее руки сдерживает веревка, натирая кожу до багрового цвета. Саванна время от времени шевелит руками, чтобы ослабить узлы. На руках видны отеки, рубцы и кровоточащие ранки. Я выругался сквозь стиснутые зубы.

- Будь прокляты эти придурки.

Бывают дни, когда я смиряюсь со своей стаей, потому что мы оборотни и родственники, между нами кровная связь. А бывают дни, когда я едва терплю пустоголовых, потому что я не похож на остальных Андерсонов.

А еще есть дни, когда я всей душой ненавижу стаю, и сегодня как раз такой день.

Я закипаю, развязывая узлы. Безмозглые придурки. Они специально сделали это сегодня, когда я задержался, потому что у меня было что сказать на это и...

Как только руки Савааны оказались свободными, она напала на меня.

И я ее не виню в этом. Будь я на ее месте, поступил бы так же. Но я готов к ее нападению, тем более, я сильнее. Когда Саванна заносит руку для удара, я парирую его. Может она и сильная вер-пума, но я мужчина-оборотень в расцвете сил. Я хватаю Саванну за руку, а когда она заносит вторую, валю ее на спину.

И на автомате поднимаю руку к ее горлу. Не сдавить, а лишь удержать. Все дело во внутреннем альфе, и я не могу ему противиться. Я отвечаю на вызов, прижимая Саванну к матрасу. Затем провожу рукой по ее ошейнику, но она дергается так, словно я ее ударил.

Она еще шире сильнее округляет глаза и втягивает носом воздух. Саванна выгибает спину, на какой-то момент, все выглядит так, словно она... возбуждена. Сексуальное движение, впервые с момента встречи, я замечаю ее напряженные соски под футболкой, расширенные зрачки и поблескивающую от пота кожу.

А затем я чувствую запах ее возбуждения. Слабый, но с оттенком мускуса и, ох, такой чертовски приятный, что я мгновенно стал твердым.

Убрав с нее руки, я мгновенно отпрыгиваю назад. Мое тело отвечает на призыв ее, даже несмотря на то, что мы разных пород оборотни. Я достаточно взрослый мужчина, чтобы понять, когда у девушки начинается течка.

И не желаю прикасаться к Саванне против ее воли. Я делаю еще шаг назад, затем второй, затем еще и еще, пока не упираюсь спиной в стену. Член натягивает перед штанов, он встал лишь от единого прикосновения. Когда Саванна садится на кровати и дергает ошейник, я замечаю, что и она тяжело дышит.

Сквозь ткань футболки я вижу две бусинки ее сосков, молящих о внимании моего рта. Саванна еще раз дергает ошейник и, закусив нижнюю губу, смотрит на меня.