Финч знала, что Лаура не хочет, чтобы она чувствовала себя менее значимой.

— Ты шутишь? Теперь я буду зарабатывать в два раза больше, присматривая за детьми. — Финч не осмелилась сказать о том, что у нее на душе. Вряд ли Гектору понравилось бы находиться в обществе двух женщин, плачущих у него на груди.

Лаура рассмеялась.

— Повезло Джеку: теперь у него будет две племянницы.

— Ты уже сказала Мод? — Финч почувствовала, как мокрый нос уткнулся в ее ногу, и наклонилась, чтобы потрепать Перла по голове, который хоть и был почти глухим и слепым, казалось, ощутил царившую в доме радостную атмосферу.

— Скажем, как только она вернется. — Финч вспомнила, что кружок кройки и шитья собирался по воскресеньям дома у Мавис. — А тебе не кажется, что она немного похожа на Гектора? — Лаура снова подошла к монитору и взволнованно посмотрела на фото.

— Кто, Мод? — поддразнила ее Финч.

Гектор поднялся с дивана и прошелся по комнате.

— Ты же знаешь, как говорят: все мексиканцы на одно лицо, — сказал он, подмигнув.

Лаура, казалось, только сейчас осознала новость до конца; она обняла Гектора с ликующим возгласом. Гектор оторвал жену от пола и начал кружить, и кружил до тех пор, пока оба не начали задыхаться.

Финч неожиданно вспомнила об Анне. Как они могут радоваться, когда ей по-прежнему угрожает опасность? Но жизнь продолжалась. Хорошее от плохого отделить так же сложно, как прошлое от будущего. Разве не этому Финч сегодня научилась с Люсьеном?

Она сама не заметила, как взяла Лауру и Гектора за руки, и они втроем принялись танцевать по комнате, а бедный старый Перл в замешательстве стоял и глядел на них, виляя хвостом.

Глава двенадцатая

— Я говорила, что окружного прокурора должны переизбирать в этом году? — Ронда нахмурилась, оторвав взгляд от бумаг, разбросанных по столу, и рассеянно потянувшись за булочкой.

Репортеры, круглосуточно дежурившие возле ее офиса, вынудили их найти другое место для встреч, и когда Анна предложила «Ти-энд-Симпаси», ее адвокат ухватилась за эту идею. Но Ронда выглядела очень нелепо среди украшенных цветочным узором штор и скатертей, а хрупкая чашка дрожала в ее руке, более привычной к седланию лошадей и натягиванию подпруг, и, глядя на это, Анна не могла не улыбнуться.

— И что? — она не понимала значимости этого события.

Ронда с резким звоном поставила чашку на блюдце.

— Он захочет повысить свой рейтинг. Такое громкое дело словно сделано на заказ. Он вытащит из него все, что можно.

— Ты всегда так оптимистично настроена? — Анна была слишком измучена, чтобы волноваться по пустякам.

— Только когда я знаю, что обвинение жаждет крови. Раз уж мы об этом заговорили, давай еще раз взглянем на отчет по результатам вскрытия. — Ронда начала перебирать файлы и бумаги, разбросанные перед ней.

Анна вздохнула.

— Мы ведь уже сто раз это делали.

Ронда резко подняла голову.

— У меня есть новости для тебя, дорогуша. Настоящая жизнь — это не «Секреты Лос-Анджелеса»: не бывает никаких улик в последнюю минуту, которые каким-то образом оказались невыявленными, никаких неожиданных свидетелей, внезапно появляющихся в решительный час.

— Прости, я не хотела…

— На самом деле все очень скучно. Проверка каждой детали — вот что самое существенное и к чему стараются не привлекать внимания. Именно так выигрываются дела, — продолжила Ронда, как будто Анна ничего и не говорила.

— Каковы шансы того, что дело закроют?

— Я сделаю для этого все возможное и невозможное, но не возлагай особых надежд. — На предварительном слушании, которое состоится через три недели, показания будут предоставлены для того, чтобы решить, является ли судебный процесс обоснованным, хотя Ронда предупредила, что лишь в редких случаях, обычно содержащих процессуальные ошибки, судебные процессы отменяют. — То, что у нашего друга, мистера Лефевра, есть решение, запрещающее тебе приближаться к нему, нам вряд ли поможет.

Анна содрогнулась при напоминании об этом. То, что когда-то казалось ей улыбкой фортуны, теперь очень больно ударило по ней. Они с Марком поймали Гленна в тот момент, когда он выходил из двери-вертушки, ведущей в здание офиса. Пойманный врасплох, Гленн сначала был вежливым, но быстро изменился, когда понял, зачем они пришли.

— Вы хотите поговорить? Хорошо, давайте поговорим, — он достал свой сотовый. — Я уверен, что детектив Берч тоже хотел бы принять в этом участие.

— Ради бога, Гленн, ты же знаешь меня! Ты не можешь действительно думать… — Анну остановила внезапная перемена, происшедшая с Гленном. Несмотря на то что он изо всех сил старался себя контролировать, его челюсти сжимались, и мышцы лица с одной стороны судорожно подергивались. И именно тогда Анна полностью поняла всю силу любви, которую он испытывал к Монике. Не романтическую влюбленность, а любовь сильного человека к кому-то, кто нуждался в защите, — влечение, которое Анна слишком хорошо понимала.

Глаза Гленна горели, словно два солнца в далекой галактике, за градуированными линзами очков фирмы «Уорнетс».

— Я знаю, что ты — причина ее смерти. Теперь, если вы меня извините… — он быстро прошел мимо них, направляясь к своему «БМВ», вхолостую работавшему у обочины, который подогнал швейцар в красном пиджаке.

С тех пор Анна воздерживалась от самостоятельного расследования, оказавшегося не таким простым, как она думала, судя по книгам о Нэнси Дрю, которые Анна запоем читала в детстве. Она предоставила это частному сыщику, которого наняла Ронда.

Наконец нашелся отчет по результатам вскрытия, и пока Ронда изучала его, Анна маленькими глоточками попивала свой чай.

— Здесь есть одна вещь, которую я не понимаю, — через некоторое время сказала адвокат. — Результаты токсикологической экспертизы показывают, что уровень алкоголя в крови равен 0,135, что более чем в два раза превышает допустимый уровень. К тому же Моника принимала участие в хорошей драке. — Ронда вытащила пачку фотографий размером десять на двадцать пять сантиметров из плотного конверта, выбрала одну из них и вручила Анне. — Посмотри на синяки на ее руках. Они довольно большие.

Анна заставила себя посмотреть на фотографию, словно выполняла незначительную, но неприятную медицинскую процедуру. Несмотря на то что она уже несколько раз видела эти фото, ужас не проходил. На фотографии, которую ей дала Ронда, были видны лишь шея Моники, ее плечи и руки от плеча до локтя. Синяки выделялись, словно чернильные кляксы на бледно-голубой канцелярской бумаге. Крошки булочки, которую ела Анна, застряли у нее в горле, и она закашлялась, потянувшись за чаем.

— Прости. — Она вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. — Возможно, это звучит странно, но я до сих пор не могу поверить в то, что она мертва. Каждый раз, когда звонит телефон, мне кажется, что это Моника.

— Это тяжело — потерять сестру. — По тону Ронды Анна поняла, что та испытала это на собственном опыте. Раньше Ронда не жалела свою подзащитную, не говорила ей слов утешения, и Анна была благодарна ей. Это суровое испытание научило ее тому, что сострадание не всегда приносит облегчение.

— Не могу сказать, что я по ней скучаю, — вот что самое ужасное. Очень часто мне хотелось просто свернуть ей шею. — Анна резко замолчала и содрогнулась, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что их никто не подслушивал.

— По-видимому, не одна ты испытывала такое желание. — Ронда мрачно улыбнулась.

Анна была рада, что они выбрали столик, стоящий в углу, а не возле окна. Было только начало двенадцатого, и лишь несколько человек, задержавшихся после завтрака, сидели в зале, а до ланча оставался еще час. Единственные, кто находился достаточно близко, чтобы услышать слова Анны, — это Том Кемп и Вивьен Хикс, но они были слишком заняты друг другом. Анна слышала, что они объявили о своей помолвке, и хотела поздравить их, но разговор обязательно перешел бы на ее затруднительное положение, а она не хотела портить настроение Тому и Вивьен.