За этот ответ тоже получил запись в историю болезни: "Сравнивает себя с Чернышевским".
Чтобы еще ярче проиллюстрировать кто, с каким уровнем судит нас, решает вопрос о нашей вменяемости, я приведу два вопроса еще из моей первой (1964 год) экспертизы. Об одном из них я уже говорил в печати.
Мой эксперт, ныне доктор (?!) медицинских наук , Тальце Маргарита Феликсовна, после того как мы уже имели добрый десяток длительных бесед и я обстоятельно обрисовал свои позиции, вдруг задает вопрос, да так сочувственно, почти с соболезнованием задает: "Петр Григорьевич, все же непонятно - Вы генерал, начальник кафедры в такой прославленной академии, да еще профилирующей кафедры, получали более 800 рублей, кандидат наук с готовой докторской диссертацией. Перед Вами широкий путь для продвижения - чего же Вам не хватало?"
Я удивлен, поражен, потрясен даже таким вопросом и, посмотрев на нее удивленно, тихо сказал: "Дышать мне нечем было!" Получил запись в акт экспертизы: "Дает неадекватные ответы". В общем, отвечает как в том украинском присловье: "На вгородi бузина, а в Киiвi дядько".
Этому же эксперту я в беседе мимоходом сказал, что Хрущев дольше, чем до осени, не продержится. Когда-нибудь в другом месте я расскажу последовательнее обо всем, связанном с этим разговором, т.к. именно он был главной причиной столь быстрого освобождения меня в 1965 году, но сейчас я хочу обратить внимание только на одно, на реакцию моего эксперта. Если ее удивило такое заявление с моей стороны, она могла попросить обосновать это предсказание. Если бы она спросила, я бы указал ей на те факты нашей общественной жизни, которые в то время были неизвестны только весьма ограниченным или аполитичным людям. А из этих фактов с непреложностью следовал вывод о назревшем кризисе руководства. Сегодня, накануне 25-го съезда, я не рискну предсказать, поскольку нет явных симптомов стремления к нарушению создавшегося равновесия. Тогда равновесия не было, и я бы это легко объяснил. Но эксперта истина не интересовала. Она схватилась за форму и записала мне в акт и в историю болезни: "Пророчествует: предсказывает, что Хрущев дольше, чем до осени, не продержится". Эта формулировка оказалась для меня спасительной. На несколько лет раньше я покинул стены СПБ. За это спасибо Тальце. Спасибо ее ограниченности и политическому невежеству.
И вот такие люди определяют, что такое нормально и что ненормально. И политическим надо, разговаривая с этими людьми, приноравливаться к их уровню. Ведь от них зависит судьба политических. А такое приспособление это тоже мучение. Приспосабливаешься, приспосабливаешься, терпишь глупость, невежество и предрассудки, да и сорвешься, покажешь зубы, дашь им возможность приписать еще одну черту твоей "болезни".
Но вот комиссия прошла. И на этот раз благоприятно для Вас. Ильинский получил соответствующие указания и выписал Вас. Не торопитесь радоваться. Если после этого о Вас пойдет неблагоприятная сводка или другой сигнал, Вас еще могут перехватить. Суд! Не забывайте про суд! Он может принять такое мудрое решение: "Срок лечения не соответствует тяжести совершенного преступления". Это не выдумка. Такие случаи - не редкость. Меня самого суд не выпустил из спецпсихбольницы после январской (1973 года) медицинской комиссии, признавшей меня "излечившимся". В общем еще удар, с размаху, по нервам. Пусть извивается от боли пострадавший. Суду до этого дела нет.
Ну, а как же тут с законностью, гуманизмом, человечностью и пр.? Ведь что получается? Ты излечился: врачи единодушны в этом. А трое судей, касательства к психиатрии не имеющих, изрекают. "Пусть остается среди больных!"
Это еще один показатель того, что система "принудительных мер медицинского характера" является антимедицинской системой. Разве не ясно, что излечившийся психически больной должен быть изъят из травмирующей его психику среды. И не тогда, когда комиссия заработает, не тогда, когда суд позволит, а немедленно по излечении. Недопустимо задерживать излечившегося. Значит, даже с точки зрения истинно больных, система спецпсихбольниц - антимедицинская, антигуманная, античеловечная.
На этом можно бы и точку поставить, т.к. всех издевательств не перечислить. Взялся кое-что рассказать, а воспоминания накатываются и накатываются. Поэтому надо самому их остановить. Но одно тягчайшее преступление системы "принудительных мер медицинского характера", подчеркивающее как раз антимедицинский характер этих мер, я должен хотя бы упомянуть, поскольку никто из моих предшественников этот вопрос не затронул.
Я поведу речь о том, что и люди психически нормальные, попадая в спецпсихбольницы, и все остальные пациенты этих больниц полностью лишаются половой жизни. Даже в колониях усиленного режима есть хоть мизерные личные свидания. В СПБ нет ничего. Молодые цветущие люди разлучаются навсегда с любимыми женами, невестами. Рушатся семьи, разрушаются жизни людские. Я сказал о молодых. Их судьбы более всего трагичны. А пожилые? Разве людей моего возраста человечно лишить последних лет супружеских радостей? Нет, жестокие, бездушные люди, и вовсе не врачи, придумали эти "меры" антимедицинского характера.
До сих пор я говорил о муках самих заключенных спецпсихбольниц. Но ведь есть еще любящие жены, матери. Кто измерил их мучения? Что переживает та жена, которая знала своего мужа как бодрого, жизнерадостного, энергичного человека, и вдруг встречает с потухшим взглядом, опущенными плечами. А потом, раз за разом, от свидания к свиданию видит, как гибнет его интеллект, как уходит навек дорогой образ. Мне трудно представить эти переживания. Я думаю, женщины глубже их прочувствуют. Что же касается меня, то я готов лучше сам идти на муки, чем видеть это на жене или детях.
Величайшее бедствие не только для нашей страны, а для всего человечества, если не удастся схватить за руку преступников-психиатров, остановить их преступную руку и поставить перед судом народов. Надо осознать опасность, нависшую над землей.
Страшно возрождение фашизма. Страшен террор Пиночета, Стресснера и других больших и маленьких диктаторов. Еще страшнее ядерная война. Но, может, несравнимо страшнее всего этого опасность того, что ум, честь и совесть человечества будут загнаны с помощью психиатрии в тюрьмы, заполненные психически больными людьми.
