До этих ненормальных дней моя жизнь, может и не была идиллией и составляла не совсем ту картину, которая представлялась из под спуда курсантских погон чуть ли не раем, но была вполне счастливой и благополучной. Возможно те, ожидаемые проблемы, нависшие над каждым по-своему и озадачивали пока не имеющимся решением, но как и сами, они были лишь в предположении.

Однажды нам с Ийкой удалось заполучить по талону на распродажу всякого необходимого для детей. Ей выпал счастливый фант, коих было только два на полсотни человек, ко мне же сослуживцы просто отнеслись с пониманием, и хоть перепродать все там добытое самим можно было втридорога, направили меня в Детский мир, где и проходило мероприятие.

Назанимав денег, мы по очереди вступили в непривычную схватку, и потратив все до копеечки, через пару дней отдышавшись, с шутками и радостными криками, будто сами были детьми, и все приобретенное предназначалось именно нам, перебирали, раскладывали, прикидывали какие вещички и на какой возраст пойдут, только что сами на себя не примеряли!

Разумеется, я как мужчина взял на себя покупку коляски, велосипеда, зимних вещей и всяких приспособлений для готовки, сцеживания, хранения молока и пищевых добавок, порой даже не совсем понимая за что расплачиваюсь. Завалена была вся квартира, что создавало атмосферу надежности и обеспеченности ребенка на ближайшие пару лет. Выходило, что заботиться нужно будет лишь о питании, о чем я уже начинал переговоры с бывшими сослуживцами, разбросанными распределением по всему Союзу. Всякие фрукты, орехи и какие-то местные продукты, произраставшие в далеких краях в избытке, были обеспечены, по крайней мере, на несколько месяцев. Успокоенные всеми этими приготовлениями, мы увлеклись сегодняшним днем и прочей болтовней о высоком…

…Ия притворно злилась, когда я нарочито отзывался о каком-нибудь ею любимом персонаже из истории, и мы могли по долгу приводить примеры: я из жизни – она из глубокого прошлого, пытаясь прийти к общему мнению в подходе к оценкам поступков людей. Оказывается это не так просто. Что бы понять хотя бы причины и мотивацию нужно знать не только эпоху, бытующие тогда нормы морали, законы официальные и чести, но и конечно привычки, менталитет, нравы и еще многое.

В принципе я был согласен со всем, кроме того, что можно придраться к нюансам, которые порой могут стать более важным определяющим направляющим, чем все остальные звенья, будь их хоть сотни. Но трудно удержать кажущуюся нить своих безаппеляционных рассуждений не разорванной, когда логическая цепочка доказательств оппонента безукоризненна, а защита точки зрения мощна в независимости от того, в какое место ее атакуют. Знаете ли, пытаться спорить со специалистом на его поле, будучи практически профаном, дело не благодарное, да и пожалуй не умное.

Она всегда находила подробности, которые оправдывали или, напротив, обвиняли те или иные поступки, выбор или деяния государственных деятелей, а то и просто знаменитых людей, оставивших заметный след в истории. Конечно о многом можно судить примерно, но границы этого «примерно» всегда определены и очень часто не оставляют никаких сомнений, для утверждения.

Последствием этих бесед, стала попытка не судить других, хотя это и трудно до безобразия, в которое попадает разум, чтобы попытаться противостоять уже укоренившемуся навыку, и редко получается удержаться в желаемой канве, а зачастую и просто, это приводит к взрывам, разумеется, когда все очевидно. Но нужно всегда помнить: как судите о других вы, так и вас судить будут.

Из-за известных «революционных» событий на службу явиться нужно было несколько позже, и воспользовавшись моментом я решил проводить свою половинку до работы. Всего лишь пару дней я не появлялся на людях в форме, и сегодня, идеально выглаженная и сидящая, как на памятнике, что было предметом моей гордости, она вызывала у окружающих какие-то иные, а не как обычно, чувства. Я никак не мог понять, что изменилось, но не искал причины – мне было на кого смотреть и о ком думать.

Чмокнув на последок в носик свое сокровище и дождавшись пока движение электрички метро разъединит нас визуально, я уткнулся в книгу, рассчитывая дочитать вчерашнюю, так и не ставшую мне известной, развязку очередного рассказа. Вагоны набирали скорость, шум накатывался на перепонки, люди плавно раскачивались в такт боковой качке – в общем все как всегда, за исключением какой-то нервозности, витавшей в атмосфере.

Позавчера я не придал значение услышанному с телеэкрана призыву будущего президента, вещавшего, как принято в России в такие моменты, с «броневика» (да не обидит это не чьих чувств) не доверять армии и еще, что-то подобное. Вполне понятное напряжение экстремального порыва, не совсем правильно подобранные слова для выражения своей мысли и так далее.

От куда мне было знать о нагнетенной, произнесенными необдуманными фразами и предыдущими событиями, перемене в отношениях друг к другу граждан, и как следствие расколу общества. Дежурный по воинской части не смог сообщить, о пока, устном приказе являться на службу в гражданской форме одежды, а в военную переодеваться уже на месте…

Содержание книги захватило и позволило заметить острых и недружелюбных взглядов, направленных в мою сторону. Через одну подходила моя станция и я заблаговременно решил подготовиться к выходу, что было опрометчиво – ибо это лишило меня безопасной зоны – опоры сзади в виде стены вагона. На свое обычное «извините, разрешите пройти» услышал: «Подождешь, сука!». Решив что послышалось, попытался пройти к двери и случайно боковым зрением заметил… нет, не злые взгляды и даже не уже начавшееся движение ко мне, а опускающуюся руку, с чем-то в ней зажатым, прямиком на голову офицера, стоявшего у следующей двери лицом к выходу.

Мой предупредительный окрик слился с интуитивной мыслью о возможности подобного и над моей головой, что заставило чуть присесть и подать корпус в сторону, одновременно резко подымая согнутую в локте руку над головой, что оказалось своевременным, но не настолько действенным как хотелось. Градом обрушившиеся удары, и хорошо что разом, так как мешали друг другу, сбили фуражку, оторвали все пуговицы, погоны и галстук, от наиболее опасного я отбивался локтями и книгой, пока еще не решаясь бить по-настоящему, ведь именно этих граждан я обещался защищать до последней капли крови. Но моя неуязвимость, заключающаяся в еще пока стоянии на ногах, начинала бесить нападавших, крики прекратились и избиение продолжалось молча, причем с обеих сторон.

В толпе появилось что-то сверкающее металлом и дело приняло более серьезный оборот. Ни в коем случае нельзя падать – затопчут даже просто бабушки, я уже молчу про опасность женских каблучков и мужских ботинок.

Я стал бить ребром книги в лица, которые, как мне казалось, принадлежали нападающим несущим наибольшую опасность, но сил уже не осталось. Подумав: «Как хорошо, что нет рядом Ийки!!!» – я решил предпринять последний отчаянный рывок в этой бесноватой тишине шарканья, тяжелого дыхания и злобы, еще вчера просто не имеющей почвы для возгорания.

Кажется другой офицер уже упал и были видны периферийным зрением чьи-то прыжки, наверняка на нем – эта мерзость придала сил и ухватившись за верхние поручни, я рванул перебирая руками по ним в его сторону, одновременно отталкиваясь ногами обо что попало.

Взвившись над головами таким образом, по всей видимости, я потерялся для преследователей, но на время. Кто-то рявкнул: «Топчиии – упал!». Плюхнувшись сверху на двух молодцов особо ретиво старавшихся, как оказалось, над капитаном, мне хватило сил двинуть в кадык самому здоровому и толкнуть вслед ему того, что поменьше. Первый захрипел и закашлял, остальные отступили, вопросительно глядя на меня, по всей видимости принимая за гражданское лицо – ибо о форме напоминал лишь цвет разорванной рубашки:

– Ты че, паря, это же «сапог»,[14] они Родину предали! Вчера нас танками давили!.. Отойди, а то и тебя… – Но договорить они не успели, оказывается электричка уже была на станции, двери резко раскрылись и… не зря на стеклах каждой из них есть надпись: «Не прислоняться». Человек, в которого я уперся спиной, потерял опору в виде дверей и как пробка, под давлением, вылетел на платформу, следом и я, за воротник потянув капитана.