Пес, то есть пес-человек, открыл пасть и зевнул, как делают собаки, желающие освободиться от нервозности, а потом оба застыли и с минуту молчали. Когда он наконец повернулся и шагнул в сторону крыла, это было неожиданное, изящное движение, в точности как балетный танцор шагает на цыпочках, вывернув колени, поднимая длинные тонкие ноги; а потом он опустился на все четыре и снова стал почти что псом. Он вернулся к своему занятию сосредоточенного обнюхивания почвы, хотя довольно часто поднимал глаза, посмотреть, стоит ли еще Делия на скальном склоне. Для стояния там было крутовато. Когда колени наконец не выдержали, она очень осторожно уселась там, где была, чтобы не спугнуть его. Он уже привык к ней к тому моменту, и его короткий косой взгляд говорил: Этой женщины там наверху совершенно нечего бояться.
Что он искал или хотел узнать, было для нее загадкой. Она ожидала, что он начнет собирать камни, как все те мужики, что летали на луну, но он только обнюхивал землю, делая широкий медленный круг возле крыла, как Алиса делала каждое утро возле трейлера, опустив нос, читая в прахе, как в книге. А когда он, казалось, удовлетворился тем, что узнал, он снова встал и оглянулся на Делию, последним взглядом, брошенным через плечо, прежде чем снова припал на четыре и исчез под краем крыла, серьезным, испытующим взглядом, таким, который собака или человек, бросают на вас, прежде чем отправиться по своим делам, взглядом, который говорил: Ты будешь окей, если я уйду? Если бы он был псом, и если бы Делия была достаточно близко к нему, она бы почесала гладкую голову, почувствовала твердую кость внутри, провела ладонью по мягким ушам. Конечно, все окей, можешь теперь идти, мистер Пес: вот что она сказала бы своими руками. Потом он заполз во тьму под изгиб крыла, где она поняла должна находиться дверца, люк, ведущий в тело машины, а еще через какое-то время он улетел во тьму июльского новолуния.
Все последующие недели, по ночам, когда луна садилась или еще не вставала, она высматривала вспышку и след чего-нибудь падающего через тьму с юго-запада. В первый месяц она еще дважды видела его приход и уход в ту лощину на западной стороне Утеса Хромого. Оба раза она оставляла бабушкин пистолет в трейлере, шагала туда, сидела в темноте на каменной плите над лощиной и следила за ним пару часов. Он, наверное, ждал ее, или чуял ее запах, потому что оба раза он поднимался и смотрел на нее сразу, как только она усаживалась. Но потом он переходил к свои делам. Этой женщины совершенно не нужно бояться, говорил он своим телом, тем, как продолжал обнюхивать землю, все расширяя и расширяя свой круг, иногда беря в рот камешек или веточку и пробуя на вкус, как пес с хорошими манерами делает, когда исследует что-то и не обращает внимания на человека рядом.
Делия решила, что лощина за Утесом Хромого была одной из его регулярных стоянок, вроде десяти лагерей, которыми она пользовалась снова и снова, когда пасла овец на горах Джо-Джонса; но после этих трех раз в первый месяц больше она его не видела.
В конце сентября она привела овец вниз в О-Бар. После того, как увезли ягнят, она взяла свою отару яловых овец в прерию Нельсона на осень, и в середине ноября, когда улегся снег, она привела их на кормовую базу. Это была вся работа, что была для нее на ранчо в овечьем сезоне. Хесус и Алиса принадлежали О-Бару. Они остались во дворе и смотрели, как она уходит.
В городе она сняла ту же комнату, что и годом раньше, и, как прежде, потратила большую часть годовой платы на то, чтобы напиваться самой и ставить по рюмочке другим пастухам. Она перестала смотреть в небо.
В марте она вернулась на ранчо. В ужасную погоду они строили кошары и родильные домики, и возили на грузовиках беременных овечек из Грина, где их откармливали пшеничной соломой. Несколько овечек разродились по пути в грузовике, и после каждого рейса поступала волна новорожденных ягнят. Делия работала в ночную смену, которую делила с Роем Джойсом, парнем, что выращивал сахарную свеклу в долине и каждый год приходил на овечий сезон. В черном, стылом холоде середины ночи ягнилось по восемь-десять овечек сразу. Тройни, двойни, большие одиночки, несколько четверок, овечки, у которых ягнята родились мертвыми, овечки слишком больные или отказывающиеся кормить ягнят. Они с Роем свежевали мертвых ягнят, скармливая тушки собакам ранчо, и заворачивали в шкуры ягняток из большого приплода, намереваясь обмануть лишенных приплода овечек, чтобы они приняли их за своих собственных, и иногда это срабатывало. Все родильные домики быстро заполнялись, и кошары заполнились, и даже иногда овечки с новорожденными ягнятами стояли на холоде, ожидая, когда освободится место.
Нельзя вытащить застрявшего ягненка в перчатках, надо залезть в матку пальцами, чтобы ягненка повернуть, или отцепить пуповину, замотавшуюся за ногу, или схватиться за ножку, поэтому ладони Делии вечно мерзли и были влажными, а потом трескались и кровоточили. Ранчо приобрело несколько старых школьных автобусов и переделало в домики для проживания рабочих, и она падала на койку с рассветом, а потом не могла заснуть, дрожа в неотопляемом автобусе, когда серый дневной свет сочился в окна, под неумолчный дневное блеянье из овечьих кошар. У всех овцеводов болели горла, были ангины с постоянным кашлем. Рой Джойс выглядел как черт, с глубокими мешками под глазами, синими под цвет фонарей, и Делия вычислила, что она выглядит очень похоже, но с самого начала сезона она не смотрелась в зеркало и даже не проводила щеткой по волосам.
Под конец второй недели только горстка овечек еще не разродилась. Ночи стали поспокойнее. Погода улучшилась и тонкий налет снега растаял на траве. В новолуние Делия стояла возле родильных домиков, попивая кофе из термоса. Она запрокинула голову и на секунду задержала теплоту кофе во рту, а когда проглотила, то опуская подбородок краем глаза уловила хвост зеленой вспышки и тонкую желтую линию, перечеркнувшую небо так далеко, что любой другой наверняка подумал бы, что это метеор, но он был ярче и падал с юго-запада на запад, и может быть, прямо на Уступ Хромого. Она стояла и смотрела. Она чертовски устала, у нее болело горло, от чего лучше не становилось, и она едва могла сжать пальцы вокруг термоса, они так болели и ныли.
Она сказала Рою, что чувствует себя уставшей как лошадь, и справится ли он, если она уедет в город в клинику скорой помощи, потом взяла один из грузовичков ранчо, проехала немного по шоссе, и свернула на изрезанную колеями дорогу, что вела вверх до Джо-Джонса.
Ночь была совершенно ясной и все было видно далеко. Она была еще в часе езды от летних пастбищ чуррос, когда начала видеть желто-оранжевое мерцание за черным гребнем хребта, слабый нимб, наподобие тех, что отмечают далекие костры на хребте летними ночами.
Ей пришлось оставить грузовик у подножья уступа и карабкаться последнюю милю или около того на ногах, пришлось вытащить фонарик из бордачка и попробовать с его помощью найти тропинку вверх, потому что дрожащее красноватое свечение к тому времени уже прекратилось, а густая пелена дыма затянула небо и затмила звезды. Глаза ее чесались и горели, из них текли слезы, однако от дыма прошло больное горло. Она поднималась медленно, дыша ртом.
Крыло выжгло шершавую дорожку сквозь можжевеловый кустарник на всей вершине и развалилось примерно на сотню кусков. Она бродила сквозь обожженные деревца и рассыпанные остатки крушения, посверкивая фонариком в дымную тьму, не ожидая найти то, что она ищет, но он был там, лежа в стороне от рассыпанных кусков металла на гладкой каменной плите у края лощины. Он дышал неглубоко и его закрытый комбинезон из короткого коричневого меха был запачкан кровью. Он лежал так, что она сразу поняла, что у него сломана спина. Когда он увидел, что Делия подходит, его лоб тревожно сморщился. Больная или раненая собака может укусить, она понимала это, но все-таки присела рядом на корточки. Это только я, сказала она ему, посветив не в его лицо, а в свое. Потом она заговорила с ним. "Окей", сказала она, "вот я и здесь", не слишком задумываясь о смысле слов, и есть ли в них вообще какой-то смысл, и только потом она смогла вспомнить, что очень похоже он вообще был глухим. Он вздохнул и перевел взгляд от нее куда-то вдаль, где, как она предположила, он уже видел приближающуюся смерть.
