Бывает порой в нашей жизни, что никакого терпения и выдержки не хватает обуздать свой ретивый нрав, свои эмоции и порывы, направленные против коварных замыслов негодяев. Да, я прекрасно понимал Игорька, читая его ксиву, и вся вина происшедшего живо представала передо мной. Знал я, конечно же, и то, что мусора лагерные могут достать так, что и за день до обретения долгожданной свободы совершишь то, что сделал этот человек. Я и сам ведь когда-то был на его месте. В ксиве Чапика было несколько строк, адресованных лично мне.
«Заур, бродяга, здравствуй! Знаю, что если это письмо попало в твои руки и если ты не на смертном одре, то поможешь моей жене во всем, в чем сможешь. Заранее тебя благодарю. Бог вам в помощь! С уважением Чапик».
Знаете, что перво-наперво пришло мне в голову после того, как я все уже решил для себя? Я от души позавидовал этому парню. Ну что же я мог еще предпринять при таком раскладе, как не готовиться тут же в дорогу? Благие дела ждали меня впереди.
Нелли прибыла в Махачкалу с тем, чтобы оставить детей у матери, взять денег для отмазки Игоря и со мной или без меня тронуться в путь. Пока ей везло. Карта, легшая в масть, как мне казалось, могла послужить неплохим стимулом для убитой горем и почти отчаявшейся матери двоих грудных детей. А в том, что это было именно так, я догадался сразу, но вида, конечно же, не подал. Для меня, сотни раз видевшего на лицах дорогих мне женщин страдание, горе и отчаяние, это было более чем очевидно, и любые слова здесь были излишни. Но вместе с тем по поведению этой женщины, по ее манере держать себя и выражать свои мысли посторонний наблюдатель не смог бы заметить и капли сомнения или отчаяния. Она была гордой и независимой в своем горе и не искала жалости и сострадания. И это не могло не внушать к ней уважения всех мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело в тот момент, начиная с родного отца и заканчивая лагерным кумом, который позже встретился нам на вахте, у ворот колонии. Хотя мужчиной его можно было назвать лишь только потому, что он носил брюки галифе и огромную форменную фуражку, всю в следах от птичьего помета. После того как все вопросы с отъездом были решены, Нелли на минутку вышла из комнаты в коридор, а затем, вернувшись с большим бумажным пакетом, не высыпала, а буквально вытряхнула его содержимое на диван.
«Как вы думаете, Заур, этого хватит?» – спросила она, улыбаясь и одаривая меня при этом добрым и наивным взглядом восточной принцессы. Сказать, что я был удивлен увиденным, значит не сказать ничего. Да и было отчего. Двадцатипяти-, пятидесяти- и сторублевые пачки в банковских упаковках, перехваченные поперек белой бумажной тесьмой, были сложены, будто дрова для костра. Говоря откровенно, я впервые видел женщину, так открыто пренебрегающую деньгами, ради которых я всю жизнь рисковал буквально всем, что может быть дорого человеку в этой жизни. Я неспеша и ласково, как собственных детей, пересчитал лежащие на моем скромном ложе банковские билеты. Набралось ровно тридцать тысяч рублей. Для того времени это была огромная сумма, Думаю, достаточно будет вспомнить, что обыкновенный «жигуленок», «шестерка», стоил тогда чуть больше семи тысяч.
«Вы, Заур, пожалуйста, прикиньте, что к чему, вам ведь лучше знать, – продолжала она, подождав, пока я пересчитаю все деньги. – Меньше всего вас должна беспокоить сумма. Если вы не уверены, что этого хватит, то скажите, сразу, не стесняясь. А то потом на месте будет поздно. Слава Богу, деньги у меня еще есть. Родители меня очень любят и не отказывают ни в чём».
«Да что тут прикидывать, Нелли? Хватит сполна, да еще и останется», – ответил я не задумываясь, а про себя усмехнулся: «Да за такие деньги самый последний парчак на зоне мог бы поставить все лагерное начальство в шеренгу и поиметь их по очереди, на глазах у собственных жен». Пока я, присев к столу с картой СССР и расписанием самолетов из московских аэропортов, прикидывал предполагаемый маршрут и приблизительное время пути, Нелли, взяв мой паспорт, продиктовала кому-то в телефонную трубку его серию и номер, а затем, видимо довольная ответом, попросила, чтобы я пригласил в комнату маму. Я позвал мать и вышел покурить на балкон, оставив женщин наедине. Уж и не знаю, о чем они говорили, но беседа их длилась долго, около часа, затем Нелли тепло попрощалась с нами, а особенно с матерью (они даже обнялись и поцеловались, как близкие родственницы), и уехала на ожидавшей ее у подъезда «Волге» с двумя обкомовскими нолями на госномере. До полуночи я готовился в дорогу, а мать по моему заказу сшила мне пояс в виде патронташа, с кармашками разных размеров для разных купюр – все деньги Нелли оставила у меня. Утром, как мы и договаривались, она заехала за мной на том же автомобиле, который и доставил нас в аэропорт. Судя по тому, что после одного-единственного ночного звонка у нас уже на следующее утро были два билета на первый рейс до Москвы, в то время как простые люди заказывали их минимум за месяц до вылета, мне же долгое время не нужно было беспокоиться о надзоре, можно было с уверенностью предположить, что у Нелли были очень влиятельные родственники. Хотя об этом я догадался ещё накануне вечером, провожая её к машине.
Описание всего нашего пути из Махачкалы до лагеря, где находился Игорь, заняло бы очень много времени и места, поэтому я ограничусь малым. Перед обедом мы были уже в Москве, а ближе к вечеру вылетели из аэропорта Домодедово в Новосибирск. Ночь застала нас уже в поезде, следовавшем из Новосибирска в Барнаул, но и на этом наш путь не заканчивался. Утром, по прибытии в столицу Алтайского края, мы умудрились буквально на ходу вскочить в электричку, следовавшую до Горно-Алтайска и лишь к обеду прибыли в этот маленький, но довольно-таки красивый городишко. Только здесь мы немного перевели дух и отдохнули, если, конечно, хождение по базару и магазинам и затаривание всякой снедью можно назвать отдыхом.
Дело в том, что по моему настоянию выехали мы налегке, не считая кругленькой суммы в моем поясе да модной сумочки в руках у Нелли. Я слишком хорошо знал дорожно-баульную суету женщин-бедолаг, направляющихся в лагеря на свидания к своим родственникам. Они никогда не могли ограничиться малым, постоянно забывая что-то и распихивая это что-то по сумкам и сидорам. Таким образом, вместо разрешенных тогда пяти килограммов продуктов они везли с собой минимум пятьдесят, и поездка в лагерь им запоминалась на всю жизнь. Я уж не говорю о тех приключениях, без которых не мог обойтись ни один вояж подобного рода. Так что, здраво рассудил я, «кешара» нам будут только мешать в дороге, а хавкой можно и на месте отовариться, хватило бы лаве, а его-то как раз было в достатке.
Далее до зоны, около ста километров, нам предстояло добираться на автобусе, но мы могли позволить себе такси, что и сделали с превеликим удовольствием, ибо тянули к хозяину не просто «дачку», а вагон и маленькую тележку…
К сожалению, зачастую в нашей суетной жизни неудачи преследуют нас во всем. За что бы мы ни взялись, что бы ни пытались сделать, все напрасно. А бывает и наоборот, реже, конечно, но бывает. Так случилось и на этот раз. Как пошла масть с самого начала, так и баловала она нас все то время, что нам пришлось провести в этом Богом забытом месте.
Еще по дороге я выяснил у Нелли все, что мне необходимо было знать для осуществления наших замыслов. В частности, я узнал, что Нелли еще ни разу не была у Игоря на свидании. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Так что мы начали свои действия с того, что Нелли подала хозяину зоны заявление о регистрации брака с Игорем.
Я рассчитал все правильно. Дело в том, что по тогдашним законам, где бы ни находился в тот момент заключенный: в карцере, БУРе или даже под раскруткой, если к нему приезжала женщина для того, чтобы расписаться, его выводили из камеры, регистрировали, как положено, в кабинете хозяина и давали трое суток свидания. Не знаю, что за польза от этого была мусорам, но для нас лучшего нельзя было и придумать. Я сам когда-то прошел через такую процедуру в лагере с одной из своих «боевых подруг», поэтому мог себе представить душевное состояние Чапика.
