2
А хотя... Именно то, что людям казалось головотяпством, и являлось чудом. Просто древние люди, из-за отсутствия у них опыта воздухоплавания, не обращали должного внимания на то, что это, воистину величайшее (в прямом смысле слова) в мире чудо происходило у них на глазах. В отличие от них мы, люди современные, знаем: во время нахождения высоко в небе летательный аппарат, например - самолёт, кажется маленьким - маленьким, меньше комарика. Но, в процессе снижения с высоты, слабо жужжащий комарик превращается в крикливую и быстро увеличивающуюся в размерах птицу; а в момент приземления он уже огромный, как дракон, и так же, как дракон, изрыгает пламя из сопел своих двигателей, и ревёт не хуже чем гром, а иной раз ещё и машет перед собой огромными мечами острых лопастей...
А вот Змей вёл себя строго наоборот. Он, во время высокого полёта в виде тучи, нередко закрывал собою половину неба. Страшно себе представить, что произошло бы с флорой и фауной Земли, в том числе - и с людьми, если бы он, к моменту посадки, претерпел воздействие тех же законов физики, что и любой другой летательный аппарат. Он просто раздавил бы своей массой всё и всех.
Но Змей, по мере снижения, не увеличивался, а постепенно уменьшался в размерах и, в конце концов, ужимался до вполне уязвимых габаритов. Что и давало шанс отрубить ему головы; иначе ведь дотянуться до его шей мечом не удалось бы. Из чего можно сделать вывод: Змей Горыныч, подобно его иностранным родственникам, целенаправленно помогал людям убить его. Причём делал это тонко, тактично, незаметно для сражавшихся с ним людей. Зачем совершало это чудо чудовище, явственно желавшее слыть злобным и кровожадным?
К тому же, ради производства чуда во время снижения, Змей Горыныч вынужден был производить аналогичное чудо во время набора высоты, но в обратном порядке: не уменьшаясь в размерах, а увеличиваясь; не скрываясь с глаз наблюдателей, но становясь для их восприятия всё более огромным и страшным.
Невольно возникает вопрос: он что, вопреки законам сохранения массы и энергии увеличивал толщину и длину костей, массу и силу мышц, площадь кожных покровов, размеры внутренних органов и уровень их секреции?
Как, с прагматической точки зрения науки физики, можно объяснить все эти чудеса? Только одним способом: предположить, что Змей есть нечто типа весьма эластичного пузыря. К примеру, метеорологический зонд тоже, для пущей заметности, чёрный, и он тоже, с подъёмом на высоту, из-за уменьшения давления атмосферы постепенно расширяется. На высоте тридцати километров от земли зонд настолько раздувается, что лопается. Но если, из-за производственного дефекта или конструктивной доработки, до достижения критической высоты шар начнёт потихоньку 'травить' из себя газ, то зонд начнёт плавно снижаться. Остаётся прицепить к шару камуфляжные крылья, подвесить ножки, приклеить к дырочке краник в форме драконьей головы с зажигалкой вместо губ и дуделкой в горле, и - вот вам макет дракона. Открыл краник - дуделка зарычала или засвистела; чиркнул зажигалкой - полыхнуло пламя. Спасайся, кто может, у кого коленки от страха не подогнулись!
С точки зрения физики такая версия, пожалуй, сгодилась бы. Но ведь Змей - не механизм, а живой организм! И, по внутренним ощущениям нашей родной, субъективно напрягшейся и болезненно вздрогнувшей биологии, такой жестокой глупости - делать из живого и довольно умного существа воздушный шар, готовый лопнуть от случайного сучка или загореться от молнии из соседней тучи - законы эволюции живого мира никому не позволят. Остаётся привычно воскликнуть: 'Сказки! Фантазии!'; как то и делали вплоть до недавних времён учёные энциклопедисты.
Но нынешние, уже не советские, а российские энциклопедисты так уже не восклицают; неужто ищут объяснение вне пределов сугубо материалистической науки? Неужто осмелели до осторожного предположения, что марксистко-ленинский подход к естествознанию весьма ограничивает обзор и понимание действительности?
Что ж, давайте-ка и мы осмелеем вот до какого предположения: драконы (как и прочие подобные им существа) являются порождениями не привычной нам материально-вещественной природы, а природы нами не видимой и не осязаемой, 'потусторонней', энергетической. Они - выходцы, лазутчики из 'параллельного' мира, столь же реального, как и наш, но сотворённого из иной, 'тонкой' материи.
Нет научных подтверждений существования таковой материи? А чем, в таком случае, является промелькнувший в кратких научных комментариях 'отсутствующий на Земле лёгкий, серебристого цвета металл', из которого сделаны 'летающие тарелки'? Если это и в самом деле металл, то почему он, несмотря на его безусловное присутствие в земных хранилищах, 'отсутствующий на Земле'? Потому что учёным не удаётся запереть его в какую-нибудь клетку периодической таблицы Менделеева? В таком случае надо что-то менять: или таблицу, или научные взгляды на окружающее нас мироздание. Таблица, как то неоднократно подтверждено множеством экспериментов и научных открытий, абсолютно верна. Значит...?
Кстати: есть учёные, готовые представить новую, непривычную, но экспериментально обоснованную и вполне научную картину мироздания. Среди них есть такие величины, как член-корреспондент Академии наук Беларуси Альберт Вэйник. Но его голос почему-то не слышен; лично я совершенно случайно узнал о его открытиях ещё в девяностых годах из какого-то околонаучного журнала, вскоре прекратившего своё существование. С тех пор, несмотря на все попытки, ничего нового о нём и о его работах я не нашёл. Так что, в случае каких-то неточностей в передаче информации, валите всё на меня.
3
Теперь - то, что я знаю об открытиях Вэйника. Он, с помощью простых и оригинальных опытов, доказал истинность давних предположений, что те элементарные частицы, из которых построены атомы, в свою очередь состоят из ещё более мелких частиц. И, благодаря этому открытию, научно открыл окно в 'параллельный' мир - тот самый, который наши предки антинаучно называли потусторонним. В том мире, рядом с нами, а то и кое в ком из нас, живут разыскиваемые нами по всей Галактике 'братья по разуму' - разнообразные существа энергетической природы. Те самые, которых наши предки издревле именовали духами, при этом непременно подразделяя их на добрых и злых.
Так вот; Вэйник утверждает, что принципиальное отличие того мира от нашего состоит всего лишь в том, что в том мире отдельные микрочастички не сливаются в нейтроны, протоны и электроны. По своей принципиальной сути оба мира нераздельно и постоянно существуют один в другом; но 'потусторонние' объекты представляют собою не вещи и предметы, а полевые образования, состоящие из уже упомянутых мельчайших частичек. А поскольку органы наших физических чувств и приборы наших физиков выстроены из глыб атомов и молекул, то их чувствительности зачастую не хватает для опознания того, что оказывает слишком уж малое воздействие даже на электрон.
Но Вэйник смог 'поймать' эти частички; если и не все, то, как минимум, две их разновидности. Микрочастички одной разновидности обладают, условно говоря, положительным зарядом (зарядом жизни, созидания и добра), а микрочастички другой - отрицательным (небытия, разрушения, зла). Причём, в отличие от 'нашего' мира, в 'потустороннем' сила притяжения возникает между одноимёнными зарядами, а разноимённые отталкиваются.
Определил Вэйник всё это с помощью цветочных лепестков. Кому не известно, что есть цветы 'добрые', улучшающие самочувствие человека, дарящие ему энергию, а есть - 'злые'. Как утверждает Вэйник, свежий лепесток розы, подвешенный на тонкой ниточке, тянется к предмету с доброй аурой. К примеру, к фотографии хорошего, доброго, 'душевного' человека. Есть желающие проверить себя, друзей, цветок и теорию Вэйника? Я лично не решился. Для проведения столь ответственного эксперимента нужно быть абсолютно уверенным в его научной безукоризненности, в полном отсутствии посторонних помех и привнесённых загрязнений. Вдруг какой-нибудь бесёнок незаметно дунет в нежелательном направлении; и - что тогда? Заниматься до одури цветочным самобичеванием? Расставаться с кем-то из лучших друзей? Пусть уж лучше Вэйник сам за свою теорию отдувается; он - учёный, он в этом - профессионал, он знает, как это делать. Мы же лишь примем её к сведению, а жить будем не по правилу лепестка на ниточке, а по требованиям Божьих заповедей, по нормам человеческой нравственности, по указаниям государственных законов и по подсказкам своей совести. А поскольку теория Вэйника легка и изящна, словно лепесток розы, а при этом дополнительно притягивает нас двигаться по пути, указываемому только что перечисленными основополагающими ориентирами, то нам не составит труда взять её с собой в дальнейшее путешествие.
