Кай был уверен, что его убивают. Он выдернул пальцы и заорал все матерные слова на протурбийском, какие только знал. А эту часть лексикона гуманоидов он выучил в каменоломнях самой первой и довел познания практически до совершенства.

– Цхала! Зажми уши! – тут же приказал Айшас, ни на секунду не отрываясь от занятия. – А лучше, вообще выйди отсюда!

Но девчонка упрямо помотала головой и осталась на месте. Правда, отца послушалась и уши закрыла. Под сочувствующим взглядом протурбийки в Кае взыграла давно забытая гордость. Странное чувство и абсолютно бесполезное. Он вцепился зубами в мягкий подголовник, закрыл глаза, чтобы не видеть Цхалу, и только постанывал. Когда пытка окончилась, на него надели что-то вроде жесткой опоры, заставляющей все время держать спину ровно, и отпустили отдыхать.

Подобные манипуляции Айшас полюбил проделывать со своим пациентом регулярно. Кай мечтал его убить, но каждый раз что-то останавливало. Возможно, отсутствие лучшей перспективы. Внутренний голос стал другим: раньше запугивал, предупреждал, теперь начал успокаивать, убеждать, что боль – это неплохо, потому что за ней приходит облегчение. Кто знает, как отнесутся к человеку другие гуманоиды, если уйти? Айшас хотя бы давал относительную свободу.

Постепенно в Кае проснулось еще одно странное чувство – любопытство. Возникло желание понаблюдать, как живут обитатели дома, когда не заняты своим трудным пациентом. И мальчик наблюдал. Днем к Айшасу постоянно приходили другие гуманоиды. Он давал им склянки с настоями, иногда мял их тела так же, как делал с Каем, а они тоже постанывали и подвывали. Но посетители всегда уходили довольными и рассыпались в благодарностях. По вечерам протурбиец садился с дочерью в гостиной, расчесывал ее длинные черные волосы, и они о чем-то тихо переговаривались. В такие моменты у Кая покалывало внутри. Он не понимал себя, злился, уходил в комнату и запирался там.

Однажды Кай пробирался в помещение, где готовили еду, чтобы стащить лакомый кусочек, и услышал голоса. Он притаился за углом в нерешительности. Мерно стучал о разделочную доску нож, позвякивала о блюдо ложка.

– Папа, – заговорила Цхала, – почему мальчик ворует еду и прячет ее в своей постели? У него из-за этого все постельное белье грязное.

Кай поморщился. Он и не подозревал, что его секрет кому-то известен.

– Не трогай его и не забирай его припасы, – тут же прозвучал голос отца, – это не он прячет еду. В мальчике живет кое-что. Оно поедает его изнутри, поэтому ему кажется, что так он сможет справиться и успокоить это нечто в себе.

Кай растерянно прижал ладонь к груди. Внутри него кто-то живет? Тот самый схур, на которого протурбиец уже туманно намекал раньше? Почему же тогда ничего не ощущается, кроме голода?

– Поедает изнутри? И съест совсем? Ничего не останется? – испугалась Цхала.

– Если бы мы не нашли его вовремя, то ничего не осталось бы, – не стал спорить отец.

– Но мы нашли, значит… ты вылечишь это, папа? Да? Надо дать ему порошки, которые ты даешь тем, у кого внутри завелись болотные черви. Я помню, это помогает.

Протурбиец рассмеялся.

– Я вылечу, моя красавица. Не порошком, но вылечу. Зверь, который живет в мальчике, называется страх. Он появился, чтобы защищать хозяина.

– Потому что его обижали… – тихонько протянула Цхала.

– Да. Потому что его обижали. Страх очень силен, и побороть его непросто. Поэтому я хочу, чтобы ты смотрела и училась, как это сделать. Тебе это пригодится, когда ты вырастешь и станешь лечить других, как я. Но запомни, когда мы вытравим из мальчика страх, там останется пустое место. Что обычно падает в пустую яму?

Протурбийка задумалась.

– Всякий мусор.

– Точно. Поэтому нам нужно чем-то ее заполнить, чтобы страх не вернулся или там не завелось что-нибудь похуже.

– И чем же?

Кай затаил дыхание. Нож перестал стучать о доску, послышался шорох одежд.

– Мы заполним пустое место в мальчике любовью. Это самое надежное лекарство от страха. Тогда он никогда больше не превратится в зверя.

– Я поняла, папа, – зазвучал девичий голосок, – ты делал то же самое со мной, когда умерла мама.

– Да. Поэтому я уверен, что у нас все получится.

Дослушивать Кай не стал. Ему и так хватило, чтобы понять: для него готовят новую экзекуцию. Последующие несколько дней он только и делал, что ждал нового витка пыток. Но все шло своим чередом: массаж, отвратительное питье из склянок, мазь на застарелые рубцы на коже. Тогда Кай понемногу успокоился и решил, что Айшас просто забыл о своих планах.

Иногда он все же прокручивал в голове тот разговор и в какой-то момент пришел к выводу, что, действительно, глупо хранить еду в постели, когда можно в любую минуту выйти и поесть подогретое вкусное кушанье из посуды, в которой его приготовили. Следующим шагом стали вылазки в сад. В погожий день протурбиец любил там копаться, постоянно то сажая, то пересаживая какие-то растения. Завидев Кая, он дружелюбно подзывал его к себе и принимался болтать о пустяках, показывать те или иные ростки и рассказывать, в чем их польза.

Кай слушал вполуха. Несъедобная зелень его мало интересовала. Зато манило другое. Городской шум за стеной. Летательные аппараты в небе. Далекие звезды. Он чувствовал себя чужим здесь, несмотря на все блага цивилизации, доступные теперь. Протурбийцы, приходившие в дом лекаря, поглядывали на мальчика, как на диковинную зверушку, а ему хотелось оказаться среди своих, таких же, как он, людей. Почему-то казалось, что с ними жить было бы проще…

Как-то раз Кай вышел погулять и застал в саду Цхалу. Она тоже копалась в грядке, совсем как отец, и заулыбалась при виде мальчика. Он же испытывал к ней затаенную неприязнь. Каю не нравилось ее любопытство. Не нравилось, что она совала нос в его комнату и нашла самое дорогое – его припасы. Что не ушла, когда Айшас заставил его плакать на массажном столе, и видела слабым. Постоянно следила за ним, как надзиратель из каменоломен, а уж противнее их никого не было!

На шее у девчонки висел зеленый камень на цепочке. У Кая загорелись глаза: настоящее сокровище! Он подскочил, рывком сорвал с протурбийки украшение. Она охнула, болотного цвета глаза наполнились слезами. Кай еще крепче стиснул в кулаке добычу и погрозил ей, мол, полезешь – не отдам. Цхала заплакала, тогда он убежал обратно в дом и спрятал находку подальше.

Вечером он ожидал, что гневный отец придет заступаться за обиженную дочь. Но ужин, на котором Кай уже сидел за столом наравне с остальными домочадцами, прошел как обычно. Тогда мальчик догадался, что протурбийка никому не наябедничала о его поступке. В каменоломне бы ее засмеяли, а то и вообще заклевали бы за то, что не может постоять за себя. Кай был уверен, что поступил правильно, воспользовался правом сильного и завоевал добычу.

Но ночью ему не спалось. Даже поход за едой не утешил. Что-то настойчиво зудело внутри, не давало покоя, мешало закрыть глаза и отдыхать. С каждым часом становилось все хуже. Утром Кай окончательно извелся. Он едва дождался момента, когда протурбийка выйдет из комнаты, вихрем налетел на нее, сунул обратно в руку камень с цепочкой и опять скрылся.

На обеде они оба старательно прятали друг от друга глаза.

Вечером, когда Кай по обыкновению шел перекусить на сон грядущий, оказалось, что Цхала подкараулила его. Она напала на него сзади, обхватила его только-только обрастающие легким мясцом бока и стиснула что есть сил, уперевшись острым подбородком между лопаток.

– Отстань! Отпусти! – Кай завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя девчонку, но она прилипла намертво, как пиявка. – Что ты делаешь?

– Я наполняю тебя любовью, – выдавила Цхала, не разжимая рук, – папа сказал, что я должна заметить момент, когда пора это делать. Я заметила, что пора.

– Да какой любовью?! – завопил Кай. – Пусти, дура!

– Не пущу! – закричала она в ответ. – Не пущу! Я тебя лечу! Терпи!

– Что здесь происходит, дети?! – прогремел голос Айшаса.