- А ты сама хочешь выйти за него?

- Нет! - смеюсь я, - Мне надо совсем другое.

Я резко встаю и выхожу во двор, где меня хватает за руку мой отец, который все это время стоял у амбара и слышал наш разговор сквозь щели.

- Ты почему сестру обижаешь? - спрашивает он.

Я продолжаю смеяться и отвечаю:

- Она хочет замуж. Она влюбилась в нашего работника. А он хочет двух сестер сразу...

Отец в негодовании бежит на задний двор и, прижав парня к стене дома, начинает ему выговаривать:

- Хочешь жениться - женись. Ты человек надежный, работящий. Только если уж выберешь одну дочку, на вторую-то больше не засматривайся. А то гляди, плохо будет.

Следующая картина переносит меня уже в день свадьбы. Я вижу длинные свежеструганные столы, во главе которых сидят моя сестра в пышном венке из луговых цветов и наш работник в новой рубахе, обшитой красивой тесьмой. Кажется, там очень много разных людей, но все они видятся мне как-то размыто и неясно. Постепенно я переношусь в какое-то другое время, может быть спустя несколько недель после этого свадебного обряда, а может и спустя год.

Я снова вижу себя сидящей среди вереска. Я распустила свои длинные пшенично-белые волосы и грустно смотрю сквозь них на лес. Я осталась вдвоем с отцом в нашем старом доме и мне теперь приходится гораздо больше чем раньше хлопотать по хозяйству. Я чувствую себя совсем несчастной и еще больше, чем прежде, мечтаю вырваться из-под опеки отца и сбежать к матери и к колдунье. Глядя отсюда мне кажется, что там я действительно не отделяла мир живых от мира духов, и стремилась как бы к свободе вообще, то есть к жизни лишенной каких бы то ни было обывательских предрассудков.

От моих печальных раздумий меня отвлекает стук копыт. Я поворачиваюсь и вижу, что ко мне на лошади подъехал молодой хозяин этих земель. Я рассматриваю его, улыбаюсь и даже не подозреваю, что это моя судьба.

***

- И этот человек был я? - спросил он, взяв меня за руку.

- Да, конечно. Вообще, когда я расскажу тебе эту историю до конца, ты увидишь, что эта жизнь очень похожа на свое "венецианское последствие". Это как бы иллюстрация к тому принципу перерождений, о котором ты рассказывал. "Сюжеты наследуются непостоянно" - сказал ты тогда. И сейчас я убедилась в том, что это действительно так.

- Ну, и как развивались наши взаимоотношения среди диких трав и дремучих лесов за несколько сотен лет до венецианских карнавалов?

- В тот первый раз мы только обменялись двумя-тремя словами, познакомились, и ты уехал. Однако каждый день после этого ты стал навещать меня на моем вересковом холме. Ты приезжал совсем ненадолго, смотрел на меня, что-то говорил и снова уезжал обратно. Постепенно я поняла, что начала влюбляться.

***

Однажды ты приезжаешь и сразу, даже не слезая с лошади, задаешь мне вопрос: "Поедешь со мной? Я хочу на тебе жениться!". Кажется, что при этом у тебя не возникает никаких сомнений по поводу моего утвердительного ответа, однако вопреки твоей уверенности вместо согласия я только грустно качаю головой и говорю:

- Нет. Сестра моя вышла замуж. Она довольна. А я не такая, как она. Я принадлежу лесу. Он подарит мне свободу. Я должна. Он меня хочет забрать.

Ты смеешься и с каким-то юношеским задором заявляешь:

- Я подарю тебе свободу! Лес тебе больше не нужен. Пусть ищет себе кого-нибудь другого!

Я оглядываюсь на лес, который как будто бы начинает тянуть ко мне свои кряжистые руки-ветви, и понимаю, что уже почти готова пойти наперекор своей собственной одержимости, и что только ощущение непередаваемой свободы, которое я могу обрести лишь в лесу, удерживает меня от последнего шага в сторону мирской жизни. Я вновь смотрю на своего будущего жениха и повторяю:

- Но там остались моя мать и сестра. Они приходят ко мне. Мое место с ними.

Ты смотришь на меня, упиваясь моей почти первозданной красотой, и говоришь:

- Твое место там, где тебя ждет твое счастье. А мать и сестра пусть приходят - мы встретим их с почетом!

И тогда я решаюсь - отбросив назад свои прекрасные волосы и поднявшись с земли, я протягиваю тебе руку и говорю:

- Увези меня отсюда, увези навсегда.

Ты подхватываешь меня и сажаешь на лошадь. Отныне моя судьба решена.

***

- И что, я так и увез тебя, ничего не объяснив твоему отцу? - удивился он.

Я засмеялась:

- Нет, это было бы на тебя не похоже. Конечно, ты сделал все так, как полагается. Просто дальше мне было плохо видно, и я перестала вспоминать. Потом, правда я еще раз вернулась и посмотрела продолжение этой истории...

- Так расскажи мне об этом.

- А ты еще не устал слушать мою болтовню? - спросила я и ушла с балкона в комнату.

- Ты же знаешь, что я не отношусь к этому как к болтовне, - сказал он, последовав за мной. - А что ты хочешь сейчас сделать?

Я задумчиво стояла возле стола и рассматривала старинную книгу, открытую на гравюре, изображающей средневекового алхимика, погруженного в поиски философского камня.

- Я очень хочу поехать куда-нибудь на твоей машине, - сказала я. - Прямо сейчас. Как ты на это смотришь?

- Положительно, - сказал он, беря с секретера ключи. - Ну а поскольку для нас с тобой не существует никаких границ, цель нашего путешествия может быть абсолютно неожиданной...

- Итак, куда мы направимся? - спросил он спустя минуту, когда мы, взявшись за руки, сбегали вниз по мраморной лестнице.

Остановившись при выходе из подъезда, я спросила:

- Ты можешь показать мне то место, где когда-то находился этот вересковый косогор? Я очень хочу увидеть, во что превратились теперь эти пологие холмы, которые давным-давно подарили мне твою любовь.

- Могу ли я? Нет, дело вовсе не во мне, - сказал он и распахнул передо мной дверь парадной. - Понимаешь, для того что бы что-то видеть, требуется, прежде всего, твоя сила, а во-вторых - само умение смотреть. Я же лишь могу сопровождать тебя в этих путешествиях и периодически что-то пояснять. Итак. Если ты чувствуешь, что готова, то можем отправляться в путь.

* 10 *

Машина с легким шуршанием отъехала от подъезда и проследовала в сторону городских окраин, оставив позади деревья, украшенные бело-красными пятнами цветов, которые в этот год на удивление поздно распустились.

- Я думала, что акация не может цвести в такое время, - задумчиво сказала я. - Если бы холода продержались еще несколько дней, то этим цветам уже не суждено было бы увидеть солнечных лучей.

- Они просто распустились бы чуть позже, только и всего, - сказал он.

- Почему?

- Потому что всему свое время. Сначала оно пришло для заморозков, а теперь настало для акации.

- А когда придет наше время? - спросила я и отвернулась в сторону бокового окна. - Акация ведь могла и засохнуть от ожидания теплых дней.

- Нет, просто этот пример неудачный. Суть здесь не в этом, а в порядке вещей. Так или иначе, в холоде или зное, в мире или в войне, зима все равно приходит на смену осени, весна ее сменяет, лето следует дальше, а потом все повторяется снова. Это всего лишь мировой закон - люди расстаются, чтобы встречаться вновь, дают клятвы, чтобы их сдерживать, берут в долг, чтобы отдавать, отдают, потому что были должны и так далее...

- Но она могла засохнуть, не дождавшись тепла, - снова повторила я.

- Тогда из ее прошлогодних семян произросли бы деревья, которые стали бы снова и снова, также как и она по весне, вспыхивать мелкими огоньками пестрых соцветий.

- А мы с тобой тоже? Тоже не дождавшись теплых дней, засохнем и перевоплотимся, повинуясь этому мировому порядку, в каких-то иных людей, которые будут все не так как мы чувствовать, видеть и понимать? Я так не хочу. Я не согласна... - сказала я и, вновь отвернувшись к окну, закрыла глаза и расстроенная немного задремала.