О, прекрасная Брунгильда, будь моей женой! — раздался под окном зычный глас Джестера. Джестер, прекрати! Давай скорее сюда! — отозвалась с балкона Норгус. Войдя в квартиру Норгус, Джестер привычно предложил ей помочь донести её сумку. На удивление вещей у Норгус было немного — как и у него самого небольшой потертый рюкзак. Его поразил странный аромат царивший у неё в квартире — сладковатый запах каких–то трав. Впрочем, он помнил о специфических увлечениях Норгус, так что не был особо удивлен. Э, да похоже она взяла с собой охапку таких–же травок — сумка пахла также. На вопрос что же это такое, Норгус отшутилась, но при этом загадочно пообещала, что он никогда не забудет того, что можно будет сотворить при помощи этих травок. Сев в машину Джестера, Норгус задумалась о чем то, только улыбнулась, когда Джестер стал подпевать доносящейся из магнитофона песне. Наверное, ей тоже Король и Шут нравиться, улыбнулся своим мыслям Джестер, продолжая напевать, глядя на дорогу. Когда они съехали на просеку, девушка оживилась и стала показывать дорогу, которая в конце концов привела их к небольшому домику.

— Хм, странно, я думал тут какая–то деревня будет — произнес Джестер, осматривая местность.

— А, ну забыла тебе сказать, да домик такой одинокий, но мне нравиться — так тихо спокойно и никто тебе не мешает.

— А не страшно, одной то?

— Да нет, местность тут глухая, редко кто появляется, тем более тут не царские хоромы брать нечего, да и я, к сожалению, тут редко бываю.

— Ну, как знаешь, я даже рад, что приехал — если что можешь на меня положиться.

— Да уж положусь, будь уверен — хихикнула Норгус, подмигнув ему, что вызвало довольную ухмылку Джестера.

Выгрузив вещи из машины, они направились вглубь домика. Устроившись там, Норгус принялась что–то делать с шуршащими мешочками, предложив Джестеру вздремнуть до вечера, пообещав, что вечером его ожидает нечто особенное. Несколько невыспавшийся Джестер с благодарностью последовал совету темноволосой красотки, провалившись с ходу в сон.

Шаг третий: Путешествие начинается

Проснулся он когда уже стемнело, взглянув на часы, он увидел что время было уже ближе к полуночи. Впрочем, он отметил, что девушка еще не спала, напротив — она что–то тщательно подготавливала, зажигая множество свечей, и не переставала при этом возиться с какими–то пахучими травами. В ответ на его преувеличенно громкий зевок, и на его вопрос, о том готова ли она уже, она шикнула, указав рукой на чайник и на какую–то нехитрую снедь, стоящую рядом с ним. Перекусывая и попивая чай, Джестер любовался Норгус — все–таки эта девушка была поразительно красива, даже когда она принимала такой озабоченный вид. Наконец, она очевидно решила, что приготовления закончены и подозвала его.

— А что это хоть будет?

— Ой, ну ты сам все увидишь, ручаюсь тебе понравиться.

— Ну ладно, я уж положусь на твое слово, ну учти — если что атата сделаю, за мной не станет — засмеялся Джестер.

— Ну, чем тебе помочь? — поинтересовался он.

— Так, в общем, встань сюда — в центр комнаты. Тут пока постой, я все сделаю, только не шевелись особо, очень тебя прошу.

— И, все таки, что это будет?

— Ритуал черной магии — плотоядно улыбнулась Норгус.

— Приворожить меня решила? — ухмыльнулся Джестер, при этом все–таки ощутив, как по спине побежали мурашки и к горлу поднялся холодный комок.

— Да нет, что ты. Я ээээ… Ну ты станешь более сильным, красивым даже. В общем ничего плохого не случиться. Я тебе потом надо мной проделать дам.

— А почему магия черная?

— Ой, да это я так сказала, ну чтоб ты испугался — хихикнула девушка.

Джестер решил пока расслабиться и не мешать ей, в конце концов не навредит же она ему всякой чепухой, да и сама сказала, что только лучше хочет ему сделать. Ну если она сделает его каким–нибудь чудищем, он её потом жестоко покарает… хотя врядли — он же сам по себе то еще чудище, кого хочешь сам покарает, всех монстров перепугал уже своим видом. Нет, Джестер не считал себя действительно чем–то ужасным, просто это была такая бравада. Норгус тем временем начала читать заклинание, звучавшее очень странно, речь её состояла из каких то шипящих звуков. «Йа, йа Ктулху фхтагн» — произнес про себя Джестер, улыбаясь. Наверное, у девушки это просто какая то игра, не разочаровать же её? В конце концов, у всех свои тараканы, нравиться ей чтобы при виде неё старушки крестились и говорили потом, мол, она ведьма и тому подобное, да ради бога! Девушка она, как он уже неоднократно отмечал очень хорошенькая, и как он успел узнать из общения с ней, и из того что слышал, смышленая. Не смотря на свой острый язык, он никогда не пытался кого то всерьез критиковать, и как то пытаться переделывать по своему вкусу. Вообще это, какое–то ханжество, а такая попытка улучшить других, разумеется, в соответствии со своими предпочтениями, это уже крайняя форма эгоизма, замешанная конечно, на желании помочь другим. Страшная штука, если подумать. И вот Норгус, ну да этакая королева тьмы, которая вся прямо таки окутана клубящимся мраком. И странные тени пляшут вокруг неё, сверкая горящими глазами… И кажется какие то звуки уже режут воздух, и голоса надсадно завывают, сотрясая стены маленького домика, своими стонами. И вот дрожь уже охватывает его самого, и тени кружат вокруг него, поглядывая на него своими горящими глазами…

Да постойте же! Это же на самом деле происходит! Что это за чертовщина! Да он и шевельнуться не может! А тени тем временем словно рассмеялись беззвучно, продолжая кружить вокруг него. Под речитатив голоса Норгус, который уже изменился, стал каким то отстраненным и неземным. И сама она уже пустилась в пляс со своей книгой, в то время как заботливо уложенные ею пучки трав взвились в воздух, кружась вместе с тенями. Одна из теней хлестнула его темным отростком по глазам, заставив его закричать, не смотря на охватившее его оцепенение, и на время он перестал видеть комнату, но вот уже вокруг него снова стали проступать знакомые уже очертания дома Норгус, но теперь уже они стали какими–то смазанными, словно происходящее, кажущееся таким нереальным, но тем не менее ужасающее и неотвратимое, исказило и саму суть вещей, составляющих такой мирный на вид домик, каким он был при свете дня. Вот он ощутил что–то, в комнате возникло создание, ростом оно намного превосходило человека, это был просто какой–то гигант, цвета гниющей древесины, светящийся каким то призрачным светом. Внешне он не походил на человека — внешне он словно бы состоял из пучков щупалец, которые образовывали его руки и ноги, и само его лицо. Он словно бы приобнимал одной своей чудовищной рукой девушку, которая что странно казалась ростом с нормального человека, хотя и гигант обнимал ей как равную, как любимую. Ощущая, что сходит с ума, Джестер все же поразился красоте этой девушки, и его обуяло желание занять место призрачного гиганта и обнимать её… Его стало трясти и колотить, мир дрожал перед ним, изображения существ сменяли друг друга, одним были ужасны, будто порождения ночного кошмара, другие прекрасны, как непорочные чистые души. Но всегда рядом с ними была та, поразительно прекрасная, неземная девушка. И все эти существа, он чувствовал это, любили её и обожали. Просто любили. Мир стал растворяться, его взор рассеивался и блуждал, Джестер думал, что сходит или же сошел с ума, но что–то внутри него говорило, что это не так. Но он уже переставал бояться и ужасаться происходящему, в нем поднималась волна любви, любви, которая охватывал всю его душу возносила на сияющие вершины. Все эти прекрасные и отвратительные создания, присутствие которых он ощущал уже не пугали его, он стал ощущать единство с ними, их единила эта всепоглощающая любовь, дивное чувство, которое просто заставляло его петь и радоваться тому, что она есть, и что он теперь рядом с ней. Так просто казалось отдаться на волю этого чувства, и жить с ним и не отпускать его ни на миг, как если б ты пригрел на груди птицу, спасающуюся от ливня и бури. Но тут он осознал, что что–то тут было не так. Как же могла Норгус, а он осознавал что каким–то образом, эта властительница душ и была ею, испускать такую неземную страсть? В ней не было ничего дьявольского или демонического. Нет, он осознавал, что страсть эта необыкновенно чиста, и что это истинная любовь. В душе его стал подниматься смутный протест, но каким нелепым он казался ему пред лицом любви…