— Да ладно тебе, Лу, не бойся, ты такая красивая, у тебя все будет хорошо — смущенно бормотал Джестер поглаживая её плечи, стараясь как–то успокоить бурю её чувств. Та лишь дрожала в его руках, все сильнее и сильнее стискивая его шею и повторяя «спасибо тебе, спасибо…» так будто бы он спас её из когтей ужасного чудовища. Джестер не омг противостоять её обаянию, благо она прижималась к нему все теснее и теснее, и он все более и более явственно ощущал тепло её тело через плотную ткань её одеяния. Вновь нахлынувшие на него мысли о том, что «хорошо бы…», он отметал. Все–таки, она выглядит и кажется такой несчастной, что он просто обязан проявить к ней всю его теплоту и понимание, какую он, вечный ехидный циник, может проявить.

— Скажи, Лу, а почему именно тебя, послали проводить меня? Неужели у вас принято… — неприятная догадка поразила Джестера. А что. Если у них в обители принято, что молоденьких девушек заставляют ублажать гостей обители?! Гнусные ублюдки! Джестера всегда возмущал такой порядок. Нельзя сказать, что сам он был святым, но такие вещи заставляли его кипеть гневом. К гневу примешивалась также толика глумления и ехидства — он считал, что у тех кто так поступает несомненно какие–то комплексы, и они пытаются доказать в первую очередь самим себе, что они не полные ничтожества, раз могут помыкать беззащитными девочками. А те, кто принимает такие подарочки явные ничтожества, неспособные добиться взаимности от женщины иным способом.

— О нет, нет, что ты! — прервал тихий голос Лу его мысли — никто не заставляет нас поступать так, просто я так редко вижу других парней, тех, что не принадлежат братству Искоренителей Греха, а ты такой… красивый! — запальчиво вымолвила она.

— Ну что есть, то есть, Лу — усмехнулся, возвращаясь к прежней манере общения Джестер.

— Правда, правда! Ты такой красивый и милый — произнесла она, проводя пальцем по его груди и шее — а откуда ты? Ты ведь не исследователь, не наемник, ты ведь впервые в Огнегорье, так ведь?

— Ну в общем да… Не знаю, как тебе рассказать, может ты мне не поверишь… Сам то я сейчас чему угодно поверю, такое со мной случилось… Ой, даже вспомнить как–то… щекотно.

— А что? Расскажи мне, не бойся! Я не стану над тобой смеяться, честно, честно! — улыбнулась Лу.

— Лу, поверь мне, это очень долгая история, у тебя не будет времени выслушать её внимательно, да и просто выслушать не сможешь. У тебя ведь. Наверное, дел невпроворот.

— Да нет — произнесла она, задумчиво теребя прядь его длинных белых волос.

— То есть, ты сможешь оставаться со мной сколько захочешь?

— Ну да, конечно, а что у тебя с волосами? Такой чистый белый свет, как снег, а ведь не окрашенные, верно?

— Ну да, раньше у меня и прическа была немного другая, и цвет волос другой… Ну, до недавнего времени.

— И почему же ты все изменил? Хотя, знаешь, тебе очень идет…

— А я не сам, пришлось вот, не хотел, а пришлось.

— Да? И кто–же были эти поборники красоты? — лукаво улыбнулась ему Лу, видимо, уже совершенно успокоенная.

— Да так, долго рассказывать.

— Ну, у нас полно времени, не хочешь? Тогда, пожалуй, и применю секретное средство, которое снимает все печати с уст — тихо сказала, почти прошептала Лу. А затем она поцеловала его. Джестер не был против поцелуя, хотя он был очень неожиданным. После же ему уже не хотелось отрываться от её губ, таких нежных и мягких. Ему казалось, что её губы необыкновенно сладкие. А еще они одновременно пьянили его, как самое крепкое и вкусное вино, которое когда либо пробовал человек и освежали, как воздух после грозы, как свежий ветер, неожиданно развеивающий душный зной. Никто не сказал бы, сколько длился этот поцелуй, но Джестеру казалось, что вечность минула, а поцелуй все длится и длится своим нескончаемым чарующим мгновением. А потом он ощутил. Как её губы покидают его, словно бы человек просыпается от крепкого освежающего сна рассвете, озаряемый первыми лучами солнца. И после этого перед его глазами еще стояли лукавые и добрые глаза Лу.

— Лу…

— Да.

— Как…

— Ничего не говори. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Просто знаю и все. И мне так же хорошо, как и тебе. Я никогда не думала, что просто поцеловать кого–то может быть так великолепно. А теперь я знаю, что это такое. И все это благодаря тебе!

— Лу… я хотел тебе сказать тоже самое…

В ответ Лу ласково провела ладонью по его щеке, поцеловав потом его в щеку своими нежными сладкими губами.

— Я знаю… Как же чудесно, что сейчас вместе! Здесь и сейчас мы вместе!

— Да…

— Мы так близки теперь… После единственного поцелуя… Знаешь, я так хочу пойти с тобой, везде куда бы ты не пошел.

— А я мог бы остаться здесь, с тобой.

— Нет, ты пойдешь дальше, я знаю.

В глубине души Джестер понимал, что она права, поэтому только кивнул.

— Вот видишь… А я даже не знаю, куда ты пойдешь и откуда ты пришел… Я лишь знаю, что поцелуй с тобой — это как нескончаемый поход на небеса, одновременно в лучах рассвета и заката, солнца и луны, одновременно тепло и прохлада… Но я даже не знаю, почему ты такой, но я и не хочу знать… Мне просто хорошо, что ты рядом… — тихо говорила Лу, глядя ему в глаза. А в её глазах словно отражалась ночь. Не то время суток, когда люди просто спят, собираясь пойти на работу утром, вставая после сна. Которого им не хватило, чтобы отдохнуть, зевая и с трудом отдирая себя от подушки. Нет, в них отражалась та ночь, когда влюбленные пишут стихи и устремляются в ночь, в темноту, навстречу своей любви, забыв обо всем на свете, лишь бы любить, лишь бы это было так…

Джестер не знал что и думать, сейчас он ничего не боялся, но знал лишь одно — что он уедет отсюда с Лу. Просто он возьмет её с собой и все, даже если ему придется поставить весь мир вверх тормашками, но он сделает это.

Что же происходило потом? Потом он долго еще сидел и слушал, как Лу говорит ему, что уже не в силах жить без него, что хочет быть рядом с ним, а он, сидя рядом с ней на кровати лишь слушал её и гладил её плечи и руки, жадно слушая звук милого ему голоса. А она все говорила и говорила, иногда шепча ему на ухо, касаясь его своими дивными губами, иногда же он прятала голову у него на груди, касаясь при этом губами шеи. Потом она замолчала, и некоторое время они сидели молча. Потом Лу снова подняла голову и взглянула ему в глаза. Вновь Джестер ощутил, как эти глаза затягивают его, околдовывают, очаровывают. Потом он почувствовал, как она упирается руками ему в грудь, слегка опрокидывая его на кровать. Постепенно он лег на кровать, а Лу оказалась лежать на нем, поджав под себя локти и лукаво улыбаясь, глядя ему в глаза.

— Что же ты задумала, Лу?

— Ну, я подумаю… Ты же ведь теперь мой, да?

— Собственница — засмеялся Джестер — какая, же ты у меня красивая, Лу.

— Ну, хорошо, вижу, ты все еще не веришь мне и не хочешь мне открыться. А вот я не боюсь! Да, я вот такая у тебя, я с тобой ничего с тобой не боюсь.

После этих слов Лу поднялась на нем, и завозилась с каким то веревочками сбоку её долгополого одеяния. И, неожиданно, её долгополое одеяние соскользнуло вниз, открыв её точеное, блестящее смуглой и какой–то даже светящейся кожей тело. Она отбросила свое одеяние в сторону, оставшись только в широкой повязке на груди и вторая повязка опоясывала её бедра. Под этими черными кусками ткани на ней явно ничего не было, и Джестер еще более явственно ощутил тепло, нет, жар её стройного ослепительно прекрасного тела.

— Ну, как? Теперь ты видишь, что я открыта и честна с тобой? Мы теперь одно с тобой… А ты теперь мой!

От удивления и восхищения Джестер не мог вымолвить и слова, в горле его стал ком. А Лу продолжала так смотреть на него и улыбаться. Не сдержавшись, Джестер сжал её талию руками и привлек её к себе. Она опустилась на него, приникая к его губам вновь своим восхитительным дивным поцелуем. Теряя последние остатки контроля над собой, Джестер все обнимал её крепче и крепче, целуя её в губы, покрывая поцелуями щеки, шею, плечи… При этом он просто ощущал, как проваливается в пучину соблазна и наслаждения, как же это было восхитительно, как чудесно!