Мимо проезжали машины. С сильной внутренней дрожью, даже мысленно съежившись, мужчина попытался представить себе, как бы он снова сел за руль, включил зажигание, перевел рычаг скоростей… Конечно, этого ему делать не придется, но вообще ведь это просто: перевести рычаг из положения «стоянка» в позицию «вождение». Но при мысли о том, как он положит руку на рычаг, перед его глазами возникла темнота, и Вексфорд услышал звук, о котором у него не осталось воспоминания: грохот взрыва. Он закрыл глаза, потом открыл их и увидел, как Дональдсон сворачивает к обочине.

Интуиция, в которую Бёрден не мог до конца поверить – все это казалось поведением самых тупых, самых бесчувственных людей, – заставила его подумать, что Клиффорд Сандерс направляется к автостоянке торгового центра «Баррингдин». Полицейский не мог последовать за ним: у него под рукой не было машины, а отправившись туда пешком, сказал он себе, он зря потеряет время. Никто бы этого не сделал. Никто не стал бы возвращаться на место такого ужасного преступления ровно через семь дней с точностью до часа, и проходить там тот же укоренившийся ритуал. За одним примечательным исключением то есть.

Майкл вошел в торговый центр через вход для пешеходов, где неделю назад стояла Додо Сандерс, гремя воротами и призывая на помощь. Но сначала он прошел на подземную автостоянку и спустился на лифте на второй уровень. По крайней мере, Клиффорд не поставил машину точно на то же место, что и неделю назад, но, возможно, он этого не сделал только потому, что именно это место и места рядом с ним были уже заняты. На этот раз машина Сандерса стояла в прямо противоположном конце от лифта и лестницы. Она оказалась пустой, что, возможно, означало, что он находится где-то в торговом центре.

Как и на прошлой неделе, подумал Бёрден, глядя на часы при зеленоватом сиянии длинных ламп дневного света. Шесть часов двадцать две минуты, но он, конечно, шел пешком и не сразу обнаружил машину. Клиффорд ходил на встречу с психотерапевтом в обычное время, в пять часов, поэтому сегодня он должен был заехать за матерью позже. Возможно, в шесть тридцать? Центр закрывается в шесть и обычно пустеет уже в пять пятнадцать – будет ли она готова ждать его? Но пока полицейский думал об этом, наблюдая, как последние автомобили выезжают задним ходом и уносятся прочь, он услышал гудение спускающегося лифта. Клиффорд и его мать вышли из него, и Бёрден посмотрел, как они пошли к их машине. Молодой человек нес два пакета «Теско» и плетеную корзинку, и инспектор подумал, что со спины его легко принять за девушку: было что-то такое в его пухлых бедрах и в довольно мелких шажках. Инспектор догнал их, когда Клиффорд поднимал крышку багажника «Метро».

Миссис Сандерс обернулась и одарила полицейского взглядом василиска.

Она не надела шляпу, и ее волосы стояли вокруг головы пушистым облаком, что ей совсем не шло. Красная губная помада сверкала на ее бледном лице. Майкл уже думал о том, что напоминает ему такой цвет кожи, и теперь понял: сырую рыбу, полупрозрачный, белый цвет со слегка розоватым отливом. Женщина сказала ему холодно и совершенно спокойно:

– Мне бы хотелось, чтобы я тогда никому не сказала о том, что нашла труп. Жаль, что я не промолчала. – Тут Бёрден получил слабое представление о той леденящей властности, с которой эта дама управляла своим сыном, несомненно, с самого раннего детства. В ее тоне звучала ужасающая точность, подкрепленная огромным запасом нервной энергии. – Обычно я не поступаю глупо. Мне следовало проявить достаточно здравого смысла и не впутываться в это, я должна была последовать примеру сына.

– Что это был за пример, миссис Сандерс? – спросил Бёрден.

Дороти была занята тем, что смотрела, который сейчас час – на своих наручных часах и на часах в автомобиле, для чего ей пришлось наклониться.

Она рассеянно ответила:

– Он ведь убежал, не так ли?

– Это вы мне сказали. У меня есть свои представления о том, что он делал, и побег – всего лишь малая часть этого.

Клиффорд стал открывать дверцу со стороны водителя, и инспектор добавил:

– Вы не могли бы меня подбросить? Мы можем отвезти вашу мать домой, а потом еще раз побеседуем с вами в полицейском участке.

Сандерс ничего не ответил. Единственным признаком того, что он услышал Бёрдена, было то, что он протянул руку и открыл замок на задней пассажирской двери. По пути на Ясеневую аллею никто не проронил ни слова. Половина проезжей части этого конца Форби-роуд ремонтировалась: на ней установили временные светофоры, и выстроилась длинная вереница машин. Додо Сандерс, сидящая впереди, рядом с Клиффордом, стащила с руки перчатку и отвернула обшлаг рукава пальто, чтобы посмотреть на наручные часы. Почему ей так важно знать точное время их выезда с автостоянки и точное время начала их стояния в пробке у светофора, Бёрден не понимал. Но, возможно, в этих взглядах на часы не было совсем никакого смысла. Может быть, ей просто необходимо знать время, необходимо знать время весь день, каждый день, каждые пять минут.

Она заговорила, когда Клиффорд подъехал к бровке:

– Я могу сама внести покупки в дом. Нет необходимости идти со мной.

Однако ее сын вышел из машины, достал пакеты из багажника и понес их к входной двери, после чего, отперев ее, посторонился, пропуская мать вперед. Бёрден все это понял. Дороти была одной из тех людей, которые говорят такие вещи, но не придают им значения. Она была из тех, кто говорит: «Не беспокойтесь обо мне, я и сама справлюсь» или «Не надо писать мне благодарственное письмо», а потом поднимают скандал, когда их оставляют одних или когда такое письмо не приходит. Его теща немного походила на нее, но миссис Сандерс была в тысячу раз хуже.

Клиффорд опять сел за руль, а Бёрден остался на своем месте, сзади. Ему было все равно, разговаривают они или нет, – поговорят в участке. Молодой человек вел машину в привычной для него манере, медленно и осторожно, сигналил и тормозил без особой необходимости. Он нарушил молчание, только когда они встали на последнее свободное место на стоянке:

– В чем вы меня подозреваете?

Майкл неохотно отвечал на вопросы такого рода. Ему казалось, что они низводят его до уровня изобретательности и простоты Клиффорда. Или, может быть, более удачным здесь будет слово «бесхитростность»?

– Давайте оставим это до тех пор, пока не войдем внутрь, – предложил инспектор.

Он позвал Диану Петтит, и они вместе проводили Клиффорда в комнату для допросов, обложенную кафелем. Конечно, уже стало темно, причем стемнело уже два часа назад, и освещение в комнате было таким же беспощадным и бескомпромиссным, как на автостоянке торгового центра, но гораздо более ярким. Зато здесь работало центральное отопление, как и во всем здании. Полицейским, как и тем, кого они допрашивают, однажды заметил Бёрден кому-то без всякой иронии, часто приходится сидеть здесь часами. Окружившее Сандерса тепло, гораздо большее, чем у него дома, вынудило его попросить позволения снять пальто и шляпу. Он был из тех, кто просит разрешение, прежде чем что-то сделать, – без сомнения, спрашивать разрешение входило в правила достойного поведения, которые ему вдалбливали с самого детства. Он сидел и переводил взгляд с Дианы на Майкла и с Майкла на Диану, словно озадаченный новичок, которого сбивают с толку школьные правила.

– Я бы хотел, чтобы вы сказали мне, в чем меня обвиняют, – повторил он свой вопрос.

– Я пока ни в чем тебя не обвиняю, – ответил Бёрден.

– Тогда в чем вы меня подозреваете.

– Разве ты не знаешь, Клиффорд? И не догадываешься? Ты думаешь – в краже утвари из церкви?

– Я не хожу в церковь. – Парень выдавил слабую улыбку.

Инспектор впервые увидел, как он улыбается. Эта улыбка далась ему с трудом, будто ему пришлось выполнить какой-то полузабытый процесс запуска механизма, последовательно нажать ряд кнопок и дернуть за рычаг, что вызвало раздражение Бёрдена.

– Тогда, возможно, ты угнал машину, – предположил полицейский. – Или стащил сумочку у дамы.