Двадцать третьего февраля Вадим не хотел заходить в школу к Лукину. Он понимал, что сейчас это будет неуместно, что его самого это расстроит, разозлит. Ведь он не сможет что-либо предпринять и останется зрителем. И все же он пошел. Пошел, чувствуя себя по-дурацки, словно незваный гость. Это определение было неприятным, он повторял его про себя почти всю дорогу, надеясь, что оно оскорбит его. Но этого не случилось – определение осталось определением, а желание увидеть девочку с фиалковыми глазами победило.

А в зале уже заиграла музыка, и девочки дарили подарки ребятам, которые хоть и выросли все под два метра, все равно глупо улыбались, получая плюшевых медведей и зайцев. Кто-то уже жевал печенье и ел торт, а кто-то танцевал – половину ламп предусмотрительно погасили, а под потолком крутился зеркальный шар. Вадим не заметил, как исчез Лукин, как он оказался около Старшенькой, которая очень долго ему вручала смешной подарок, смеялась, потом вдруг стала серьезной и утвердительно кивнула на какой-то вопрос. Вадим все понял, как только увидел, что Лукин обнял девочку за плечи и они принялись топтаться в такт модной заунывной песне. Ему надо было уходить, он это понимал – здесь был праздник одного класса, где все уже разбились на пары, а одинокие не чувствовали себя одинокими, потому что были в своей привычной среде. Его здесь знали и хорошо к нему относились, но все равно вызывала недоумение его фигура, одинокая, неприкаянная. Вадим все понимал, но медлил – ему спокойнее было мучиться здесь, глядя, как Лукин танцует со Старшенькой, чем страдать дома, в одиночестве.

– Привет! – вдруг услышал он за своей спиной.

– Привет! – оглянувшись, он увидел Младшенькую. – Ты тоже здесь?!

– Да, мы же всегда вместе, как вы с Лукиным. – Младшая сестра улыбнулась, а Вадим почувствовал в ее словах намек. Хотя, впрочем, ему могло и показаться.

– Да, все верно, вы – как мы с Лукиным. Хотя, смотри, они танцуют, а мы – нет?! Надо исправить ошибку.

Вадим вдруг громко и весело заговорил и при этом почти не обращал внимания на девочку. Он говорил, словно обрадовавшись случаю, который позволил ему остаться здесь, вблизи Старшенькой, и не выглядеть жалким и смешным. Вадим не видел, как его собеседница вдруг залилась краской и смущенно посмотрела по сторонам. Он продолжал безостановочно говорить, словно усыплял ее бдительность:

– У тебя очень красивое платье. Наверное, из Англии, да? Я видел, отец из Англии маме каталог привозил.

Младшенькая промолчала, она уже понимала, что мужчине вовсе не обязательно знать, что платье мамино и выиграно в битве с сестрой. И вообще главное, не говорить про сестру. От нее уже полчаса не отходит этот Лукин, о котором по вечерам на кухне вздыхает мама: «Рано, очень рано для таких отношений!» А у нее, у Младшенькой, никого нет. Даже в ее классе мальчишки не смотрят на нее, хотя она намного симпатичнее большинства девочек. И вот сейчас этот красивый, модный и такой уверенный в себе парень так запросто с ней разговаривает. Да нет, он не просто разговаривает, он пытается понравиться ей. Если это не так, то почему он смотрит с таким значением, рассуждает о длине ее платья, о туфлях, о волосах, которые «очень красивы».

Младшенькая на всякий случай изо всех сил раскрыла широко глаза – она знала, что они у нее необычные, почти фиалковые. Такие глаза достались им с сестрой от мамы, и из-за таких глаз их отец влюбился когда-то в маму и увел ее у какого-то знакомого. Вот это история была! Мама о ней рассказала только недавно, когда они повзрослели. У Младшенькой захватило дух. А вот эта встреча – это уже ее история. Это ее фиалковые глаза! Вот этот человек, этот герой, который перевернет ее жизнь. Младшенькой показалось, что у нее почти остановилось сердце, так оно запрыгало в груди.

– Что с тобой? Что у тебя с глазами? – Вадим вдруг на мгновение уставился на девушку.

– А что с ними? – Младшенькая опять взмахнула ресницами, предоставляя Вадиму возможность рассмотреть их знаменитые глаза.

– Нет, ничего, все хорошо. Мне показалось… Красивые глаза.

Младшенькая довольно улыбнулась, а Вадим продолжил говорить о своих занятиях английским и немецким, о том, куда он собирается поступать, где хочет работать, почему не слушает современную музыку. Вадим так много и так красочно говорил, что даже сам устал.

– Ну что, пойдем танцевать! А то проговорим все время. – Он наконец перевел дух и подхватил совершенно сбитую с толку Младшенькую.

Она сделала шаг навстречу и оказалась в объятиях Вадима. Ее сердце опять ухнуло, а потом, казалось, забилось ровно, в такт нежной музыки. Танцуя, Младшенькая поймала взглядом сестру, победоносно улыбнулась в ответ на ее удивленный взгляд и положила голову на плечо Вадиму. Не зря она боролась за мамино платье.

Вадим ее проводил домой. До самого подъезда и еще долго не отпускал. Он опять что-то рассказывал, но Младшенькая не слушала. Она только пыталась сообразить, за что именно ей влетит дома: за позднее возвращение, за то, что она придет одна, а сестра уже с мамой и отцом пьет чай, или ей влетит за то, что она на глазах у соседей час с лишним кокетничает с молодым человеком. Младшенькая выбирала нужный вариант ответа, а Вадим все говорил и говорил. Он даже сам отвечал на свои вопросы. Младшенькая уже замерзла, а Вадим ее все не отпускал.

– Мне пора, – наконец она вставила слово.

Вадим замолчал, словно очнулся от сна.

– Да, а может… – начал было он, и тут вдруг в арке двора показались Лукин и Старшенькая, которые тоже не спешили домой.

– Да, да, конечно! И мне пора идти, – как ни в чем не бывало сказал Вадим. – До свидания.

Младшенькая, совершенно сбитая с толку таким ответом, не двинулась с места.

– Ну вот и хорошо, вместе ушли, вместе пришли, – рассмеялась старшая сестра, подходя к подъезду. – Вадим, мы завтра решили сходить в кино. Только с билетами проблема. Фильм новый в «Стреле». Пошли с нами, попробуем прорваться?

– Хорошо, – ответил Вадим, – созвонимся.

Младшенькая промолчала, Лукин вдруг обнаружил развязавшийся на ботинке шнурок, а Старшенькая, открыв дверь подъезда, скомандовала:

– Пошли, нам сейчас влетит!

Из-за захлопнувшейся двери ребята услышали ее смех.

– Слушай, она в этом году оканчивает седьмой класс. – Лукин искоса посмотрел на Вадима. Тот промолчал.

– Ей четырнадцать лет, – не отставал Лукин.

– Почти пятнадцать.

– Ну, разница невелика.

– Ты так рассуждаешь, словно жениться следует сразу после похода в кино. Или, может, прямо после первого поцелуя? – улыбнулся Вадим.

Лукин растерялся. Он не знал, как ответить на этот вопрос. Он хотел бы жениться, но не мог.

– Мне все равно. Я просто сказал, – наконец произнес он. – Пока, увидимся.

Толя остановился у своего подъезда.

– Конечно, мы же завтра в кино идем! – улыбаясь, произнес Вадим.

– Да, идем, – кивнул Лукин. – Это еще не точно, надо сеансы узнать.

– Не волнуйся. Билеты будут. Я попрошу отца достать.

– Ну, тогда конечно, – невнятно ответил Лукин и скрылся в подъезде.

Вадим довольно улыбнулся. Вечер оказался не таким плохим – Старшенькая его позвала в кино. И не важно, что собирались они идти с Лукиным. Если бы она не хотела его, Вадима, видеть, она бы так не сделала.

Дома «пахло серой». Сестры это почувствовали сразу же, как только вошли в квартиру. Мать не ответила на их приветствие, а отец, вместо того чтобы поцеловать, сразу стал спрашивать про уроки.

– Пап, все сделано! – ответила старшая сестра. – Хочешь, мы тебе сейчас что-нибудь ответим.

– Не хочу, – отрезал отец. – Не хочу. И не хочу, чтобы мои дочери стояли у подъезда, на виду всего дома и целых полтора часа хихикали с какими-то мужиками!

Петр Никанорович был зол – это чувствовалось по его тону.

– Петя, не волнуйся, тебе нельзя. – В комнату вошла мать с извечной семейной присказкой.

– Я не буду волноваться, если я всего этого не буду видеть. И скажи, почему наши дочери считают возможным носить подобные платья?! Это не платья, это кофточки. Платье они забыли надеть.