– Ты заниматься думаешь? – поинтересовалась старшая сестра через три недели. – Температуры давно нет. У вас такая сложная программа, а ты бездельничаешь! Не нагонишь ведь!

– Отстань. Разберусь сама, – резко ответила Младшенькая. Она повзрослела за время болезни. В ее голосе появились новые интонации, она даже внешне переменилась – очень похудела, словно бы выросла и еще больше похорошела. На лице с красивыми фиалковыми глазами обозначились высокие скулы, придававшие чертам утонченность. Все это произошло так внезапно, так неожиданно, что казалось, в доме появился другой человек.

– Почему так разговариваешь? – удивилась сестра.

– Как хочу, так и разговариваю, – отрезала Младшенькая.

– Жаль! Я хотела как лучше. – Старшенькая рассмеялась и вышла из комнаты. А Младшенькая посмотрела ей вслед и подумала, что иногда очень полезно болеть – узнаешь страшно много нового. Разговоры, которые по вечерам вела старшая сестра с матерью, были очень интересными. Младшенькая не узнала секреты, но поняла, что в отношениях надо прежде всего ценить себя. Ведь именно так поступает ее сестра.

В первый день своего полного выздоровления она дождалась, пока мать уйдет к знакомой, а отец закроется в своем кабинете. «Надо поторопиться!» – думала она, быстро одеваясь. Главной задачей было незаметно выскочить из дома – ей очень не хотелось надевать теплое пальто, а хотелось достать из шкафа легкий клетчатый плащ, который они с матерью купили совсем недавно.

– Это тебе на весну. На теплую весну, когда уже не будет снега, когда зацветут деревья.

Сейчас на улице была весна, но Младшенькая так тяжело переболела, что мать ни за что бы не отпустила ее в плаще на улицу. А может, и вообще бы не отпустила. А ей очень надо было сегодня уйти из дома.

Пока Младшенькая болела, ее переживания по поводу Вадима отошли на второй план. «Ну и что, что он не принес учебники! Не смог. Лукин его отвлек чем-то, дела у них могли быть какие-то, занятия. Ну, не из-за сестры же он не приехал! Она вообще здесь ни при чем. Вадим дружит с Лукиным, а не с ней! Конечно, он мог позвонить, но не позвонил, потому что был занят, а когда опомнился, уже поздно было. Он – человек воспитанный, он поздно звонить в дом не будет!» Она все это несколько раз повторила про себя и наконец поверила своим домыслам. Она собралась продолжить осаду Вадима. «Я хочу его увидеть. И чтобы он увидел меня. Так, невзначай, случайно. Вот представим, я поеду… А зачем можно поехать на Садовую-Кудринскую?! Вопрос. Ну, допустим, я заказываю экскурсию в планетарий. Он как раз там находится. Точно, я туда еду по делам, и мы случайно встречаемся!» Так был найден смысл жизни на то время, пока она болела. Младшенькая придумывала себе наряд, потом речь, слова, которыми она встретит якобы случайно Вадима, столкнувшись с ним на улице. Потом она соображала, как бы ей отстричь челку – сделать это совершенно необходимо, ведь она теперь взрослая. Младшенькая так расфантазировалась, что Маруся даже забеспокоилась:

– Дочь, что с тобой?! Ты такая рассеянная, такая невнимательная!

– Все хорошо, только спать хочется, – отвечала та.

– Это очень хорошо, пей таблетки и ложись. Я закрою дверь и никого в твою комнату не пущу. Спи. Сон – это лучшее лекарство.

Мать задергивала шторы и плотно прикрывала дверь. Младшенькая, довольная уединением, без помех предавалась мечтам.

И вот это день настал. Она быстро оделась, вышла в прихожую и оттуда крикнула отцу:

– Пап, я в школу, узнать домашнее задание и списать варианты контрольной по алгебре! – Она подождала, выйдет ли отец, но тот только пробасил в ответ:

– Иди, дочка, осторожней улицу переходи.

– Ох, уж этот папа. Словно мне пять лет, – пробурчала она, тихо раскрыла большой стенной шкаф и вытащила новый плащ.

«Как же хорошо я в нем выгляжу!» – подумала она, затянула потуже пояс и выскочила из квартиры. У нее было совсем немного времени, а успеть надо было до двух часов во Вспольный переулок, где находилась школа Вадима. По двору Младшенькая прошмыгнула как мышка, потом глухим переулком прошла к остановке, и тут ей повезло – троллейбус подошел сразу. В салоне почти никого не было, и Младшенькая этому обрадовалась, словно ребенок. Она взяла билет и, тихонечко пошмыгивая носом, устроилась у окна. Сейчас уже она не думала о Вадиме, сейчас было уютно ехать, смотреть по сторонам и чувствовать себя совсем взрослой.

– Это не свидание, но все же встреча! – сказала она сама себе и погладила рукой сумочку. Ее она стащила у матери – цвет натуральной кожи совпадал с клеткой плаща.

«Влетит! Влетит от мамы!» – подумала она, но совершенно не расстроилась.

Доехала она быстро, в те времена пробок в Москве не было. Выйдя на остановке, она замешкалась – не могла решить, как лучше пройти к школе: через двор старого сталинского дома или по самому Вспольному переулку. «Интересно, как он обычно ходит?!» Младшенькая взглянула на свои часики и поняла, что до окончания уроков осталось всего пять минут. И за это время ей надо добежать до школы, чтоб уж наверняка встретить Вадима. Она выбрала короткий путь – через двор, промчалась мимо изумленных бабулек, мимо кричащих детей и выскочила прямо к воротам школы.

Уроки закончились, и шумные стайки расхристанных по случаю весны учеников носились по двору. Кто-то прятался, чтобы покурить, кто-то, болтая, стоял у высокого крыльца, кто-то что-то кричал, размахивая портфелем. Младшенькая юркнула за старую сирень и там притаилась. У нее бешено колотилось сердце – она боялась, что ее могут увидеть если не с улицы, так с верхних этажей школы. На всякий случай Младшенькая влезла в гущу ветвей и замерла. Она щурилась, пытаясь разглядеть идущих мальчишек, потом вышли ребята постарше, но десятиклассников видно не было. Младшенькая пошевелила затекшей рукой, переступила с ноги на ногу и тут же зацепилась колготками за ветку. «Все! Новые немецкие колготки! Мама же предупреждала!» Она вспомнила слова матери: «В обычные дни можно носить простые эластичные колготки. На выход всегда должен быть тонкий капрон естественного телесного цвета!» Она и покупала дорогие, немецкие, из тончайшего капрона колготки, которые берегли для выходов в театр или на школьные вечера. И вот сегодня она порвала последние. Младшенькая попыталась рассмотреть длинную «стрелку», но у нее ничего не получилось, она, мысленно махнув рукой, опять посмотрела на ворота школы. И тут увидела его. Он шел один, чуть отстав от одноклассников, которые его окликали.

– Ты идешь?! – слышала она их голоса.

– Нет, у меня дела, – отвечал Вадим, но шаг не изменил, шел так же неторопливо, прижимая рукой папку с учебниками. Он выглядел совсем взрослым, непохожим на десятиклассника. Выражение лица у него было грустным, но Младшенькая все равно замерла – он показался ей таким красивым, таким недосягаемым, таким принцем, что сердце у нее сжалось и захотелось расплакаться от обиды. Ну почему она такая еще маленькая, несмотря на свои почти пятнадцать лет! И что такое пятнадцать лет?! Ничего! В них нет ничего, кроме мечты, которая отличается непостоянством неясного желания, которое иногда пугает, и страха, что возраст, который даст свободу, так никогда и не наступит.

– Ты что здесь делаешь?! Зачем кусты ломаешь?! – громко окликнули ее.

Младшенькая вылезла из зарослей и, покраснев от смущения, попыталась объясниться, но бабка, спугнувшая ее, уже громко ворчала на весь маленький переулок, привлекая внимание. Младшенькая видела, что Вадим остановился, оглянулся на них, мгновение выждал, а потом быстро пошел в сторону Садового кольца.

Возвращалась домой она на метро – там можно было затеряться, потонуть в гуще людей и сделаться незаметной. Младшенькая гадала, видел ли ее Вадим? «Конечно, видел! И все слышал – бабка орала как резаная из-за этой сирени. Но почему он не подошел?!»

– Привет! – через пять дней Вадим встретил Младшенькую у школы. В руках у него были учебники.

– Английский еще актуален? – спросил он, всматриваясь в ее лицо.