Замковые ворота поднялись, и лошади снова тронулись. Крыыт ухватилась за сани и сказала тихо, но внушительно:

Если вы меня не выслушаете, то завтра будете мертвы.

Стой, кучер! — крикнул комтур и выскочил из саней. — Что ты бредишь, женщина?

Жизнь ваша и всех немцев в моих руках! — зашептала Крыыт. — Проведите меня куда-нибудь, где я могла бы поговорить с вами с глазу на глаз. Исполните мою просьбу, господин комтур, не то случится страшное несчастье.

Ступай за мной, — сказал комтур. Орденским рыцарям он велел ехать дальше и повел Крыыт в пустую сторожевую будку.

Говори, старуха, но остерегайся пустой болтовни! — сказал он сурово.

Сперва обещайте исполнить одну мою просьбу, — попросила Крыыт. — Я прошу только сохранить жизнь моему сыну.

Кто же посягает на его жизнь?

Вы, господин комтур.

Ты с ума сошла?

Вы властны над жизнью и смертью Прийду. Если вы подарите мне его жизнь, то и ваша будет спасена.

Говори скорее, потом посмотрим.

Нет, сначала обещайте вернуть мне моего сына живым, если он попадет в ваши руки.

А если он виновен?

Он ни в чем не виновен. Злодеи увлекли его положному пути, так что он может стать соучастником страшного преступления. От этого я хочу его спасти.

Если он невиновен, то его жизни ничто не угрожает. А теперь говори, да поскорее, иначе я силой развяжу тебе язык.

Раньше обещайте…

Комтур распахнул дверь и кликнул слуг.

— Господин комтур, не зовите слуг, я все расскажу! — закричала Крыыт. — Тогда вы сами убедитесь, что за Прийду нет никакой вины, во всем виноват проклятый кузнец!

Комтур велел слугам, прибежавшим на зов, подождать и снова затворил дверь. И Крыыт рассказала все, что слышала в развалинах древней крепости. Ее неугасимая ненависть к кузнецу сказалась в том, что она, передавая комтуру подслушанные ею слова Виллу, прибавляла к ним от себя страшные проклятия и ругательства, которыми он якобы осыпал рыцарей и немцев. Неизвестно, что больше побудило ристискую Крыыт к предательству — страх за жизнь сына или желание отомстить кузнецу.

Вы теперь сами видите, господин комтур, что Прийду ни в чем не виновен, а во всем виноват этот чертов кузнец; он, наверно, сейчас уже в замке и ждет минуты, когда сможет погубить вас и всех немцев, — закончила Крыыт.

Твой сын и сам виноват, — сказал комтур, сдвинув брови. — Он разносит смуту, его нельзя оставлять среди крестьян. В знак благодарности, вняв твоей просьбе, я дарю ему жизнь, но присуждаю к вечному заточению… Молчать! Ни слова больше! Сама ты останешься на ночь здесь под стражей, чтобы твой болтливый язык не причинил какого-либо вреда. Если твой сын действительно будет находиться на первых дровнях, я велю его вытащить из мешка живым, и ты сможешь взглянуть на него в последний раз. После этого он никогда больше не увидит солнечного света. Та же участь постигнет и тебя, если ты хоть раз еще покажешься около замка.

Господин комтур, еще одно слово! — закричала Крыыт в диком отчаянии; но комтур уже вышел и запер дверь на замок.

Тем временем кузнец Виллу сидел в жарко натопленной комнате, щедро угощая воинов. Лица у людей горели, кое-кто храпел за столом, положив голову на руки; другие валялись на полу, а кузнец снова и снова наполнял кружки, приговаривая, что сегодня должны быть опорожнены две бочки.

— Давайте сегодня веселиться, ибо завтра, может быть, придется распрощаться с жизнью! — притворно посмеивался он.

Слуги не заставляли себя просить, а храбро пили, хвалили щедрость кузнеца и осуждали скупость рыцарей, которые никогда не устраивали им подобных пиршеств.

Была уже ночь, когда кузнеца известили, что ком-тур возвратился и зовет его к себе.

— Я скоро вернусь, — сказал Виллу, вставая. — Пейте, люди, пока есть что пить! На том свете виноградников нет!..

Он взял бочонок под мышку и последовал за слугой. Тот привел его в высокую комнату с узкими окнами; здесь горели восковые свечи и на столе блестели золотые и серебряные кубки. Комтур и несколько рыцарей сидели за столом и пили дорогое вино. Комтур благосклонно выслушал приветствие кузнеца и сказал:

— Это хорошо, кузнец, что ты не забываешь старых друзей. В этом году ты заставил себя ждать дольше, чем обычно. Может быть, ты медлил потому, что я в тот раз тебя немного рассердил? Помиримся! Я здесь, перед моими братьями по ордену, прошу у тебя прощения. Ты теперь удовлетворен?

Виллу не сразу нашелся что ответить.

— Ты все гневаешься? — продолжал комтур. — Ну, послушай тогда, что я еще сделал для нашего примирения. Ты по-прежнему считаешься крепостным Вильяндиского замка, но ты так долго и честно служил ордену как воин и изготовил ему столько хорошего оружия, что у нас давно уже было решено отпустить тебя на волю. Я тотчас же после ссоры с тобой просил ландмейстера о твоем освобождении, но из-за войны ответ задержался, и мы его только недавно получили. Теперь я спрашиваю тебя: хочешь ли ты быть вольным человеком?

Хочу, — ответил кузнец глухим голосом.

Тогда поставь бочонок и подойди сюда!

Кузнец исполнил приказание.

Стань на колени! — сказал комтур.

Кузнец помедлил минуту, но потом с хмурым видом стал на одно колено. Комтур дал ему легкую пощечину и сказал:

— Пусть это будет последней пощечиной, которую ты, как крепостной раб, должен был покорно стерпеть. Как вольный человек, ты впредь никому не должен позволять бить себя. Встань и возьми свою вольную.

Комтур взял со стола пергамент с большой печатью и передал его Виллу. Затем он поздравил кузнеца и пожал ему руку.

Рука Виллу дрожала, когда он прятал за пазуху драгоценную грамоту; милость- комтура так глубоко тронула его доброе сердце, что он едва сдерживал слезы. Он не мог вымолвить ни слова. Комтур долго молчал и смотрел на кузнеца, как бы чего-то ожидая.

— Теперь мы квиты, — глухо произнес наконец комтур. — Ты спас меня от смерти, я тебя избавил от рабства. Выпьем в знак расчета!

Кузнец взял кубок, который ему подали, выплеснул половину вина на пол, а остальное выпил одним глотком. Теперь только язык его развязался.

Благодарю вас, господин комтур, за волю и хороший глоток вина, — сказал он, глубоко растроганный. — Сейчас я еле нахожу слова, чтобы выразить свою благодарность, но в будущем, может быть, очень скоро, я надеюсь подтвердить ее делом. А теперь я, как и прежде, в знак моего уважения, прошу вас принять этот бочонок вина, лучшего, какое только есть на свете, и отведать его сейчас же.

Покажи! — сказал комтур.

Виллу откупорил бочонок и наполнил кубок. Вино было темно-красного цвета, с удивительно приятным ароматом.

— Нет ли в нем яда? — сказал один из рыцарей полушутливо, полусерьезно.

— Нет, — заявил комтур. — Я знаю кузнеца!

Он тотчас же поднес кубок к губам и выпил вино залпом.

— Чудесное вино! — сказал он, прищелкнув языком. — Твой подарок настолько ценен, что я не могу оставить его неоплаченным. Пойдем, я подарю тебе кое-что равноценное, твоему подарку. Вы, братья по ордену, будьте свидетелями тому, что я не скупее кузнеца. Пойдем!

Комтур взял со стола подсвечник со свечой и пошел впереди, кузнец и рыцари последовали за ним. Они спустились по длинной лестнице и миновали много сводчатых коридоров. Наконец комтур отпер железную дверь, и они вошли в комнату с низким потолком;

воздух здесь был настолько затхлый, что свеча еле теплилась. В дальнем конце комнаты стояли два толстых столба, подпиравшие сырой, заплесневевший каменный свод. Комтур велел кузнецу стать между столбами и пристально глядеть на заднюю стену. Кузнец против воли исполнил приказание. Сердце у него почему-то защемило. В указанном ему месте он ничего не видел, кроме какой-то странной железной фигуры, вмурованной в стену. Фигура имела причудливый вид, и кузнец невольно стал ее разглядывать, не понимая, что она изображает.

Догадываешься теперь, что я собираюсь тебе подарить? — спросил комтур у него за спиной.

Нет, — хрипло ответил кузнец. Горло его словно чем-то сдавило.