Уж лучше бы он кричал и ругался, чем так язвительно выражал свое презрение. Никаких иных чувств, кроме враждебности, его слова не вызвали. Он же не питал ни к кому злости, просто заботился о выполнении плана и возмущался халатным отношением к работе. Но если раньше его методы шли на пользу, то сейчас приносили только вред. Лэн Чжаньго стал терять уверенность в себе и свою неудовлетворенность вымещал на людях, а те платили ему ненавистью. Почему, собственно, надо его бояться? Он всего лишь начальник центральной диспетчерской. Но его побаивается сам директор, иначе зачем он пришел бы на это совещание? В общем, все терпеть не могли Лэн Чжаньго, но предпочитали с ним не связываться. В конце концов, можно уйти от прямого ответа. Зачем говорить, что план не будет выполнен? Положение во всех цехах одинаковое. Ни один цех не выполнит план. И никто не может этого потребовать. Интересно, что сделает Лэн Чжаньго? Какое произнесет заклинание? Сейчас столько трудностей! Столько наболело у каждого! Лучше не говорить об этом. Лэн Чжаньго — опытный специалист, но управлять производством не может, как не может направить в нужное русло данное совещание, где собрались самые лучшие работники завода. Ему мешают высокомерие, пренебрежительное отношение к людям. А ведь у каждого из них свои планы, расчеты.

Видимо, люди считают это совещание никому не нужным, а тон Лэн Чжаньго возмутительным. Кто дал ему право стучать кулаком по столу, будто у себя дома?

На совещании все вели себя по-разному. Для одних оно было просто забавой, для других — своего рода наказанием. Кто-то решил воспользоваться случаем и отдохнуть, кто-то высказать свое возмущение и обиду. Обсуждать готовы были все что угодно, только не производственные вопросы. Выступления были разные: строгие и сдержанные, раздраженные и злые, иронические, полные сарказма, переходящего в грубость, высокомерные и неэтичные.

Многие с отсутствующим видом молчали. Но всех объединяло одно стремление — дать отпор Лэн Чжаньго.

В комнате было темно от дыма.

Собравшиеся сидели в самых причудливых позах, словно архаты^[59] в буддийском храме, Ши Мин сосредоточенно прилаживал к спине сидящего впереди Ху Ваньтуна бумажную черепаху, молодой диспетчер, вместо того чтобы вести протокол, с истинно творческим энтузиазмом делал в своем блокноте наброски присутствующих, а типажи здесь были на редкость интересные.

Директор завода, человек опытный, предприимчивый и себе на уме, хотя с виду простак, не спеша покуривал. Сейчас он объявит о своем переводе в министерство и о решении парткома назначить Ху Ваньтуна заместителем директора. Этот вопрос стоял на парткоме еще месяц назад. Некоторые предлагали Лэн Чжаньго, но большинством избран был Ху Ваньтун. Правильность принятого решения подтвердилась созванным Лэн Чжаньго совещанием. При всех его талантах и высокой квалификации ему не хватает гибкости в отношениях с людьми. И его не понимают. А гибкость и умение ладить с людьми сейчас главное для руководящего работника. Сколько хлопот и неприятностей Лэн Чжаньго доставляет директору, который, случается, вынужден даже лебезить перед ним. Но не станет же этого делать начальство городского промышленного отдела!

Директор остановил взгляд на Ху Ваньтуне. Тот внимательно слушал каждое выступление и делал заметки в блокноте. Пожалуй, не только внимательно, но увлеченно, самозабвенно. И лицо его при этом все время менялось, в зависимости от характера выступлений. Ху Ваньтун не только не обладал талантами, но и внешность у него была самая заурядная, зато жизнестойкости его и везучести можно было позавидовать. Видимо, в обычное время только и везет людям обычным. Скромный, обязательный, миролюбивый, он не стремился ни к власти, ни к высокому положению, просто ему, как всегда, повезло и перед ним открылся путь к директорскому креслу. С виду простодушный, Ху Ваньтун был по-житейски мудрым, знал, как завоевать популярность, и умел разбираться в отношениях между людьми. Некоторые считали его никчемным. Но именно Ху Ваньтун был тем мячиком, которым легко манипулировать. Руководитель прежде всего должен обладать талантом актера, только дураки этого не понимают. Такие, как Ху Ваньтун, удобны для начальства и не причиняют никаких хлопот.

При мысли об этом директор заулыбался. Никому не удастся обвести его вокруг пальца, ни Лэн Чжаньго, ни Ху Ваньтуну. Когда он перейдет в министерство, завод по-прежнему останется у него в подчинении. А это главное.

Ши Мин наконец прикрепил к вороту Ху Ваньтуна лист бумаги с нарисованной на нем черепахой и чувствовал себя героем. Все вокруг хихикали, а он, откинувшись на спинку дивана, с довольным видом рассматривал свое творение, выпуская на него сигаретный дым. Но вскоре занятие это ему наскучило, и он уставился на Ли Дуань, единственную на совещании женщину, заместителя заведующего технологическим отделом… И отключился…

— Шлифовальный цех, шлифовальный… Ши Мин!

Ши Мин очнулся и, увидев устремленные на него сверкавшие глаза Лэн Чжаньго, быстро произнес:

— Нет проблем!

— Каких проблем?

— Никаких!

— План выполните?

— Выполним!

— А если не выполните?

— Отрубите мне голову! — Раздался дружный взрыв хохота.

Ши Мин пришел в восторг от вдруг представившейся возможности подшутить над Лэн Чжаньго и добавил:

— Я жду трех обещанных поклонов и за них готов через три дня пожертвовать головой.

Лэн Чжаньго с отвращением поморщился, словно наступил на жабу.

— Твоя башка и медяка не стоит. Ты что, пришел сюда комедию ломать?

Ши Мин вечно злобствовал. То комнату ему дали маленькую, несолнечную. То зарплату не прибавили, когда всем кадровым работникам прибавляли. Он ходил к директору завода и секретарю парткома, скандалил, ругался. С тех пор он и снискал славу неудачника, стал грубым, неуступчивым, задиристым. А неудачнику все дозволено. Станет он считаться с каким-то там Лэн Чжаньго. И он, захлебываясь от ненависти, бросил:

— Зато вашей голове нет цены, вот мы и заплатим ею, если не выполним план. Идет? Вы нас стращаете, как детей, запугиваете. Теперь это не в моде. Завод уже второй год не выполняет план, и ничего нельзя сделать. Даже государство бессильно. И никого не наказывают. А вы опять за свое. Только и знаете, что давить на людей. Зачем? Хотите, чтобы все надрывались?

Ши Мин, пожалуй, высказал не только собственное мнение. Так думали многие. Лэн Чжаньго, едва сдерживая гнев, ответил:

— Еще до Праздника весны директор приказал выдать рабочим и служащим премию на сумму пятьсот тысяч юаней. А откуда эти деньги, тебе известно? Из производственного фонда. Потому в этом месяце такое напряженное положение. Если завод не выдаст валовой продукции на девять миллионов, банк откажет нам в кредитах и в следующем месяце оборотный капитал будет равен нулю, не хватит средств ни на уголь, ни на воду, ни на электричество, ни на газ; производство остановится, рабочие останутся без зарплаты, начнутся беспорядки! План этого года практически нереален, и дальнейшие заказы зависят главным образом от качества продукции первого месяца этого года. Не дадим план — заказчики расторгнут договоры и потребуют возмещения убытков, а то и оштрафуют. И тогда, если даже мы продадим все оборудование завода, нам не расплатиться с долгами. Неужели ты, заместитель начальника цеха, не понимаешь таких простых вещей?

— Понимаю не хуже вас, но сейчас все относительно благополучно, как говорится, дети не кричат, матери не плачут — нечего рваться в гору, пока не проложили дорогу. Не думайте, что вы один болеете за завод, а остальные дармоеды. — Выступление Ши Мина насмешило всех своей нелепостью, он все смешал, свалил в кучу.

Лэн Чжаньго был вне себя от злости: ну что сделаешь с таким человеком?

— Если ничего не понимаешь и не научился говорить по-человечески, нечего тебе здесь делать, пусть придет начальник цеха!

— Благодарю вас! Больше не буду являться на ваши совещания! В следующий раз идите за начальником цеха прямо в больницу. — Ши Мин уже поднялся было, но Ху Ваньтун повернулся к нему, стал удерживать. И тут раздался взрыв хохота: все увидели на спине у Ху Ваньтуна лист бумаги с нарисованной черепахой. Громче всех смеялся Ши Мин. А Ху Ваньтун недоумевал. Директор подошел к нему, незаметно отколол лист с рисунком и разорвал.