Ответом на его речь стали дружные голоса, поддержавшие князя. Некоторые из участников заседания начали вставать, чтобы приветствовать нового императора.

Но тут поднялся старик, сидевший на углу стола. Это был граф Петр Андреевич Толстой. Он руководил Преображенским приказом, ведавшим делами по политическим преступлениям, и Тайной канцелярией его величества, однако сенатором не был и не мог выступить первым. Формально Петр Андреевич должен был бы говорить в самом конце. Однако этот опытный царедворец многое видел на своем веку и понял, что медлить нельзя.

– Рано нам «виват» кричать! – внушительно произнес руководитель сыскной службы. – Сперва надо принять решение, сообразное с высочайшей волей императора Петра. А закон на этот счет имеется. Государь его еще три года назад издал. «Указ о престолонаследии» называется. Согласно этому документу, прежний порядок, когда трон наследовал старший потомок царя по мужской линии, отменяется. Новым государем станет тот, кого прежний назначит.

– Правильно! – воскликнул сенатор князь Петр Алексеевич Голицын. – Все верно ты говоришь, граф Петр Андреевич. Вот только нет у нас назначенного государя. Не успел царь Петр, будучи в ясном уме, назвать своего преемника. Он уже не сделает этого, поелику в сознание более не приходит. Стало быть, указ тот, на который ты ссылаешься, здесь не годится.

– Врешь, князь! – зло произнес Толстой. – Непотребное говоришь! Все знают, кого наш император считал своим преемником, точнее преемницей. Супругу свою законную, императрицу Екатерину! Он для того и сочетался с нею церковным браком, короновал ее, чтобы она ему после смерти наследовала. Петр о том говорил неоднократно, и та мысль его всем ведома. А вы с Василием Долгоруковым тянете на трон недоросля, сына изменника Алексея, дабы при нем свою власть учинить!

– Да как ты можешь на меня такую напраслину возводить?! – гневно воскликнул Голицын. – Вот взойдет на трон законный наследник, пожалеешь о своих словах! Никак нельзя призвать на трон женщину низкого происхождения и иноземного племени. Всем ведомо, что царь Петр взял Марту Скавронскую из подлого сословия, из грязи вынул! Нам русский человек на троне надобен!

– Хула на императрицу! Поругание супруги нашего государя! – воскликнул светлейший князь Меншиков. Любимец Петра до сего времени молчал, держался так, словно его и не было в зале, только сейчас вошел. – Сии слова есть крамола! Слово и дело государево за мной! Вязать его, изменника!

– Так и сделаем, князь! – отозвался со своего места генерал-прокурор Ягужинский. – Учиним дознание, спросим, зачем такие поносные слова про императрицу говорил!

– Вы все, которые вокруг Екатерины собрались, нашей крови хотите! – воскликнул Долгоруков. – Да что напрасно речи вести, время тратить! Давайте, судари, решать. Возвысьте голос, кто готов сейчас присягнуть нашему законному государю, сыну Алексея Петровича!

Ответ не заставил себя ждать. Со всех концов зала раздались крики одобрения. Сенаторы, генералы, члены Синода, желавшие видеть на престоле молодого царя Петра, вскакивали со своих мест и кричали: «Виват император Петр!» Голоса сторонников Екатерины тонули в этих возгласах. Их было явно меньше.

Внезапно среди криков одобрения раздался какой-то новый звук, доносившийся из-за окон. Шум быстро смолк, все прислушались. В наступившей тишине стал ясно слышен грозный бой множества барабанов.

– Это что такое?! Войска здесь, под окнами Сената?! Кто разрешил?! – воскликнул президент Военной коллегии князь Репнин.

Ему никто не ответил. Вдруг раздался грохот, заглушивший даже барабанный бой. Он доносился от входной двери, перед началом заседания запертой на засов, чтобы никто не мешал.

Грохот повторился, дверь распахнулась, и в зал ворвались солдаты и офицеры гвардейского Преображенского полка. На лицах у них читалась решимость, даже какая-то свирепость. Солдаты держали в руках ружья, а офицеры – обнаженные шпаги.

Ворвавшись в зал, преображенцы прошли вдоль стен и окружили заседающих вельмож.

Командир полка генерал-аншеф Иван Бутурлин, приведший их, громко возгласил:

– Армия ждет, когда будет названо имя законной государыни императрицы Екатерины Алексеевны!

– И знайте, господа сенаторы, мы не уйдем, пока славная Екатерина не получит трон! – поддержал своего командира один из офицеров.

– А кто против говорить будет и препоны учинять, тому голову размозжим! – добавил его товарищ.

Князь Аникита Репнин не испугался этих угроз.

Этот опытный военачальник, которого высоко ценил император Петр, смело подошел к Бутурлину и спросил:

– Кто смел без моего ведома привести сюда полки? Разве я не фельдмаршал?

Командир гвардейцев так же резко ответил:

– Полки призвал я по воле императрицы Екатерины, которой все подданные обязаны повиноваться! Не исключая и тебя, фельдмаршал!

На мгновение воцарилась тишина. Противники Екатерины понимали, что угрозы гвардейцев были не пустым звуком. Солдаты и офицеры в любой момент могли от слов перейти к делу.

Александр Данилович Меншиков понял, что никто больше не осмелится протестовать против новой императрицы, и громко возгласил:

– Виват Екатерина! Виват императрица русская! Давай, Анисим, исполняй свой долг, начинай голосование! Опроси членов Правительствующего сената и Священного синода, кто готов сей момент присягнуть матушке императрице.

Обер-секретарь сената Анисим Щукин, который обычно вел заседания и подсчитывал голоса, откашлялся и спросил:

– Апухтин Василий Андреевич, за какое решение свой голос отдашь?

Генерал-квартирмейстер Апухтин обвел глазами вельмож, сидящих за столом, взглянул на преображенцев, стоявших вдоль стен, на их решительные, свирепые лица и произнес:

– Полагаю, что следует возвести на престол императрицу Екатерину Алексеевну.

– Браво, молодец! – одобрил такое решение Меншиков.

Секретарь меж тем выкликал следующего сенатора.

Когда очередь дошла до князя Василия Долгорукова, возникла пауза. Примерно в течение минуты тот не мог произнести ни слова. Он несколько раз открывал рот, собирался что-то сказать и никак не мог.

Меншиков уже сделал знак секретарю, чтобы тот вызвал следующего члена собрания, но тут самый известный сторонник молодого Петра Алексеевича наконец-то выговорил:

– Ладно, чего уж там. Пусть будет Екатерина.

Услышав эти слова, Меншиков усмехнулся, отошел в сторону и заговорил о чем-то с Бутурлиным. Дальнейшее голосование уже было простой формальностью.

Так оно и вышло. За какие-то десять минут все вельможи, имеющие право голоса, были опрошены и единодушно высказались за Екатерину. В зале раздалось дружное троекратное «Виват Екатерина!». После этого вооруженные гвардейцы начали выходить оттуда. После некоторой паузы за ними потянулись и участники заседания.

Светлейший князь Меншиков испытывал сильнейшую усталость. Он словно целый день помогал государю Петру доски носить, корабль строить. Не раз бывало такое в давние годы.

Александр Данилович тоже направился к двери, но тут к нему подошел незнакомый дворянин в щегольском камзоле иноземного покроя, в коротком парике. На вид этому человеку было лет тридцать пять, может, чуть больше. Глаза стального цвета смотрели уверенно.

– Прошу простить, что беспокою ваше сиятельство в столь важный момент, – сказал незнакомец. – Но я имею к вам столь же важное дело.

Речь незнакомца была так же непривычна, как его короткий парик и иноземный камзол.

– Кто таков? – спросил Меншиков. – Что за дело? Говори скорей, мне к императрице успеть надобно.

– Если позволите, я вас до дворца сопровожу, по дороге все и изложу, – предложил незнакомец.

– Что ж, давай иди к саням, – сказал светлейший.

Александр Данилович немало подивился речи неизвестного дворянина. Самым странным в ней было диковинное обращение на «вы». В эпоху, когда даже рядовые солдаты, обращаясь к императору, говорили: «Ты, государь», это задевало слух.