Но полицейские не слышат девочек, они слушают Свена.

Из Гётеборга пришел рапорт об усилении противостояния между «Ангелами ада» и «Бандидос», в клубе на Авеню произошла большая драка. «Стало быть, что-то намечается между криминальными мотоклубами, – думает Малин. – Не является ли взрыв бомбы частью войны, эскалации напряженности? Может быть, трое членов семьи Вигерё пали жертвой банальных разборок между двумя мафиозными группировками? А все активисты, сидящие в камерах предварительного заключения, – чего хотят они?.. Десятки возможностей и вариантов».

Малин чувствует, что ее мозг устал. Она думает о девочках, о глазе с оторванной щекой и думает: «Все это я делаю ради вас. Только ради вас я сижу в этом помещении – с таким чувством, словно нахожусь в эпицентре взрыва».

Похоже, Свен заметил ее усталость, осознал, как сурово поступил, вызвав ее допрашивать Людвигссона.

– Малин, – произносит он. – После совещания я хочу, чтобы ты легла в комнате отдыха и поспала пару часов. У тебя совершенно замученный вид.

– Это приказ, – соглашается с ним Карим.

На самом деле Малин не хочет спать. Но организм требует отдыха, каждая мышца болит.

Приказ есть приказ, не так ли? А от затуманенного мозга все равно никакого проку нет.

Малин сидит за своим столом, трет глаза. Слышит, как Зак беседует по телефону с Диком Стенссоном, пока сама она готовится нырнуть в темноту комнаты отдыха. Закрывает глаза. Прислушивается к разговору Зака, но сосредоточиться не может. Вместо этого она начинает думать о городе, утопающем в весеннем свете за окном, – для ее глаз этот свет слишком резок.

«События следуют одно за другим, – думает Малин. – Нет времени остановиться, подумать, прочувствовать – от этого мы становимся плохими следователями».

Как дети, играющие в футбол, – двадцать человек, наперебой гоняющиеся за мячом.

Поминки. Службы. Минуты молчания.

Сейчас все это потихоньку сворачивается. Люди должны обрести утешение, покой, доверие.

Ощущая легкую боль в позвоночнике, Малин готова заснуть прямо здесь, за столом, но не позволяет себе этого.

Она снова открывает глаза.

– Разговор ни черта не дал. Стенссон только смеется нам в лицо. Говорит, что Юнатан Людвигссон болтает вздор и что сам он никогда с ним не встречался. Стенссон предложил нам проверить список их телефонных звонков и электронную почту, – говорит Зак, который уже положил трубку.

Малин снова трет глаза.

– Возможно, Людвигссон придумал свою связь со Стенссоном. Ведь у него явные признаки мифомании[10]. Как мы понимаем, он мог купить оружие в любом другом месте.

– Может быть, – кивает Зак. – Дальше мы в этом вопросе сейчас не продвинемся.

– Я пойду вздремну, – говорит Малин, вставая с места.

Не поднимая глаз от клавиатуры, Зак произносит:

– А я пока займусь бумажной работой. Разбужу тебя, если что.

Комната без окон освещена светом маленького белого ночника. Свен только что отдыхал здесь, Малин ощущает слабый запах его одеколона, и это действует на нее успокаивающе.

Она включает надпись «занято».

Ложится на удобный диван, оставляет свет включенным, пускает мысли в свободный полет.

«Янне. О нем я теперь практически не думаю. Внутри меня его больше нет, но он остается глыбой, к которой можно прислониться.

Когда я увидела его за работой на площади после взрыва, мне очень понравилось, как он себя вел. Нам нужны такие люди среди нас – этакие сосны, которые становятся выше в критические моменты, выступают вперед и за счет своего спокойствия, своей веры в себя показывают дорогу остальным.

Встретит ли он другую женщину?

Как я отреагирую на это?

Даже не хочу думать об этом, я просто сойду с ума, точно знаю; я пока не достигла такого уровня, чтобы спокойно отнестись к такой новости.

Янне словно создан для того, чтобы позаботиться об осколках после взрыва.

Но что, если весь мир взлетит на воздух?

Если начнется настоящая война? Хотя война уже идет, в малом, каждый день».

И Малин ощущает, что она что-то теряет.

«Мои дни уходят, – думает она. – Я дышу, дышу, дышу. Но испытываю ли я что-нибудь? Переживаю ли что-нибудь?

Петер Хамсе.

К нему я могу что-то испытывать.

Хочу, чтобы он вошел в меня – это так просто, не так ли?

Держи голову в холоде, Форс, менее всего сейчас нужно, чтобы ты распылялась на всякую ерунду.

Туве. Любовь к ней – моя данность. Она стоит всего – и потому ничего.

Черт, как я могу так рассуждать? Со мною явно что-то не так…

Война. Бомбардировщики в небе, люди, сидящие в тесных, плохо освещенных квартирах, где никто не хочет жить, и создающие своими руками бомбы, которые будут разрывать на части детей.

Как мы дошли до этого?»

Она закрывает глаза. Ощущает жажду. Но тоска по янтарной текиле не имеет власти над ней, в теле бродит какая-то другая тревога.

«Что же я должна была сделать сегодня?

Что-то должно было случиться. Нечто важное. Но что? Нет сил вспоминать».

Она думает о Заке. О глубокой мужественности в его голосе – в нем ощущается тестостерон, энергия, но и уравновешенность. Такое ощущение, что Зак всегда держит под контролем свою жизнь, что бы ни случилось.

Супружеская измена.

Сын, ставший знаменитым хоккеистом и перебравшийся в Канаду.

Внук, которого он почти не видит.

Жена, которая именно жена, и ничего больше, – он с ней давно и намерен остаться с ней по старой привычке.

Однако Зак уверенно и свободно царит в этой жизни, довольный своим выбором, не знающий сомнений.

«Разве нет ничего такого, чего бы ему хотелось еще? Чего-нибудь, что пробуждает в нем жадность? Есть. Секс с Карин. Этого ему хочется еще. Но помимо этого?

Но я что-то забываю.

Сколько времени?»

Малин смотрит на дисплей мобильного. Скоро десять. Она гасит лампу, оставив мобильный включенным, и ощущает, как темнота охватывает ее со всех сторон – словно теплые долгожданные объятия.

«Два. Что-то должно было произойти сегодня в два часа, не так ли?

Но что?»

В своей квартире на Барнхемсгатан Оке Форс наливает себе чашечку кофе. Он только что разговаривал с агентом по недвижимости на Тенерифе – неожиданно нашелся покупатель на квартиру. Правда, денег предлагается несколько меньше, чем он рассчитывал получить, но в такие времена любое предложение – выгодное предложение. «Мы, вернее, я, – мысленно поправляется он, – знаю людей, которым за несколько лет не удалось найти ни одного покупателя, так что им пришлось остаться на острове, хотя они и мечтали вернуться в Швецию.

Но решусь ли я на это?» – думает он.

Продать.

«Кто знает, что сегодня произойдет у адвоката… А вдруг Малин придет в ярость, оттолкнет меня от себя, запретит мне встречаться с Туве?»

Он знает, что она мечтает узнать правду, что она всегда ощущала вокруг себя какие-то тайны и не раз открытым текстом просила его все ей раскрыть.

«Но не я несу за это ответственность», – думает Оке Форс и прихлебывает горячий кофе, в то время как ветер шевелит кроны деревьев под окном, и желто-зеленые почки, кажется, машут ему, намекая, что сегодняшний день – начало чего-то нового.

«Я скучал без Малин. Без Туве. Но я не скучаю по тебе, Маргарета, – думает он. – Все эти годы тебе удавалось вертеть мной, как ты хотела. Я следовал за тобой, не давал Малин обрести себя, и она теперь возненавидит меня за это.

Что будет теперь? Мне придется коротать жизнь в одиночестве под солнцем Тенерифе? Имею ли я право претендовать на то, чтобы они пустили меня в свою жизнь?

Помнит ли она о встрече сегодня у адвоката? Надо позвонить и напомнить».

Оке Форс подходит к телефону, висящему на стене в холле, набирает номер мобильного дочери и ждет.

Один звонок.

И хотя Малин ребенком никогда не жила в этой квартире, он видит ее шестилетней, бегающей по комнатам, по коврам, полностью поглощенной игрой, – красивая девочка с развевающимися волосами что-то радостно кричит, бегая по всему дому.