порядков и правил остро нуждается в философии, которая пока, увы,

на этот запрос толком не отвечает.

За редкими исключениями современные философы и философские

центры либо сами чураются таких занятий, либо не способны к ним

в силу обретенных интеллектуальных образцов и ориентиров, либо не

69 Связанный с этими чертами список «Семи сме шных философских грехов»

представлен в Приложениях.

254

допускаются теми, кто захватил монополию в обновлении социальных

порядков (прежде всего, чиновниками и «экспертами»).

Такова ситуация в мировой философии. Что это означает для

философии отечественной? Пытаться встраиваться и «догонять» (путь

«провинциальной философии»)? Развивать только свою особую

традицию (путь «туземной философии»)?

Допустим, что верен тезис о приоритетности задач производства и

обоснования новых социальных порядков и систем правил, проведения

границ допустимого, оправданного в сферах конфликта интересов,

ценностей, традиций. Тогда перспективный ход состоит

в первопроходческом движении именно в этом направлении. Причем

при непременном использовании достижений как мировой философии,

так и отечественной традиции мысли. Готовы ли мы к этому?

Разнообразие позиций

В начале 2000-х гг. мне уже приходилось структурировать пестрое

разнообразие философских голосов, звучащих в современной России

[Розов, 2002, раздел 7.1]. Были выделены несколько позиций (ниже

перечислены по распространенности, примерно оцененной по частоте

встречаемости в журналах «Вопросы философии», «Философия и

общество», «Логос», «Философские науки», «Вестник РФО»). Сейчас

же пришлось сделать лишь небольшие уточнения.

Державно-лоялистская позиция (с примыкающими к ней

православной, «патриотической», националистической, имперской и

ностальгически-советской):

главным источником философских суждений должны быть традиционные ценности величия России,

православия, могучего государства, сильной власти

в противопоставление западным «ложным» ценностям.

Западническая позиция включает четыре основные, отчасти

пересекающиеся фракции. Историко-философская классика

охватывает всех адептов европейской традиции от древнегреческих

философов до Поппера и Сартра (американская философская классика

Джемса, Пирса, Дьюи так и не завоевала популярности, тогда как

редкие отечественные приверженцы современного аналитизма ближе к

научно-философской позиции). Для общелиберальной позиции

главным источником философских суждений являются европейские

(они же «общечеловеческие») ценности истины, свободы, прав

личности, законности, справедливости и т. д. Характер обоснования

должен быть рациональным, пусть и не столь логически строгим, как

в точных науках. Есть также элитистская фракция (обитающая почти

исключительно в столичных центрах), участники которой утверждают

свое достоинство «посвященных» через изучение и комментирование

малоизвестных в России, часто непереведенных, трудных для

понимания трудов западной  мысли, как правило, 255

иррационалистического толка (вне мейнстрима либеральной

демократии, стремления к ясности и логичности). Скептическая

фракция (она же постмодернистская, деконструктивистская и т. д.):

никаких устойчивых оснований для философских или любых иных

суждений нет и быть не может; общий характер обоснования также

устанавливать бессмысленно; все вокруг и тем более философия —

сплошные дискурсивные игры, симулякры и т. п.

Научно-философская позиция (она же ценностно-нейтральная,

позитивистская и сциентистская): главным источником философских

суждений являются достоверные научные истины. К ней примыкает

аналитическая традиция, опирающаяся не на научные данные, а на

логический анализ высказываний. Общим является характер

обоснования, который должен быть ясным и логически выверенным.

Диалогическая  позиция (она же мультикультурная,

полицентрическая, экуменическая): главным основанием философских

суждений должен стать факт наличия не сводимых друг к другу и

самоценных культур,  между которыми нужно налаживать

равноправный диалог. Характер обоснования проблематичен,

поскольку любые претензии его установить чреваты незаконным

подавлением нормами одной культуры реального разнообразия

мыслительных образцов других культур.

Верна ли такая типология или нет, читатель может убедиться,

пытаясь квалифицировать любые попадающиеся ему на глаза

философские тексты (в том числе и данный текст), помня, однако, о

наличии промежуточных случаев, а также остаточных от прошлых

эпох и импортированных позиций, которые обычно синкретично

примыкают к вышеуказанным.

Представители этих позиций общаются в своем кругу, пишут для

своих аудиторий. Спора между позициями практически нет, разве что

презрительные замечания относительно чужаков в качестве сигнала «я

— свой и тоже от них отмежевываюсь».

Можно ли и нужно ли способствовать общему разговору,

дискуссиям между позициями? Сомнительно, что следует начинать

спор ради спора. Нужна какая-то горячая тема, когда никто уже не

может «отсидеться», не попытавшись заявить свою позицию в ее

обсуждении. К вопросам общего философского спора, условиям его

возникновения вернемся позже. Посмотрим вначале, как современные

российские философы, явно из разных позиций и явно не худшие,

пытаются начать разговор о своем предназначении в текущее «скудное

время».

256

Растерянность, амбиции и ростки понимания

Любопытной и показательной является видеозапись Круглого стола

с темами «Зачем философ в скудное время?» 70 и «Зачем философ

современности?» 71 , организованного Европейским университетом

в Санкт-Петербурге и Открытым философским факультетом 19 марта

2016 г.

Каждый из множества участников вынужден был за считаные

минуты выразить свои мысли и чувства, а ведь это гораздо больше

говорит о людях и настроениях, чем пространные тексты,

подготовленные для публикации. Хаос и разноголосие, сбои

коммуникации нормальны для такого рода собраний, тем более, когда

люди собираются в первый раз. Пересказывать речи — неблагодарное

занятие.

Отмечу только два основных настроя, которые систематически сталкивались.

Первый включает растерянность, признание своего и общего

непонимания происходящего, призывы к «скромности», отказ от

«первичности» и слишком высоких претензий философии. Здесь

плачевное состояние философии вполне соответствует «скудному

времени»: «исчрепанность всего того, что вдохновляло», «философия

разжалована из царей», «философ — это только слушатель и

артикулятор», «непонятно: сейчас сумерки заката или сумерки

рассвета», «философия только подшита к поэзии», «у философии есть

конкуренты, и они успешны», «философия не дает понимания мира

исторической действительности», «нужен образ зомби, у которого нет

опыта сознания», «философ способен только сохранять верность

(непонятно чему — Н. Р.) и мотать головой»,

«институционализированная философия слепа» и т. д., и т. п.

Самуничижительным и упадочным настроениям, которые, в целом,

доминировали, противостояли весьма высокие амбиции, что

выражалось в таких словах: «начало философии — преодолеть хаос и

смуту», «философия должна решать судьбы человечества»,

«философия — истина в режиме откровения», «философ должен быть