Если вы хотите полюбоваться занимательным зрелищем, и к тому же совершенно безвозмездно, мой вам совет: поезжайте-ка на праздник Пурим в Касриловку. Снимите номер в любом заезжем доме, садитесь у окна и глядите на улицу. Перед вашим взором развернется любопытная картина. С раннего утра шлепают по грязи мальчики и девочки, повязанные платочками, в большинстве босоногие, хоть на дворе еще холодновато и порошит снежок. Как затравленные мыши, бегают они торопливо из дома в дом, держа в руках большие подносы, тарелки и тарелочки, блюдца и блюдечки, покрытые белыми салфетками. Это дети разносят по домам приобретенные у Ривеле гостинцы, которыми обмениваются касриловские хозяйки.

— Ите-Лея прислала мне два пирога, царский хлебец, один пряник и два кренделечка с миндалем, а я ей — один пирог, два царских хлебца, два пряника и один кренделек с миндалем. Енте-Мирл прислала мне подушечку, два тортика, два хлебца с изюмом и один маковник, а я ей посылаю две подушечки, один тортик, один хлебец с изюмом и два маковника.

Так комбинируют касриловские хозяйки, посылая друг дружке гостинцы. Надо проявить много сообразительности и такта, чтобы никого не обидеть, чтобы все вышло прилично, чтобы не ударить лицом в грязь и в то же время соблюсти точное равновесие между полученным и отсылаемым гостинцем. И так как обитатели местечка живут меж собой дружно, то и подарки приходится рассылать во многие дома. Силами одних только своих ребятишек или служанки с такой работой не справишься. Приходится прибегнуть к помощи чужих детей. В этот день большой спрос на бедных мальчиков и девочек, у которых быстрые ножки и сильное желание заработать несколько грошей к предстоящему празднику Пасхи.

Счастливы те родители, у которых много мальчиков и много девочек! Таких счастливцев в Касриловке немало. Но счастливее всех семья золотопрядов: вряд ли даже в Касриловке вы найдете еще одну семью, где было бы столько мальчиков и девочек, как у долговязого Нафтоле. Сколько именно у него душ, точно не могу вам сказать. Считать чужих детей никому не положено. Пусть растут на здоровье! Кому они мешают? Зимою они всей гурьбой, босые и голые, лежат за печкой, тесно прижавшись друг к другу, сплетясь ручонками и ножками. Летом с утра до вечера валяются на улице, в мусоре и грязи, играют в кошки-мышки, пекут «печенье» из глины, бегают вперегонки и т. п. А то вдруг «запускают дождь», то есть подымают такую пыль, что задохнуться можно, а на улице становится темно. На детей, конечно, обрушиваются колотушки, подзатыльники, пинки и оплеухи вперемежку с градом самых причудливых проклятий, каких ни в одном словаре не найдешь:

— На костылях бы вам ходить! Вверх ногами бы вам стоять!.. С кровавыми ранами бы вам лежать! Чтоб вас черви ели!

Зато с наступлением праздника Пурим дети чувствуют, что и они чего-нибудь да стоят, даже очень стоят. Обычно касриловские дамы, заблаговременно заказывая у Ривеле сладости, заодно уж договариваются насчет кого-нибудь из ее детворы — мальчика или девочки — для разноски гостинцев. И дети Ривеле — мальчики и девочки — быстро несутся по улицам местечка с подносами, тарелками, блюдечками, покрытыми белыми салфетками. Щечки их пылают, глазки блестят, на лбу пот выступает. Нередко встречаются они друг с другом на топкой улице, но им некогда остановиться хоть на минуту поглазеть, что за гостинцы лежат в тарелке у братишки или сестренки. Только мимоходом обмениваются они краткими репликами, смысл которых постороннему человеку не всегда понятен:

— Петелеле! Куда?

— К толстухе Лейце. А ты, Кривоножка?

— К Алтерихе-макаронщице… Что-нибудь перепало?

— Еще бы! А тебе?

— У меня уже есть целковый, и два двугривенных, и пятиалтынный, и еще двенадцать грошей. А у тебя сколько?

— Некогда было считать. Но боюсь, что больше, чем у тебя.

— Утри нос!

— Сломай себе шею!

И расходятся в разные стороны.

Обыватели местечка давно уже восседают за торжественной трапезой, распевая вслух «Розу Иакова»[54], либо наслаждаются игрой комедиантов с долговязым Нафтоле во главе. А детишки Нафтоле все еще шмыгают из дома в дом и разносят гостинцы, получая за это по нескольку грошей. Хозяева подтрунивают над ребятишками:

— Мальчонка, поди-ка сюда! Чей ты? Не сынок ли Нафтоле?

— Да, Нафтоле.

— Ну, как? Сколотил сотнягу за сегодняшний день или чуть поменьше?

— Хи-хи!

— Скажи, не стесняйся!

— Хи-хи!

— Полюбуйтесь-ка на него! Смех смехом, а придет домой, вытряхнет полные карманы золота… Такая уж семья — золотопряды!

Во всем местечке давно уже кончилась торжественная трапеза. Обыватели собираются на покой, а многие уже спят крепким сном и аппетитно храпят после стаканчика вина, пропущенного ими на радостях в честь избавления от заклятого врага — Амана. Одна только семья лишь теперь садится за стол справлять трапезу. Разрезана на куски плетеная булка, и живо, весело все разом принимаются за еду.

Это — золотопряды.

Все проголодались и до того устали, что ног под собой не чуют. У всех есть что порассказать, у каждого — куча происшествий.

Нафтоле нахвалиться не может на своих комедиантов: они сегодня играли на редкость хорошо, прекрасно! Один только Вашти чуть-чуть подгадил, перепутал текст в одном месте.

— Лихорадка бы его трясла до самой Пасхи, этого Вашти! Сколько ни учишь бездельника говорить: «Моего безбожника супруга», у него всегда получается: «Милого сапожника и друга». Какой там сапожник, сто чертей твоей бабушке! Но что поделаешь с гнусавым? Говори не говори — один черт!

Так рассказывает Нафтоле. Рассказы Ривеле куда интереснее. В них речь идет о жадных покупательницах, которые торгуются до одури. А одной даме вздумалось даже обжулить ее на один тортик.

— Положим, я не из тех, что дают себя обсчитать! «Сколько, говорю, тортиков вы отложили, мадам?» — «Четыре», — отвечает она. «Ну, а пятый куда девался?..» Покраснела как рак и говорит: «Какой же это, с позволения сказать, тортик?» — «А что же это? Будильник?» — «Я, — говорит, — думала, что это медовый пряник». — «А медовый пряник, — говорю, — это, по-вашему, — собака?..»

Так рассказывает Ривеле. Рассказы Нойаха, естественно, вращаются вокруг трещоток.

— В нынешнем году был особенно большой спрос на трещотки. Нарасхват брали трещотки. Всем только и подавай трещотки, трещотки, трещотки! У меня вчера к полудню не осталось уже ни одной трещотки. А покупатели так и прут, требуют трещоток. «Нет у меня трещоток», — говорю я одному покупателю. «Знать ничего не желаю, — отвечает он сердито. — Хоть из-под земли достань, а дай мне две трещотки». — «Где же, — отвечаю, — я вам возьму трещотки?» — «А куда, — говорит, — девались все твои трещотки?..»

— Перестанешь ты, наконец, трещать о своих трещотках?.. — прерывает Нойаха отец.

Опустив глаза, Нойах наклоняется низко-низко и сморкается под столом. Малышам только этого и надо! Пришел наконец их черед поделиться впечатлениями дня, поведать о своих удачах. Им есть что порассказать — хватит до самой Пасхи. Но до Пасхи еще целый месяц, а они смертельно устали, пора отдохнуть.

Малыши улеглись на своем обычном месте — за печью. Как снопы, повалились они на пол и мигом погрузились в сон — блаженный сон счастливых людей, которым выпал на долю радостный и полный удач трудовой день.

Давно уже перевалило за полночь. В глубокий сон погрузились обитатели местечка после веселой и обильной пуримской трапезы. Только два человека бодрствуют и даже не помышляют о сне. Это — наши золотопряды: долговязый Нафтоле и его супруга Ривеле-сластена. Тихо заперли они дверь, занавесили окна и принялись подсчитывать кассу. Надо привести в ясность, сколько денег принесли домой в этот счастливый день все большие и маленькие золотопряды. Супруги считают и пересчитывают и никак сосчитать не могут. То муж собьется с толку, то жена напутает. Они злятся, говорят друг другу колкости.