Литмир - Электронная Библиотека

В кирхе, кроме многочисленных холодных испытаний, проливок и калибровок, Фридрих Артурович провел около 50 горячих пусков своего двигателя.

В эти дни Фридрих Артурович в гулкой своей кирхе переживал необыкновенный духовный подъем. Может быть, впервые после планера в сарайчике на улице Бартас он созидал, строил, монтировал, его крючки в тетради становились металлом, живым, горячим. Пусть это только начало, но ведь главное — он начал! Следующий двигатель будет совершеннее и мощнее, а следующий уже можно будет испытывать на космическом корабле. Дело пошло! Вперед, на Марс!

В кирху приходил В.П. Ветчинкин, подбодрял, хвалил, воодушевлял. А.Л. Чижевский писал, как радовались все ракетчики, и прежде всего сам К.Э. Циолковский, этому ракетному малышу. Однажды, когда Цандер был в Центральном совете Осоавиахима на Никольской улице, к нему подошел молодой коренастый кареглазый парень, внимательно, быть может, чуть дольше, чем это принято, разглядывал его и спросил серьезно, даже строго:

— Вы Цандер? Не могли бы вы рассказать мне о вашем двигателе? Моя фамилия Королев…

«Инженер М.С. Лось приглашает желающих лететь с ним 18 августа на планету Марс. Явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная, дом 11, во дворе». Это объявление из первой главы фантастического романа «Аэлита» придумал Алексей Толстой как раз тогда, когда Цандер рассчитывал на Даниловском кладбище свой космический корабль.

«Ко всем, кто интересуется проблемой «межпланетных сообщений», просьба сообщить об этом письменно по адресу: Москва, 26, Варшавское шоссе, 2-й Зеленогор-ский пер., д. 6, кв. 1. Н.К. Федоронкову». Это объявление, вполне реалистическое, было помещено в газете «Вечерняя Москва» 12 декабря 1930 года.

На объявление инженера Лося в «Аэлите» откликнулся один человек. На объявление в «Вечерней Москве» — более 150. Несмотря на язвительные насмешки маловеров и улюлюканье газетных карикатуристов, ряды «межпланетчиков» ширились. Тут важно понять пульс, нерв времени, в котором все эти события развивались. Не только ведь в ракетах дело. Это были годы, когда Андрей Туполев построил первый цельнометаллический самолет, когда Чарльз Линдберг перелетел через Атлантический океан, когда Александр Фридман и Павел Федосеенко подняли советский аэростат на 7400 метров. В марте 1926 года великий затворник и конспиратор Роберт Годдард запустил на ферме своей тетки Эффи близ Оберна в штате Массачусетс первую ракету на жидком топливе. В Ленинграде Валентин Глушко в долгой серии горячих испытаний своих ЖРД все ближе подбирался к желанному совершенству. Весной следующего года автомобильный король Германии Фриц Опель уговорил замечательного «межпланетчика» Макса Валье участвовать в серии рекламных спектаклей ракетных автомобилей на гоночном треке под Берлином. 17 мая 1930 года во время испытания нового ракетного двигателя осколок взорвавшейся камеры сгорания нанес смертельное ранение Максу Валье — так он открыл список жертв космонавтики.

Вот они — детали времени, определяющие цандеровское нетерпение. Ни думать, ни говорить ни о чем другом, кроме своего двигателя, он не может. Понимает: надо все бросить и заняться только этой работой, так, как девять лет назад он бросил завод «Мотор» ради межпланетного корабля. Но тогда он был свободен, одинок, он мог позволить себе голодать. Сейчас у него семья, и, сколь ни оправдана его жертвенность, нельзя же, чтобы из-за нее голодали дети! Надо убедить НАМ в необходимости его полного переключения на испытания ОР-1! Как? Где взять слова?

Нашел! Запись в дневнике от 25 февраля 1931 года: «Техническое совещание у тов. Белявского по вопросу работы по р. д. (ракетному двигателю. — Я.Г.). Присутствовали: Белявский, Кравцов из НИИ, Масленников, М.П. Оглоблин, Е. Розанов. Решили меня вполне освободить для работы по ракетам». Еще раньше — 15 января — Фридрих Артурович, который к этому времени ведет занятия в только что организованном Московском авиационном институте, записывает: «Заседание совместно с Чупаевым, Федуловым, Ефремовым и Ивановым, организация секции реактивных двигателей. Меня выбрали начальником».

В это же время в Осоавиахиме возникло Бюро воздушной техники. Его председателем стал Яков Емельянович Афанасьев, член партии с 1918-го, недавно окончивший академию имени Жуковского и принимавший участие в составлении первого пятилетнего плана авиапромышленности. В 38 лет Афанасьев уже носил три ромба военного инженера воздушного флота высшего ранга. Новое бюро быстро обрастало активом, весьма пестрым по составу, подготовке и интересам. Единственно, что объединяло всех, — желание летать. На чем, как и куда — это уже детали. Постепенно актив расслоился по интересам, образовав четыре группы. Первая занималась конструированием легкомоторных самолетов, вторая помогала эти самолеты строить, третья объединила «стратосферщиков», проектирующих рекордный стратостат «Осоавиахим-1». Наконец, четвертую составили «межпланетчики». Называлась она ГИРД — Группа изучения реактивного движения. Позже ее стали называть Центральной, потому что подобные группы почти одновременно образовывались во многих крупных городах страны: Ленинграде, Тифлисе, Баку, Нижнем Новгороде, Оренбурге, Днепропетровске и других городах.

Вот в это время новой волны бурного энтузиазма и солнечного оптимизма и познакомился Цандер с молодым, только что окончившим МВТУ имени Баумана инженером Сергеем Королевым.

Ни Королев, ни Цандер не подозревали тогда, какое важное значение для технического прогресса человечества — да, да, всего земного человечества — имела эта встреча. Королев был для Цандера олицетворением новой эпохи, нового человека — тарана, все сокрушающего и пробивающего ради достижения своей цели. Цандер просил — Королев требовал, Цандер искал — Королев брал, Цандер верил в будущее, Королев — в настоящее. Они работали вместе совсем мало — около года, но на всю свою, увы, тоже не столь уж долгую жизнь Королев понял, что существуют люди, которых нельзя купить, ибо им неизвестна цена так называемых «благ жизни», их нельзя обмануть, ибо они так чисты, что ложь не прилипает к ним, нельзя переубедить, ибо убеждения их составляют самою их суть и измена равнозначна смерти. Во многом вся жизнь Королева после смерти Цандера — поиск и воспитание таких людей, каким был этот, ни на кого не похожий зеленоглазый человек в парусиновых полуботинках с кожаными носами…

Как и Цандер, Королев искал единомышленников, хотя о полете на Марс не думал. С юных лет увлекаясь планеризмом, построив под руководством А.Н. Туполева легкомоторный самолет, Королев работал на авиазаводе и считался подающим надежды авиаконструктором. В апреле 1931 года в газете о нем писали: «…известным инженером С.П. Королевым… сконструирован новый тип легкого двухместного самолета». Казалось бы, место Королева в Осоавиахиме — среди «легкомоторщиков», однако он пришел к «межпланетчикам».

Для Королева межпланетный корабль Цандера, о котором он, конечно, знал, был предельным вариантом сверхвысотного самолета, финалом многолетнего последовательного совершенствования, концом всей работы, а не началом ее, как у Фридриха Артуровича. Такое утверждение может показаться спорным, поскольку сегодня имя великого конструктора, ставшего родоначальником практической космонавтики, мы прежде всего связываем с именем Циолковского, с его идеями о космическом будущем человечества. Сам Королев говорил, какое огромное впечатление оказало на него знакомство с этими идеями. Однако само понятие — «идеи Циолковского» — не следует сужать. Ведь наряду с хрестоматийным наброском космической ракеты Циолковский говорит и об авиационном первородстве ракетоплавания. Во вновь изданном в 1926 году классическом труде Константина Эдуардовича «Исследование мировых пространств реактивными приборами» Цандер видел только свой марсианский корабль, а Королев читал другое — нечто абсолютно созвучное его мыслям: «Обыкновенно идут от известного к неизвестному: от швейной иглы к швейной машине, от ножа к мясорубке, от молотильных цепов к молотилке, от экипажа к автомобилю, от лодки к кораблю. Так и мы думаем перейти от аэроплана к реактивному прибору — для завоевания Солнечной системы». Через год Циолковский снова возвращается к той же мысли: «Преобразованный аэроплан будет служить переходным типом к небесному кораблю».

35
{"b":"552336","o":1}